Странности любви

— Я аплодирую вам. В каком-то смысле женщины-агенты куда эффективнее мужчин. В конце концов, вы оказались способны использовать мое сердце и ваше тело как смертельное оружие против меня, чего никогда не смог бы сделать мужчина. Вы залезли в мою постель и заставили меня сдаться без единого выстрела.

— То, что я оказалась в вашей постели, никак не связано с порученным мне расследованием! — Сжимая и разжимая упавшие по бокам кисти рук, она боролась с подступившими слезами. — Я понимаю ваше негодование, но, взявшись помогать вам, я рискую жизнью, моим положением агента, безопасностью страны. Не могли бы вы в ответ немного доверять мне?

Тристан засмеялся тем же неприятным и неискренним смехом, что и раньше:

— Как доверяли мне, когда собирали улики против меня? Когда притворялись, что я вам небезразличен?

Слезы хлынули у нее из глаз, как она ни старалась их удержать.

— Я никогда не притворялась. Несмотря на улики, несмотря на подозрения, я полюбила вас. Это правда.

Следующая обличительная фраза, готовая сорваться с губ Тристана, осталась невысказанной. Она была неравнодушна к нему? Даже когда следила за каждым его движением? Даже когда собирала факты, которые могли стоить ему жизни?

Если это правда, значит, она пошла против всего, чему ее учили. Это значит, что все, происходившее между ними, было настоящим, а не уловкой, способом заманить егов ловушку.

Но так ли это? Или снова обман?

— Почему я должен этому верить? — поинтересовался он.

Дрожащей рукой Мередит вытерла слезы:

— Я не могу сказать вам почему, могу лишь сказать, что каждый раз я изо всех сил старалась найти доказательства вашей невиновности. Я пыталась найти других подозреваемых. Несколько дней я провела в надежде, что виноват Филипп, а не…

Тристан заволновался, подумав о своем брошенном в тюрьму друге:

— Филипп? Вы думали, что это дело Филиппа?

Она кивнула:

— Я надеялась на это. Были основания. У него была возможность впутать вас, действовать от вашего имени, тайно от вас. — Она вздохнула. — Но как я ни старалась отыскать улики против Филиппа, подозренияне оправдались. Тогда я попыталась найти другие объяснения, почему вы оказались замешаны в государственной измене. Я надеялась доказать, что Девлин шантажировал вас или что вы предпринимали какие-то действия, не подозревая об их последствиях.

Он скрестил на груди руки, кипевший в нем гнев начал остывать.

— Я польщен, что вы такого высокого мнения о моей сообразительности.

— Мне хотелось верить, что вы простодушны, и не считать вас лжецом и убийцей, — выпалила Мередит, сверкая глазами. — Но надежды всякий раз оказывались напрасными.

— И поэтому вы передали меня в руки властей?

Она медленно кивнула:

— Чтобы спастись самой и в целях проводимого расследования. Слишком сильно оказалось задето мое сердце. Я… я… — Ее голос прервался, она отвернулась.

Тристан схватил ее за руку и мягко повернуллицом к себе. Он не мог дать ей уйти. Ему необходимо было посмотреть в глаза Мередит, увидеть ее лицо. Ему необходимо было понять, правду ли она говорила.

— Что вы сделали? — спросил Тристан, с радостью обнаруживая, что она задрожала от его прикосновения. У него снова появилась надежда, что она была искренна. Что она хотела его. Волновалась за него.

Любила его.

Прежде чем Мередит наклонила голову, он заметил, что ее глаза сделались темными и опасными.

— Я уже настолько не могла противиться своему сердцу, что готова была полностью пренебречь доказательствами, — продолжала она. — Я делала попытки защитить вас от Девлина, от моих начальников, я даже пыталась игнорировать то, что сама обнаружила. Я даже хотела… я хотела уничтожить улики. Эмили и Ана прислали мне материалы, подтверждающие вашу виновность, и я чуть было не сожгла их. На какой-то миг я решила притвориться, что их не было, и попытаться убедить вас бежать со мной.

Тристану вдруг стало понятно, отчего потемнело ее лицо. То был стыд. Любовь к нему привела ее к самому краю пропасти, она чуть не предала все, во что верила.

