Страница 45 из 56
Присутствовал на этой записи и Валерий Шорин: "Эту запись я отлично помню — около "Универсама" на Анниковом, угол Энергетиков. Там был клуб жилконторы, или что-то в этом роде… И вот, в этот клуб для того, чтобы сыграть вместе с Северным, приехал ансамбль "Россияне", на "ПАЗике". Пел с ними Аркадий в основном свои старые вещи. В этом клубе были какие-то странные стены, звук отдавал очень сильно. Рудольф говорит: "Не пошла запись, надо переписывать по новой". Но Аркашауже не захотел".
Однако, несмотря на то, что пение Аркадия производит на Фукса такое впечатление, работать вместе им уже не придётся. Рудольфу становится просто не до того: опера "Пророк Моисей" обращает на себя внимание соответствующих органов, и в июне того же, 1979 года, Фукс, от греха подальше, покидает советскую Родину. Распрощавшись с Аркадием навсегда. И не продираясь лесами Карельского перешейка через пограничные кордоны и контрольно-следовые полосы в Финляндию, как нафантазировали про Рудольфа Израилевича С. И. Маклаков и В. П. Коцишевский, а обычным путём, по израильской визе и почти по тому же маршруту, который выбрал для себя во время записи "Серии А" сам Северный.
Отчаянному же парню Жоре Ордановскому судьба через несколько лет выкинет и вовсе черную карту… В один прекрасный день он выйдет из дому и больше уже не вернётся. Есть ли тут связь с историей несостоявшейся рок-оперы? Одному Богу ведомо. Но ходит с той поры и до наших дней одна легенда об исчезновении Георгия Ордановского: что ушёл он не куда-то там, а. в монастырь. Где и пребывает сейчас в полном здравии и душевном покое. Неисповедимы пути Господни! Как объяснить, что вскоре после этой неудавшейся постановки оперы с библейским сюжетом Северный записывается с ансамблем, которому по чьей-то. воле? прихоти?.. дали название "Божья обитель"? Со вступительным словом о днях, проведённых в монастыре… Только ли это простое совпадение? Кто знает.
И это тем более непонятно потому, что ансамбль с таким оригинальным именем на сто процентов состоит из. "Братьев Жемчужных" во главе с Резановым! Только теперь почему-то им хочется называться по-новому. Как это произошло — никто уже толком и вспомнить не может. Николай Резанов, которого, по его собственному признанию, до сих пор коробит от названия "Братья Жемчужные", говорил только, что"… имя "Братья Жемчужные" стало лейблом, и менять его уже как-то не получалось… Правда, мы иногда назывались по-другому… "Святые братья" там какие-то…" Из слов Резанова всё равно неясно — почему. Но догадаться нетрудно — это, скорее всего, просто режиссёрская задумка. Ведь концерт предназначался "на рынок", и ему, соответственно, нужен был товарный вид. С ореолом "романтики" и всего такого прочего. Да это и не особенно ново: именно для той же высокой цели у наших коллекционеров и повелась традиция сочинять всякие залепухи в виде "художественных вступлений" к концертам. Но здесь эта традиция развёрнута аж до гротеска. Правда, создать иллюзию, что Северный вновь кочует на гастролях — мысль тоже не оригинальная; и поскольку тема Байкало-Амурской магистрали уже затаскана до неприличия, Северного на этот раз "отправляют" в горы. Где он попадает. впрочем, не будем ещё раз пересказывать эту душераздирающую историю про монастырь…
О казусах, случавшихся с Аркадием Северным в лечебных учреждениях, существует немало историй. Например, история, напечатанная подпольным рок-журналом "Ухо" в № 3 за 1983-й год: "Однажды лечился А.С. от хронического алкоголизма. Рассказ врача: "Так, вроде, мужик в пижаме и мужик в пижаме, но есть какой-то шарм, его и не знали сначала, а потом… ну вот, курить он выходит, и через десять минут все, кто был в курилке — его друзья, и не просто, а закадычные, он весь был подкупающе хорошим, что ли, располагал к себе не только алкашей, но и врачей, персонал, говорил красиво, просто и умно, закругляя этак, вроде с прибаутками. Но они не замечались. Весёлый был и умный. Но вот не везло ему, что ли, т. к. в больнице он умудрился сломать ногу. Как сказать? Он не был в центре событий, но вокруг него обязательно что-то происходило. Тут один псих сказал, что он излучает энергию и она материализуется. Ну так. Сломал он ногу, а уже была договорённость, что он будет петь, ну что-то типа концерта. Сломанная нога, ругань врачей, так он разрешил, больные его на руках перенесли на сцену, соорудили ему спец-стул, и он пел и играл на гитаре. Ну, чудесный концерт. Артист, понимаешь, от Бога, да и человек хороший. Жалко его. Очень жалко".
