Страница 174 из 282
Сашка[881] у нас завтракал, — у него 3-недельный отпуск. Он живет в Ц.С. с женой и матерью. Он ничуть не изменился и по-старому дразнил Ольгу. — Были в лазарете, сейчас собираемся немного прокатиться. Вчерашний вечер я провела дома — Аня читала мне вслух, а я работала. Погода все время меняется, и оттого щека моя несколько припухла. Это незаметно в моем сестринском одеянии, и я могу поехать кататься, накрыв свой головной убор черной шалью, но завтра в Верх. Совете буду не очень хороша. — Посылаю тебе розы, они из милого Петергофа, а душистый горошек — здешний; они так восхитительно пахнут, что я не могу не послать тебе немножко. Моя радость, мое счастье, я вспоминаю тебя так часто! Осыпаю тебя страстными, нежными поцелуями. — Кинематографические снимки Эрзерума и Трапезонда были очень интересны; некоторые очень хороши, но иные так темны, что едва можно было что разглядеть. Следовало бы хоть один раз дать для всех юмористическую программу, чтоб солдаты могли посмеяться, их была масса на этом сеансе.
А теперь, мой дорогой муженек, мой родной, прощай и да благословит тебя Господь! Извини за скучные письма, но увы! ничего нет интересного. Шлю тебе самый нежный привет, мысленно прижимаю тебя к груди и кладу твою голову на мое сердце.
Навеки всецело
Твоя.
Ц. ставка. 8 июня 1916 г.
Моя нежная голубка!
Бенкендорф сегодня уезжает. Ему очень хочется отвезти тебе письмо, так что я посылаю тебе эту открытку и веточку акации. Сегодня годовщина моего приезда в Вальтон на Ф. в 1894 г. Каким все это кажется далеким! С нежной и страстной любовью.
Навеки твой
Ники.
Ц.С. 9 июня 1916 г.
Мой голубчик!
Нежно благодарю тебя за твою дорогую открытку, которую мне только что передал Бенкендорф. Я рада, что он нашел вас обоих в добром здоровье, хотя погода плохая и у вас, и даже там — на фронте. — Мы сейчас спешим в город — прямо в Верховный Совет, оттуда вернемся к чаю, так как Павел хочет приехать проститься с нами, он завтра уезжает. — Были в лазарете, вчерашний вечер тоже провели там, а потому я до этого посидела с ней часок, так как она, по-видимому, чувствовала себя обиженной тем, что я ухожу, хоть и понимала меня; сегодняшний вечер мы проведем с ней вместе. — Я вижу по газетам, что дорогая матушка разъезжает. Она была, кажется, у старухи Браницкой[882] в Б.Ц. — Завтра наши молитвы встретятся в Тобольске. — Милый, я велела Зайончк.[883] передать Волжину, чтоб он выехал, — они не получили никакого ответа от тебя (он тоже писал тебе, насколько мне известно), и я сказала, что я уверена в том, что таково твое желание, так как принято, чтоб ездил обер-прокурор, а не товарищ. Надеюсь, я правильно поступила, говоря так — ему следовало самому это знать, но так как это очень далеко, то он думал, что он может быть нужен здесь и т.д. Элла, увы, не поехала, я в этом была уверена. — Мы завтракали на балконе, но было довольно холодно — неприветливая погода. Такое странное лето.
Да, дорогой Вальтон! Какие с ним связаны дивные, нежные воспоминания! Ах, дорогой мой, как безгранично я тебя люблю, больше, чем могу выразить — ты моя жизнь, мой Солнечный Свет, мой единственный и мое все! — Бог да благословит и защитит тебя! Осыпаю тебя нежными поцелуями. Навсегда, муженек мой, твоя старая детка
Аликс.
Ц. ставка. 9 июня 1916 г.
Мое сокровище!
Вчера у меня было столько дела, что не успел написать тебе настоящего письма. — Сегодня тоже буду занят, так как должен принять старика Куломзина, Маркова[884], министра по делам Финляндии, и генерала Стаховича[885]. — Это займет все мое время до обеда, а вечером придется, по обыкновению, спешно просмотреть все свои бумаги и лечь очень поздно. Вчера я лег только в 2 ч. ночи.