Два чувства охватили его. Первое — ужас. Ужас, что владевшая им жажда возмездия завела ее так далеко. Его ложь, его поступки заставили Мередит пойти против собственной совести.

Но сквозь ужас пробивалось другое чувство. Чистое и сильное, лучшее из того, что он испытывал после смерти брата. Это была радость.

Мередит чуть не пожертвовала всем из-за него. Она продолжала любить его, что бы он ни сделал.

Он кашлянул, прочищая горло, и заставилсебя продолжить наступление:

— Так почему вы не сожгли улики?

Слеза покатилась по ее щеке, он пальцем стряхнул её. Мередит задрожала и прижалась лицом к ладони Тристана.

— Я знала, что не могу уничтожить улики и противопоставить себя своим друзьям и своей стране, — ответила она. — Ни за что, если хочу еще когда-нибудь стать счастливой. Сомнения мучили бы меня всю жизнь и через какое-то время уничтожили бы мою любовь.

Он кивнул. Хотя он предпочел бы бежать с ней, то, что она сказала, было правильно. Секреты, ставшие между ними, со временем развели бы их окончательно. Теперь секретов не было, но смогут ли они преодолетьпрошлое?

— Я пришла в ваш кабинет ночью, предшествующей ночи вашего ареста, с твердым намерением открыть вам истинную цель моего присутствия в Кармайкле и потребовать от вас объяснений. Я собиралась предложить вам свою помощь. — Она была как в ознобе. — Но прежде, чем я смогла обнаружить свое присутствие, вы сняли портрет, за которым оказалась украденная картина. Я слышала, как вы произнесли, что скоро передадите ее кому-то.

Мередит подняла на него глаза — они умоляли о понимании. Тристан с удивлением обнаружил, что он понимает ее. И еще больше любит за великодушие и благородство. Среди людей, с которыми он имел дело в последнее время, он почти забыл о таких вещах.

— Я подумала о смертях и несчастьях, которые последуют, если враг узнает секреты, и я не могла этого допустить, — горячечно шептала она. — Поэтому я отправила сообщение в Лондон и вызвала Айли с его людьми, чтобы они взяли вас прежде, чем наступят последствия. — Она сцепила руки, будто воспоминания причиняли ей боль. — Это разбило мое сердце, Тристан.

Он кивнул, не в силах заговорить, потому что его разрывали противоречивые чувства.

— Вот почему после вашего ареста я умолила Чарли позволить мне поговорить с вами. Вот почему я просила как можно дольше скрывать правду от вашей матери, — объяснила она. — Мне хотелось защищать вас, пусть я и предоставила своим руководителям доказательства, что вы худший из людей. Что-то говорило мне, что вы не тот, каким представляетесь, что я не могу уничтожить человека, которого люблю.

— И поэтому вы помогли мне сегодня, — сказал он. Это был не вопрос, а утверждение, и Мередит кивнула:

— То, о чем вы рассказали мне сегодня днем… Я хотела верить этому.

Тристан нахмурился. Она хотела верить в него, и это значило для него все. Но поверила ли? Или ее вело сердце, а голова говорила, что следует верить фактам?

Мередит опустила голову:

— Освободив вас, я скорее всего разрушила свою карьеру тайного агента. Я вовлекла в дело подруг, они также рискуют своим будущим. Если вера, которой, как вы говорите, у меня нет, будет обманута, яокажусь в ловушке. Моя жизнь будет сломана. — Ее лицо посуровело. — Так что, пожалуйста, не говорите мне, что я обманула ваше доверие. Доверие — это дар, я рано научилась не спешить вручать его, но вы его получили. Признаете вы это или нет.

Только сейчас Тристан понял, насколько уязвимым было положение, в которое она поставила себя. Она рисковала всем исключительно на основании его уверений, что он не виноват. И что он дал ей взамен?

— Я понял, Мередит, — со вздохом сказал он.

Она улыбнулась, лицо ее расцветало надеждой. Но у него еще оставались сомнения. Она сказала не все.

— А вы верите мне, как я поверила вам?

Тристан думал об этом. Да, она лгала. Она воспользовалась его чувствами, чтобы добыть улики. Но у нее не было злого умысла. Мередит делала это, чтобы защитить все, что было ей дорого.