Страница 5 из 56
… С этого дня началась наша с ним дружба…"
Придя в восторг от пения своего нового знакомого, Рудольф Фукс сразу же загорается желанием его записать. Тем более, что у Рудольфа как раз есть это чудо техники ХХ века — магнитофон! Огромный, неподъёмный "Днепр" с плохоньким микрофоном, который, впрочем, вполне позволяет сделать запись пения под гитару. И вот в один прекрасный день Аркадий заявляется домой к Фуксу уже специально для того, чтобы спеть перед микрофоном. А чего отказываться- то? Вдруг получится что-то толковое. И похоже, что действительно получилось! После первой же пробной записи Фукс убеждается, что вокал Аркадия на удивление "фоногеничен", то есть хорошо ложится на ленту. А звучит даже ещё интереснее, чем в жизни! И Фукс начинает записывать всё, что только может припомнить и напеть ему Аркадий.
Рудольф Израилевич позже вспоминал, что репертуар у Аркадия в те времена состоял всего из нескольких десятков песен, которые легко умещались на одну-две бобины. К сожалению, теперь уже невозможно точно установить — какие именно песни были тогда записаны. Оригиналы давно уже сгинули, и хоть до сих пор то тут, то там всплывают какие-то фрагменты гитарных записей Аркадия, иногда датируемые самым началом шестидесятых годов, но никаких чётких подтверждений, что эти песни были напеты именно тогда, к сожалению, нет. Впрочем, о характере репертуара студента Звездина догадаться совсем нетрудно — это самые обычные песни, которые всегда поют в компаниях, и почти никогда — по радио. Дворовые и студенческие, шуточные и лирические, ну, и, конечно же, блатные. Репертуар по тем временам совсем не оригинальный. А интерес к блатным песням в то время и вовсе был почти всеобщим. И это неудивительно — как-никак, за предшествующие годы через тюрьмы и лагеря прошла немалая, и, надо сказать, далеко не худшая часть населения СССР. А тех, кому не довелось сидеть, блатная романтика привлекала как своего рода протест против смертельной скуки казённой "культуры". Но поскольку студент Аркаша Звездин пока ещё вряд ли относится к этому достаточно сознательно, то и мы не будем подробно останавливаться здесь на анализе роли Блатной песни в советском обществе, и вернёмся к этому в следующих главах.
Сейчас трудно сказать, насколько широко разошлись те первые пробные ленты, сделанные Рудольфом Фуксом. С одной стороны, тогда все подобные записи были в новинку, и определённый интерес, конечно, должны были вызвать. С другой — ничего такого особенного в них не было. Кто только не пел эти песни под гитару! Ведь именно в это время происходит подлинный расцвет магнитиздата. И начинался он весьма специфично. Большинство исполнителей, да и авторов, начинают именно с блатных или, по крайней мере, — со стилизаций "под блатные песни". Хотя сейчас, по прошествии столь длительного времени, уже трудно определить — где непосредственно "блатные", а где эти самые стилизации. Юз Алешковский пишет "Окурочек" и "Товарищ Сталин", Владимир Высоцкий начинает создавать свой так называемый "блатной цикл". Поют под гитару песни подобного жанра и Евгений Урбанский с Олегом Стриженовым. Даже Александр Галич в приватных компаниях поёт "блатняк" — "Стоял я раз на стрёме." и прочие "не свои" песни. А сколько было ещё других исполнителей, никому неизвестных. Одних и тогда никто не знал, а других — может быть, и знали, но забыли уже. И вот только сейчас всплывают некоторые фамилии: Кролле, Плисецкий. Так что записи ленинградского студента Звездина ничем принципиально новым не являлись.
Но Рудольф Фукс был не таким человеком, чтобы отказаться просто так от какой-либо затеи! Его и в студенческие годы отличали неуёмная энергия и невероятная способность постоянно порождать оригинальные идеи, — качества, которые вкупе с любовью к музыке и неприятием Системы и определят потом его бурную биографию. Но, конечно, стиляга Рудик пока не осознаёт своей "исторической миссии". Идея, пришедшая ему в далёком 1963 году, была проста и вполне естественна: хватит уже заниматься только перепродажей пластинок, почему бы и самому не делать оригинальные (как теперь сказали бы — эксклюзивные) музыкальные записи! На которых, разумеется, можно будет и денежку заработать. И он решает произвести запись аж целого концерта из песен в исполнении Аркаши Звездина под ансамбль! Тем более, что у Рудольфа уже есть перед глазами удачный пример: ведь в рентгениздате не только выпускались копии западных пластинок, но и непосредственно производились записи различных исполнителей! И, разумеется, такие, что никогда в жизни не смогли бы появиться на грампластинках государственных студий. К сожалению, имена тех исполнителей до нас практически не дошли. Из ленинградских достаточно известны лишь Ольга Лебзак и Серж Никольский. В исполнении Ольги Лебзак, актрисы Ленинградского театра им. Пушкина, были записаны блатные песни на студии Станислава Филона, главного конкурента Богословского. А у самого Руслана записывался Серж Никольский, самодеятельный певец, исполнявший под небольшой ансамбль разные "нехорошие" песенки, сочинённые молодым ленинградским поэтом Борисом Павлиновым: "Пещерное танго", "Неделя холостяка", "Тюремный романс", "Жизнь блатная" и другие.