Силаеву протелеграфировал, просив его продолжать свой курс лечения, так как время у него на это имеется.
Немцы подвозят к Ковелю все больше и больше войск, как я этого, впрочем, и ожидал, и теперь там происходят кровопролитнейшие бои. Все наличные войска посылаются к Брусилову, чтобы дать ему как можно больше подкреплений. Опять начинает давать себя чувствовать этот проклятый вопрос о снарядах для тяжелой артиллерии. Пришлось отправить туда все запасы Эверта и Куропаткина; это вместе с большим передвижением войск очень усложняет работу наших железных дорог и штаба. Но Бог милостив, и я надеюсь, что через несколько дней или через неделю этот критический момент пройдет!
Погода совсем непонятная — один день прекрасный, а другой льет дождь. Поезд опоздал, поэтому твое письмо только что принесли. Нежно благодарю тебя, моя любимая, моя душка-женушка.
Храни вас Господь! Нежно целую.
Навеки весь твой
Ники.
Царское Село. 9 июня 1916 г.
Мой возлюбленный ангел!
Берусь за письмо к тебе прежде, чем лечь в постель. Я просила Аню написать, так как ей велено передать тебе 5 вопросов, ей легче написать о непосредственно слышанном. Хочешь ли ты, чтоб я послала за Штюрмером и поговорила с ним об этих делах, чтобы все наметить? Если да, то немедленно протелеграфируй мне: согласен на твое предложение, — тогда я в воскресение приму его, все обсужу и велю ему спросить, когда ты сможешь его принять. Наш Друг надеялся, что ты приедешь теперь на два дня, чтобы решить все эти вопросы. Он находит чрезвычайно важным скорее все это обсудить, в особенности — вопрос № 1 (о Думе). Помнится мне, я тебе говорила, что Шт. просил тебя распустить их возможно скорее, велеть им разъехаться по деревням и следить за ходом полевых работ. — Только поскорее вызови Ш., так как уж очень медленно все делается. Ты можешь дать ему на просмотр бумагу Михень.
2) Относительно отставки Оболенского[886] — почему бы не назначить его куда-нибудь губернатором? Только где тот подходящий человек, который мог бы заменить его? Он никогда не выступал против Гр., а потому последнему тяжело уже просить об его отставке. Но он говорит, что Оболенский, действительно, ровно ничего не делает, а между тем надо возможно скорее серьезно заняться вопросом о подвозе продовольствия — снова на улицах стоят длинные хвосты перед лавками.
3) Не было ли бы умнее передать весь этот вопрос о продовольствии и о топливе министру внутренних дел, которого это ближе касается, нежели министра земледелия? Министр внутренних дел имеет всюду своих людей, он может давать приказы и непосредственные инструкции всем губернаторам, — в конце концов все ведь находится под его началом, и Кривош. взял все это в свои руки исключительно из корыстолюбия — мне не хочется приписывать ему еще худших намерений. Я помню, что молодой Хвостов тоже полагал, что было бы лучше передать это дело в ведение министра внутренних дел. Это один из серьезнейших вопросов, иначе топливо страшно поднимется в цене.
4) Относительно Союза городов. Ты не должен больше выражатьим свою личную благодарность, нужно под каким-нибудь предлогом теперь же опубликовать сведения относительно всего, что ими делается и, главным образом, то, что ты, т.е. правительство, даете им средства, а они свободно растрачивают их это твои деньги, а не их собственные. Общество должно это знать. Я неоднократно говорила с Ш. по этому поводу, как бы это огласить — путем ли издания указа Ш. от твоего имени или в форме его доклада тебе? Я снова обсужу с ним этот вопрос, так как они стремятся взять на себя слишком крупную роль, — это становится политически опасно и против этого уже теперь следует принять меры, иначе со временем придется слишком многое менять зараз.
881
Воронцов-Дашков А.И.
882
Браницкая Мария, жена графа Михаила Браницкого, после занятия Варшавы немцами проживала в своем имении в Белой Церкви.
883
Зайончковский Николай Чеславович, товарищ обер-прокурора Синода.
884
Марков Владимир Иванович, министр, статс-секретарь по делам Великого княжества Финляндского.
885
Стахович Павел Александрович, управляющий государственным коннозаводством.
886
Оболенский А. Н., петроградский градоначальник.