Страница 7 из 18
— Вот именно, — весомо сказал Конан.
Привязал серебряную дубинку, проверил, легко ли будет при необходимости ее выхватить. Оказалось — очень даже легко. С интересом осмотрел остальную посуду — а не найдется ли еще чего-нибудь подходящего. Не нашлось. Но это не беда, ведь еще предстоит обед и ужин…
— Поединки — это забавы молодых. А я со стороны посмотрю. По-стариковски. — При этих словах Конан нехорошо осклабился, с хрустом разминая мощные руки. — Посижу, послушаю, подремлю в тепле. Может, и услышу чего интересного про здешние планы, в которых всем почему-то так не хочется принимать меня в расчет. А ты иди, прогуляйся но дворцу, поболтай с этими сынами Нергала. И всем, кто только захочет слушать тебя, говори, что твой король вздорный старик. Что когда-то, он был героем, но плоть слаба, тело дряхлеет, да и разум давно уже не такой светлый, как был ранее. Ты понял меня?
Квентий кивнул, судорожно сглотнув.
— Я спрашиваю — ты меня понял?
Квентий сузил глаза. Улыбнулся хищно. До него начало доходить.
— Да, мой король!
— Ну так что же ты стоишь? Иди. А я пока подремлю после завтрака… по-стариковски.
Квентий был уже у порога, когда Конан небрежно бросил ему в спину:
— И вот еще что — мой меч. Принесешь сюда. Сегодня же.
— Прекрасную юную госпожу интересуют лошади?
Вообще-то Атенаис куда больше интересовало изящное седло прекрасной выделки, которое нерадивый конюх не удосужился снять со спины невысокой кобылы после возвращения той в стойло. Или же наоборот — заседлал слишком рано, поскольку кобылка с седлом была готова, а вот никакой собирающейся на верховую прогулку госпожи поблизости от конюшни не наблюдалось. Это седло — тонкой и явно не местной работы, украшенное тисненым серебром и зелененькими камушками по ребру высокой луки — волновало ее воображение куда больше кобылы. Но возражать тому, кто называет тебя прекрасной госпожой, как-то не хочется.
— Очень интересуют!
Атенаис обернулась с улыбкой милой, в меру очаровательной и немножко смущенной, как и подобает хорошо воспитанной девушке.
Стоящая рядом Ингрис сдержанно поклонилась.
— Это властитель Закарис, дитя мое. Старший брат царя Пелиштии Зиллаха.
Атенаис слушала ее вполуха и сквозь скромно приопущенные ресницы разглядывала царского брата.
Стоящий рядом с ее конфиденткой мужчина не произвел на Атенаис особо приятного впечатления. Был он огромен, уродлив, стар и кривоног. Ну, конечно, не настолько огромен и вовсе не так стар, как отец, но крупнее отца вообще людей не бывает, да и связать с отцом понятие о старости попросту невозможно.
Этому же Закарису на первый взгляд было зим сорок, а, может, и больше — кто их, стариков, разберет? К тому же обладал он бочкообразным телом, красным топорно вырубленным лицом, мощной шеей и крупными руками. Голова — словно второпях высечена топором из красно-черного гранита. Причем высечена не только наспех, но еще и не очень умелым каменотесом — глазницы слишком глубокие и расположены асимметрично, подбородок оставлен чересчур большим, челюсть выпирает чуть ли не на три пальца, а нос так и вообще свернут на сторону. Длинная лопатообразная борода, какую носят все шемиты, завита в маленькие колечки и намазана вонючим маслом от запаха которого хочется наморщить нос.
Короче, тот еще, красавчик.
Но Атенаис не была бы самою собой, если бы позволила хотя бы тени какой-нибудь из подобных мыслей проскользнуть на поверхность своего прелестного и мило улыбающегося личика.
— Эти лошади — принадлежат мне, — сказал мужчина гордо. — Я рад, что они нравятся прекрасной юной госпоже.
Атенаис с неудовольствием подумала о том, что слово «юная» применительно к ней мог бы он употреблять и немного пореже.
— А у меня тоже есть лошадь. Мне ее подарили.
— Наверное, какой-нибудь молодой вельможа, очарованный несравненной красотой юной госпожи?