Однако в 1963 году Никольский уже не записывался — фирма Богословского в очередной раз была разгромлена органами, а сам Руслан отбывал срок. Но, как говорится, всех не пересажаешь, и в Питере есть ещё люди, которые продолжают в глубоком подполье творить своё славное дело. Рудольф, который был в компании Богословского всё-таки не последним человеком, прекрасно их всех знает, и поскольку уцелевшие деятели "Золотой собаки" вполне сохранили свой "производственный потенциал", то и решает обратиться к ним со своей идеей. Тем более, что для её осуществления у самого Фукса ничего нет — ни хорошей звукозаписывающей аппаратуры, ни знакомых музыкантов, — ничего. Кроме самой идеи как таковой. Но ведь известно, на что способна Идея, овладевшая массами! Пусть, в данном случае, она овладела даже и не массами, а только Рудиком Фуксом и Аркашей Звездиным. Предложение Фукса Аркадий воспринимает тоже с энтузиазмом, — во-первых, ему записываться вообще интересно; а во- вторых, приглашение "на студию" — это же, как никак, признание! Ну, а Рудольфу, на самом деле, никаких гор сдвигать для этого и не надо: единомышленников он находит довольно быстро. Ими были: тот самый поэт Борис Павлинов (уже успевший отсидеть срок за "музыкальный самиздат" и впоследствии ставший известным ленинградским поэтом под псевдонимом "Тайгин"); работник Ленинградского радио, музыкант и коллекционер Андрей Персон; ещё один коллекционер — Анатолий Копров; и, наконец, талантливый радиоинженер и звукорежиссёр из фирмы Богословского — Виктор Смирнов. Последний и берётся обеспечить техническую часть мероприятия, поэтому именно его квартира на углу Гаванской улицы и Среднего проспекта Васильевского острова, и определяется под студию.
И вот в назначенный день на квартире Виктора Смирнова в девять часов утра начинает собираться вновь испечённый музыкальный коллектив. Вместе с Рудольфом Фуксом и Аркашей Звездиным, по словам Анатолия Копрова, пришёл ещё и дружок Аркадия, цыганёнок с гитарой. Сам Копров доставляет аккордеон, на котором будет играть Виктор Карпов, а также приносит ещё несколько весьма характерных принадлежностей — десять бутылок водки и один кочан капусты. Некоторые подробности этой встречи нам удалось услышать от Андрея Персона. Вот что он рассказал: "Подыгрывал на гитаре Владимир Ершов. "Цыганёнок" — Михаил Ланглиб. Привёл их я. Пианиста привёл Рудик. Сам Виктор Смирнов не играл, пианино было для его сына. Саксофон — Юрий Маковоз, единственный профессионал из присутствующих".
В общем, несмотря на столь "солидный" инструментальный состав, участники этого мероприятия, по-видимому, вовсе не собирались слишком серьёзно подходить к музыкальному сопровождению. И даже единственный профессионал, по словам Фукса, очень быстро "потерял работоспособность". Скорее всего, всё это было построено, как обычная вечеринка под "домашнее музицирование", ещё достаточно распространённое в те годы, несмотря на все успехи звукозаписывающей и звуковоспроизводящей индустрии. В начале 60-х годов ещё очень часто люди пели и танцевали на своих квартирах под пианино или аккордеон. Ведь освоив даже самые несложные аккорды и приёмы игры, те же "запрещённые" буги-вуги можно было сбацать так, чтобы жарко стало и земле, и небу, и несчастному участковому. А уж если находились люди, способные не только более-менее прилично сыграть, но и быстренько раскидать музычку между фоно, гитарой, и. ещё чем-нибудь, — то как раз и получался "ансамбль" типа того, который и собрался на квартире Виктора Смирнова аккомпанировать Аркадию Звездину.