Теперь уже невозможно сказать, — исходят ли эти истории из одного реального случая, или из разных, и каков этот случай был на самом деле. И остаётся только фиксировать вариации Легенды, неизбежно возникающие при изустной передаче.
Внимательный читатель не может не заметить, что в рассказах Фукса и Шорина есть некоторые расхождения относительно места проведения записи. Нам кажется, что это — всё те же игры времени и памяти, на которые нам уже не раз приходилось сетовать на страницах этой книги…
Остановимся на другом занятном моменте — имени ансамбля. Аркадий вполне определённо называет его — "Божья обитель", но. часть коллекционеров, — видимо, ошарашенная монастырской историей, — присвоила ансамблю из этого концерта совсем другое название! "Святые братья" — о котором как раз и упоминал Н. Резанов, в приведённой выше цитате. В общем, нормальная российская путаница. А некоторые не поддались на провокации и записали этот концерт всё-таки за "Братьями Жемчужными". Это и понятно: даже малоискушённый слушатель сразу легко узнавал их по неповторимому голосу Резанова. Да и джазовый стиль "Жемчужных" никуда не делся. Он, конечно, стал сильно электрифицирован, но не будем сейчас зацикливаться на таких тонкостях. Стилистическое разнообразие музыки "Жемчужных" — это предмет для отдельного разговора.
Репертуар концерта "Божьей обители" получился весьма разнообразным, можно даже сказать — "пёстрым", как и большинство предыдущих маклаковских концертов: тут есть и классический блат, и новая песня на белогвардейскую тему, и лирика, и песни в современных ритмах. Многие — опять же, на стихи Раменского. Вот только со словами песен у Аркадия опять идёт сплошная импровизация. Которая восхищала далеко не всех. Как раз про этот концерт вспоминал Валентин Мироновский: "… Так безбожно врал текст, что за голову схватишься. Например, "друг будто врач" вместо "враг". Потому что не вдумывался, ему лень было хоть раз перед исполнением по тексту пробежаться. Спел — и ладно, никаких дублей". Кстати, дублей Аркадий вообще не любил. В таких случаях, как вспоминала Елена Раменская, "Аркадий злился в шутку: "Чёрт бы побрал — надоело петь. Я эту песню почти наизусть выучил". Он же всегда по листочку, редко на память пел. Спел песню — и сразу про неё забыл, Володя даже иногда обижался".
Однако, надо заметить, что уж каким-каким, а "весёлым" этот концерт назвать никак не получается. Несмотря на то, что в нём всё-таки есть и "шуточные" песни. Но — увы! как бывало уже не раз, в их исполнении у Аркадия не чувствуется никакого искреннего веселья. А о причинах этого мы уж не будем повторяться. Но эта "мрачность", по-видимому, осталась незамеченной организаторами концерта, — все слишком хорошо помнили весёлого парня с гитарой — Аркашу Северного, и поэтому вновь поспешили украсить программу разными хохмочками. Да и про тот же "товарный вид" им надо было помнить; ведь чистая тоска — она на любителя. Что ж, Аркадий делает эти хохмочки. используя свой, уже немалый опыт в их подаче; но заметно, что ему самому при этом нисколько не весело. Впрочем, и шуточные песни тут не ахти какие; например, тот же "Курятник" производит совершенно удручающее впечатление, как вымученным весельем исполнения, так и вымученным юмором текста. Всё-таки для Раменского это был, судя по всему, вовсе "не его" жанр. Вспомнить хотя бы достаточно заунывную "Балладу о тринадцатом номере" из концерта "Листья жёлтые". Наверное, это понимал и сам Владимир Николаевич, потому что никогда особо и не налегал на юморной жанр, и в историю советской неподцензурной песни он всё-таки вошёл как автор совершенно другого плана.