Уроки Ингрис не прошли даром — Атенаис удалось не поморщиться. Только ее улыбка стала слегка холоднее.
— Ее подарил король Аквилонии. Мой отец.
Она отвернулась, продолжая разглядывать седло и ожидая, когда же Закарису надоест разглядывать ее невежливый затылок, и он, наконец, уйдет.
Но тонкая выделка кожи и драгоценные украшения внезапно потеряли половину своей привлекательности. Что за невежа — третий раз подряд впрямую намекнуть женщине о ее возрасте!
Старый грубиян.
То ли дело тот утонченный горбоносый юноша, что вчера вечером угостил ее сладкими орехами, а потом читал смешные стихи на гортанном шемском языке. Если бы юной госпожой назвал ее он — она и не подумала бы обижаться. Потому что отлично видела, какими глазами смотрел на нее тот милый шемит.
— Ты будешь впрягать ее в свою… э-э-э… карету?
Закарис топтался за спиной и, похоже, уходить не собирался. Атенаис пришлось вновь оборачиваться. Она расширила глаза, похлопала ресницами и в преувеличенном удивлении округлила пухлые губки:
— Как можно?! Это — верховая лошадь, впрягать ее в повозку было бы варварством!
— Ты умеешь ездить верхом?
Атенаис расширила глаза еще больше, хотя векам уже было больно. Ничего, можно немножко и потерпеть, зато впечатление очаровательной наивности обеспечено.
— Конечно, господин! Кататься верхом — это же так прекрасно! Почтенный господин и не подозревает, какие великолепные охоты у нас бывают в канун листопада!.. Я провожу много времени на конюшне, случается меня даже порицают за чрезмерное увлечение лошадями…
— В таком случае — не окажет ли прекрасная юная госпожа мне честь совместной прогулки? — произнес он с нажимом. — Ведь дочери западного короля не зазорно будет показаться в обществе соправителя Пелиштии?
Ясненько.
Вот, значит, для кого это седло изначально предназначено. Приятно, однако, и даже лестно в какой-то мере. Она явно понравилась этому здоровяку в войлочном колпаке, раз уж этот незнакомец так расстарался.
А что может быть привлекательнее прогулки в обществе человека, которому ты понравилась? Пусть даже он грубиян и старик — это неважно.
Похоже, этот день еще может оказаться вовсе и не настолько противным, как показалось ей с утра…
Иллайния сидела на широком каменном подоконнике своей комнаты. Сидела боком, уперевшись спиной в одну стенку оконного проема, а босыми ногами — в другую. Мешавшую юбку она задрала чуть ли не до колен и подвернула под себя, потому что подоконник был холодным, сапожки же просто сбросила на пол.
Она смотрела вниз, на внутренний дворик замка и центральные ворота в город, в которые как раз сейчас выезжала группа всадников. Вот они появились с другой стороны стены и начали неторопливый спуск по центральной городской улице. Лошади шли шагом, но все равно дома скрыли всадников очень быстро. Лайне продолжала смотреть им вслед.
Сама виновата.
Нечего было притворяться больной — ехала бы сейчас вместе с ними. И уж, разумеется, не шагом!
Но так не хотелось идти вместе с Атенаис в конюшню и смотреть, как она с хозяйским видом будет трепать Салму по шее и угощать фруктами — уже на правах законной владелицы. И распинаться в своей неизбывной любви к «этим прекрасным созданиям».
Это она-то, которая всегда твердила, что от лошадей плохо пахнет и остается слишком много навоза! Лайне себя знала очень хорошо, а потому всерьез опасалась, что может такого и не выдержать и вцепиться сестрице в волосы.
А выдержать было необходимо — она обещала отцу вести себя прилично. Еще больше двух седмиц — до самого конца первой осенней луны. Носить эти неудобные и душные бархатные балахоны вместо привычных кожаных штанов, не сквернословить, улыбаться даже самым противным рожам, закатывать глазки, глупо моргать, складывать губки и всеми прочими доступными средствами корчить из себя полную дуру — короче, во всем брать пример со старшей сестрицы, дюжину иглобрюхов ей под одеяло! Тоска, короче.