Страница 105 из 282
Затем приняла четырех моих стрелков, — посылаю тебе их имена, — прямо молодцы — один бежал, но его поймали, 50 человек уже вернулись — через Бельгию и Голландию, — теперь они там одного оставили в качестве переводчика, — с ними хорошо обращались, заботились о них, кормили и одевали. Они шли ночью по компасу. Их взяли в плен 11 ноября прошлого года. Брат Выкрестова тоже с ними, только под другим именем и одетый солдатом, так легче бежать. Один из них, Знаменец[505], рассказывал, что они сохранили клочки знамени и верхушку его, которую старый фельдфебель не успел сжечь. Видела также Ольгиного командира.
Аля со своими двумя детьми пробыла у нас 3/4 часа, что меня сильно утомило. Если увидишь Н.П. наедине, посоветуй ему быть осторожным насчет книги Джунковского, из-за Дрентельна, который может сделать из этого грязную историю. Только Дрентельн ни за что не должен знать, что это идет от А. Хвост, и Бел. обедают у А. Это, по-моему, напрасно, — похоже, что она хочет играть роль в политике. Она так горда и самоуверенна, и недостаточно осторожна. Но они просили ее принять их. Вероятно, опять надо что-нибудь передать, и они не знают, как это сделать иначе, а наш Друг желает, чтобы она жила исключительно для нас и для таких вещей.
Сокровище мое, должна кончать теперь. Да благословит и сохранит, и да подаст тебе мудрость Господь! Какие новости относительно Румынии и Греции? Хотелось бы, чтобы нашим летчикам удалось что-нибудь сделать в Болгарии на железной дороге и на Дунае, куда немцы столько всего навезли! Интересно, приедет ли Кирилл туда вовремя и удачно ли — это очень важно. Без конца целую, нежно люблю и тоскую.
Навсегда твоя старая
Солнышко.
Царское Село. 3 ноября 1915 г.
Мой любимый,
Начинаю мое письмо сегодня вечером, чтобы не забыть просьбы Хвостова, переданной мне через А.
I. Оказывается, старик предложил министерство[506] Наумову[507] в такой нелюбезной форме, что тот отказался. Хвостов виделся после этого с Наумовым и уверен, что тот согласится и будет счастлив, если ты его просто назначишь. Он очень порядочный человек — он нам обеим нравится. Белецкий, кажется, раньше работал с ним. Так как он очень богат (его жена — дочь Форосского Ушкова[508]), то не будет брать взяток. А тот, кого предлагал Горемыкин, немногого стоит — я забыла его имя.
II. Затем о Родзянко из Думы. Хвостов находит, что ему надо бы дать теперь орден. Это ему польстило бы, а вместе с тем, он упал бы в глазах левых тем, что принял от тебя награду. Наш Друг говорит, что это было бы правильным образом действий. Конечно, это очень несимпатично, но — увы! теперь времена такие, что нужно из благоразумия делать такие вещи, которых бы не хотелось делать.
III. Затем он просит, чтобы не сменяли сейчас московского полицмейстера, потому что у него много нитей в руках, так как он принадлежал раньше к сыскной полиции. Наш Спиридович[509] туда не подойдет. Оказывается, он вторично женился на какой-то сомнительной особе, бывшей исполнительнице цыганских песен, — так что ему, кажется, предлагают губернаторский пост подальше.
IV. Просит тебя не ссылать Ксюнина[510] в Сибирь, так как два генерала дали ему ложные известия о нашем десанте в Болгарии (он передаст тебе имена). Он талантливо пишет в газетах — достаточно будет выговора.
V. Получил ли ты телеграмму от какой-то женщины с советом заточить меня и Эллу в монастырь? Он что-то об этом слыхал, и если это правда, то желательно было бы, чтоб за ней наблюдали и выяснили, кто она такая.
