Страница 104 из 108
Если внимательно проанализировать историю Руси XI–XVII вв., то окажется, что на протяжении этого периода Россия, как особый мир готовилась только к одному, но самому важному деянию — к битве с Антихристом. Более того, русские православные люди стремились побороть Антихриста еще до его прихода на землю, а если и не побороть, то максимально ослабить его воинство.
Поэтому главное предназначение России, как оно понималось нашими предками, состояло в одном — утверждении на земле Божией правды с целью спасения мира от Антихриста. И задача церкви и светской власти виделась в одном — приуготовлении народа русского ко Второму пришествию.
И недаром именно в XVI столетии в сочинениях многих древнерусских мыслителей (Федора Карпова, Ивана Пересветова и других) появляются серьезнейшие и глубокие рассуждения о сущности понятия «правда». Кстати, и до сих пор это понятие имеет столь широкое содержание, что не поддается однозначной трактовке. Ибо «правда» на Руси напрямую связана с Господним Промыслом, а значит, имеет Высший, таинственный и никогда до конца непознаваемый смысл. Иначе говоря, «правда» — это сакральное понятие. И одна из задач, стоящих перед Россией, состояла в постижении сакрального смысла этого понятия, и в утверждении его в людских сердцах для их укрепления в преддверии Последней Битвы.
Однако древнерусские мыслители достаточно оптимистично смотрели в столь грозное будущее, ибо искренне верили в то, что если Россия исполнит свое предназначение, то воскреснет и спасется, обретя жизнь вечную. Если использовать выражение С. Н. Булгакова, то можно сказать, что древнерусские книжники XVI столетия создали поистине «светлый образ эсхатологии».
Потому-то и в древнерусской религиозно-философской мысли, и в обыденном сознании людей столь большое место занимала проблема святости. Можно даже сказать, что без учета этой темы невозможно понять всю глубину древнерусской религиозно-философской мысли, ибо в идее святости Руси концентрировались все основные смысловые и целевые установки земного бытия и отдельного человека, и всего русского народа. И не случайно история Древней Руси наполнена многочисленными примерами святости. Так, только в 1547–49 гг., при митрополите Макарии, Русская Православная Церковь официально установила праздники в честь почти сорока святых, которые уже давно почитались как местночтимые. А вершиной древнерусского религиозно-мистического творчества стал идеал «Святой Руси».
Третий вопрос, который волновал древнерусских мыслителей, — кто способен обеспечить достижение Россией поставленных перед ней задач? Кто способен взять на себя Божественную миссию спасения мира?
В принципе в Древней Руси были только две такие силы — Церковь и светская власть. Споры о том, кто из них главнее, велись уже в XI веке. Так, митрополит Иларион и Климент Смолятич признавали верховенство светской власти. А Феодосий Печерский, наоборот, утверждал приоритет власти духовной. Продолжались эти дискуссии и в Московском государстве, история которого наполнена конфликтами между Церковью и великими князьями. Однако исторические и политические реалии были таковы, что Церковь, будучи союзницей и духовной наставницей светской власти, тем не менее всегда оставалась в подчиненном положении. Более того, светская власть выступала и в качестве высшего судьи, когда религиозные споры заходили в тупик.
В итоге к началу XVI века в древнерусской религиозно-философской мысли и в общественно-политическом мнении постепенно возобладало убеждение — светская власть, а именно великий князь Московский, способен взять на себя исполнение Божественных предначертаний. О том, что московский государь начинает восприниматься на Руси в качестве монарха, способного повести народ русский ко всемирному величию и тем самым спасти остальной, духовно «изрушившийся» мир, говорят многие исторические факты. К примеру, явно нарастает стремление установить в эти годы на Московской Руси царский титул, а само происхождение московской династии стали пытаться углубить на максимально возможный период, что проявилось в создании целого цикла произведений, объединяемых названием «Сказание о князьях Владимирских». Тем самым обосновывались претензии московских государей не только на то, чтобы стать ровнями крупнейшим европейским монархам, но и на то, чтобы перехватить у католического Запада инициативу в борьбе с «антихристовыми» силами.
И не случайно, по свидетельству С. Герберштейна, уже в годы правления Василия III подданные великого князя считали: «…Воля государя есть воля Божия, и что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божией». А самого государя величали «ключником и постельничим Божиим» и вообще верили, лто он — «свершитель Божественной воли». Послания «Филофеева цикла» также пророчили Василию, не обладавшему даже земным царским титулом, роль вселенского православного царя. Максим Грек призывал Василия III к освобождению занятого турками Константинополя, а его сыну, Ивану Грозному, пророчил участь величайших императоров прошлого — Александра Македонского и Августа.
И хотя ни Иван III ни Василий III не решились официально принять царский титул, однако, это не означало смены общественных настроений. Более того, можно сказать, что в начале XVI века русское общество жило в ожидании восшествия на московский престол государя, который наконец-то возложит на себя Высшую обязанность в полной мере и будет соответствовать Божественным предначертаниям.
Между прочим, об ожидании исполнения Русью Божественного Замысла свидетельствует и распространение в XVI веке нового архитектурного стиля в храмовом каменном строительстве — шатрового. По мнению историков архитектуры, создание храмов шатровой формы является символом тоски по внутреннему подъему, символом стремления ввысь гордой души. Устремленные в небо храмы — это признание себя Русью — наследницей того, первого храма Гроба Господня, уверенность, что, идя по дороге созидания Третьего Рима, Москва станет «Новым Иерусалимом».
Окончательно же идея русского самодержца как истинного Помазанника Божиего и, следовательно, спасителя остального «изрушившегося» мира, утвердилась при Иване Грозном, первым принявшим на себя царский титул. Именно Иван Грозный первым в истории России осознал себя как богоизбранного государя, обязанного спасти мир. И все его деяния были освящены именно этой глобальной идеей.
Итак, историософские построения древнерусских книжников достигли своего пика развития на рубеже XVI–XVII вв., приняв вид вполне определенных религиозно-философских идей, которые формировали целевые установки существования России.
Первое: Россия — это особый мир, богоизбранное государство, единственное на земле, хранящее правую веру.
Второе: смысл существования России заключается в сохранении истинной веры для того, чтобы в решающий час вступить в битву с Антихристом, спасти от него мир и тем самым заслужить спасение и жизнь вечную.
Третье: силой, способной повести Россию и к земному величию, и к посмертному спасению, стала считаться светская власть, а именно, государь, который конечно же в союзе с Церковью способен взять на себя исполнение Божественных предначертаний.
А дальше, в XVII веке, произошло следующее. Все эти целевые установки, сформулированные на рубеже XVI–XVII вв., уже к середине XVII столетия оказались реализованы: Россию признали не только «Третьим Римом», но и «Новым Израилем», а Москву — «Новым Иерусалимом» и «Новым Сионом». Причем это убеждение поддерживалось не только в правящих светских и церковно-политических кругах, но и в широких слоях населения. Так, будущие идеологи старообрядчества, вышедшие зачастую из самых низов, были абсолютно убеждены в том, что Россия как «Третий Рим», уже удостоилась Божией благодати и превосходит весь мир своим благочестием. И весь христианский мир, особенно греки и все остальные православные народы, «исказившие» свою веру под гнетом мусульман или владычеством римского папы, должны обращаться к России как к образцу православного благочестия.