Это, кажется, все. Он боится встречи с Дрентельном и находит, что не может подать ему руки после такого письма (попроси его показать тебе это письмо); если ты его заставишь, то он должен будет послушаться, — а если нет, то публика будет недовольна и будет об этом говорить. Мне так жалко этого бедного человека! Он привез мне твои секретные маршруты (от Воейкова), и я никому ни слова об этом не скажу, только нашему Другу, чтобы Он тебя всюду охранял. Только бы Кирилл имел успех! Наш Друг сказал еще одну вещь, а именно: если будут предлагать большие суммы (с тем, чтобы получить награды), их нужно принимать, так как деньги очень нужны; поощряешь их делать добро, уступая их слабостям, и тысячи от этого выигрывают, — верно, но все-таки это безнравственно. Но в военное время все по-иному. Поговори с Хвостовым о Живахе (неужели я до сих пор неверно пишу это имя?) Андр.[511] передал все не совсем так, как было.
4-го ноября.
Густой снег выпал за ночь, все бело, термометр на нуле.
Ты получишь это письмо за несколько часов до своего отъезда. Да сохранит тебя Бог под Своим Покровом, и да охранят тебя и дорогого Бэби ангелыхранители, св. Николай и Пресвятая Богородица! Сердцем и душой буду все время вблизи вас. Как тебе будет интересно! Если тебе представится возможность, то передай мой привет и благословение моим Крымцам, а также офицерам Нижегородского полка через Ягмина. Как бы мне хотелось быть вместе с тобой — столько переживаний!
Я читала в “Новом времени” краткое описание очевидца из Риги. Я не могла читать без слез. Что же чувствуют те тысячи, которые видят тебя и Бэби вместе, таких простых и доступных? Могу себе представить, как глубоко ты все это переживаешь, мой дорогой. Слава Богу, что ты теперь командуешь и сам себе начальник! Посылаю тебе цветы, чтобы они сопровождали тебя в твоем путешествии. Они стояли у меня сегодня в комнате и дышали тем же воздухом, что и твое старое Солнышко, — фрезии долго держатся в воде.
Если ты увидишь наших любимых матросов и моих великанов, то вспомни нас и поклонись им от нас, если представится случай. Я надеюсь, что погода будет хорошая и теплая и что твоя поездка принесет много пользы. Вероятно, Ольга Евгеньевна будет откуда-нибудь за тобой наблюдать, так как она живет в Одессе.
Если ты получишь какие-нибудь достоверные известия о Румынии или Греции, то будь ангелом и сообщи их мне. Елена[512] боится за своего отца, потому что он сказал, что в случае несчастия он умрет со своей армией или покончит с собой.
Игорь рассказал нам это за завтраком — он говорит, что с бедной тетей Ольгой[513] нельзя касаться в разговорах Греции.
Обоих вас мне недостает этот раз более, чем когда-либо. Так стремлюсь к тебе, только бы слышать твой милый голос, смотреть в твои дорогие глаза и чувствовать твое дорогое присутствие! Слава Богу, что Бэби с тобой (он тебя утешит) и что он в таком возрасте, что в состоянии тебе сопутствовать. Хороню мою тоску по тебе в своей усталой душе и больном сердце — невозможно привыкнуть к таким разлукам, особенно когда остаешься дома одна. Но все же хорошо, что тебя здесь нет — “атмосфера” тяжела и удушлива. Я очень жалею, что твоя матушка вернулась в город. Боюсь, что прожужжат ей, бедной, уши нехорошими сплетнями. О, милый, до чего я устала в этом году от жизни и постоянных тревог и страхов! Хотелось бы заснуть на время и забыть все и этот ежедневный кошмар. Но Бог поможет! Когда себя плохо чувствуешь, все это еще более угнетает, — хотя другие этого и не видят. Наш Друг находит, что Хвостов не должен бы подавать руки Др. после такого дерзкого письма. Но я думаю, что Др. будет сам избегать его. Очень жаль бедного толстяка[514].
505
Знаменщик.
506
Министерство земледелия.
507
Наумов Александр Николаевич, министр (управляющий) земледелия, как выяснилось позднее, активный масон.
508
Владелецимения “Форос” в Крыму.
509
Спиридович Александр Иванович, генерал-майор, бывший начальник отдельного корпуса жандармов, управляющий дворцовой комендатурой, сопровождающий Царя в ставку.
510
Сотрудник “Нового времени”.
511
Андронников М.М.
512
Елена Петровна, дочь сербского короля, жена Великого князя Иоанна Константиновича.
513
Греческая королева, вдова Георга I.
514
Хвостов А.Н.