Страница 39 из 94
Никамура подержал пробу, обернулся к Бориске, грубо сказал:
— У тебя есть золото. Много золота. Давай сюда. Иначе — крышка. Я шутить не привык,
Бориска молчал.
— В шурф его, — приказал Никамура. — Будешь лежать там, пока не скажешь, где тайник. Или подохнешь.
Старатель сам спрыгнул в шурф. Рук ему не развязали. Бориска злобно ругался, рычал по-звериному.
Прошла ночь, потом день. Никамура приходил к шурфу, садился на край, смачно пил чай, ел мясо, выговаривал пленнику:
— Ведь умрешь с голоду. Ты неразумный человек. Отдай золото, мы уйдем, а ты намоешь себе еще. Оставим тебе продуктов, пожалуйста, работай. К осени снова станешь богатым человеком. А так погибнешь. Ни себе,ни нам.
Бориска молчал, облизывая сухие губы. На потемневшем лице его обострились скулы. Не возьмешь!
На третьи сутки, обессилев от голода и жажды, он сказал Белому Кину, который караулил его с винтовкой:
— Черт с ним, с золотом. Зови сюда мордатого, отдам. Не подыхать же...
Кин беспокойно огляделся. У костра никого не было. Никамура и все остальные разбрелись по тайге. Они искали Борискин тайник. Они могли искать его всю жизнь. Золото Бориски было уже у Кина.
Кин помог пленнику выбраться из шурфа, развязал ему руки. Бориска пошатнулся, попросил:
— Дай воды, невтерпеж...
Кин протянул фляжку. Бориска жадно схватил, запрокинул голову, стал пить. В это время Кин закричал:
— Стой! Стой, Бориска!..
И в то же мгновение выстрелил ему в спину почти в упор.
Бориска упал навзничь. Фляга отлетела в сторону. Из горлышка тихо полилась вода.
Через три минуты прибежал Никамура. Нахмурив брови, он поглядел на убитого, потом на Кина.
— Удирать задумал, — сказал Кин, тяжело дыша.
— Кто выпустил из шурфа?
— Я. Сказал, что отдаст. А сам побежал. И вот...
Никамура дотронулся носком сапога до головы старателя. Она безвольно мотнулась в сторону. Кин отвернулся. Никамура внимательно посмотрел на него, потом на убитого, приказал:
— Брось эту падаль в шурф.
Уже собираясь в путь, он вздохнул:
— Жаль, что так получилось. Иногда бывает не вредно и промахнуться, Кин...
Белый Кин ничего не ответил. Всю операцию он провел довольно точно. Восемь фунтов золотого песка из тайника Бориски было зашито у него сейчас в широком поясе под брюками. Теперь и он богат. Не одному же Никамуре. В конце концов, он работает, а не шеф.
Все последующие дни Никамура был неразговорчив, угрюм. Никак не мог простить Кину точный выстрел. Верное дело сорвалось.
Семеро снова пошли на юг.
Они наугад вышли к реке Бахапче, перебрались через порожистый участок и вскоре очутились на водоразделе. Ручьи отсюда текли уже на юг. Значит, недалеко и море.
Осень позолотила тайгу. По утрам, отяжелев от росы, мягко падали на мшистую землю светло-желтые иголочки лиственниц. Полуденный ветерок шевелил голые макушки деревьев, печально шелестел подсыхающей листвой тополь в долине. Через тайгу тянулись к морю треугольники гусей. Ленивый медведь придирчиво обнюхивал выворот, подыскивая себе логово. В ручьях плескалась запоздавшая кета. Ночью землю прихватывал морозец. Надо спешить.
Семеро спускались к морю. Тайга здесь была гуще, непроходимее, деревья выше, подлесок цеплялся за одежду. Пахло близким морем, свежестью.
Однажды в полдень Кин услышал в лесу человеческую речь, затаился. Совсем близко послышался лай собаки, фырканье коней. Чей-то хмельной голос затянул: «Глухой неведомой тайгою...» Никамура приказал:
— В разведку. Мы останемся здесь.
Вернувшись, разведчики донесли:
На север пошел большой караван. Мы насчитали шестьдесят лошадей с вьюками, двадцать два человека. Везут палатки, мешки с мукой, инструмент.
— Это еще что? — спросил Никамура. Но ответа не получил. — Экспедиция?..
Он явно нервничал. Утром следующего дня по тропе на север прошел еще один караван. Купец сам видел цепочку лошадей с вьюками. Сердце у него упало. Неужели началось? За золотом на эту землю... О, черт!
Они ускорили шаг, продираясь через леса к близкой теперь Оле. Что их ждет там, в приморском поселке, — на входных воротах Колымы?
Последний раз переночевали в тайге, утром тронулись прямо на солнце. Лес поредел. Пошли обширные луговины. Кое-где стояли стожки сена, заготовленные на зиму. В полдень увидели еще один караван. А вечером, как только стемнело, банда спрятала оружие и рискнула выйти к людям.
Ола — древний, маленький русский поселок, один из первых в этом крае. Здесь постоянно жили в то время, может быть, полтораста, может быть, двести человек. Рыбаки, охотники, мастеровые. Несколько десятков домиков с тесовыми крышами, здание почты и телеграфа, Совет. Как только темнело, все в поселке укладывались спать. Жалели керосин. Ночью поселок вымирал. На его улицах не было ни души, даже собаки не лаяли.
Но когда Джон Никамура и его спутники вышли из леса, они увидели иную картину.
Олу словно подменили. На огородах и прямо на улице стояло много палаток, везде горели костры. Окна домов светились. Лаяли собаки. В разных концах орали песни, кто-то кричал, где-то стреляли. Поселок не спал. Десятки людей бродили по улицам. Сушились сети. Тяжелые баркасы качались на рейде. Выше линии прибоя на берегу валялись груды ящиков и мешков. Вдоль берега сновали лодки. Шла разгрузка барж.
На вышедших из тайги никто не обратил ни малейшего внимания. Побродив по улице, Никамура подсел к одному костру. Его подручные умостились рядом.
Джон Никамура посидел несколько минут молча. Люди у костра чинили обувь, сбрую, нехотя переговаривались. Купец спросил:
— Когда приехали?
— Третьего дня. А ты?
— Вчера.
— Тоже со Второй речки?
Никамура кивнул. Он теперь знал, откуда этот народ. Вторая речка находилась рядом с Владивостоком.
— Кто вербовал? — спросили те, что со Второй речки.
— А я забыл, — сказал Никамура и виновато улыбнулся. — Фамилия у него такая... ну, как его?..
— Не тот, что с бородкой и в очках?
— Он самый.
— Так это инженер из «Союззолота». Нестеров его фамилия.
— Да-да, Нестеров.
— Не обманул?
— Как сказать... — осторожно ответил Никамура. — Поживем — увидим.
— Когда выходишь? — опять спросили его.
— Видно, на этой неделе. А вы?
— Завтра. Идем на какую-то Бахапчу. Не слышал? Верст, говорят, двести тайгой. Надо идти, а то скоро новая партия высадится, базар такой устроят, что не выберешься. Спеши к золоту, парень, пока не расхватали. Первым всегда сливки достаются.
Никамура фальшиво засмеялся.
— Всем хватит.
Не дожидаясь новых вопросов, он встал и пошел прочь от костра. Остальные шестеро двинулись за ним. В темноте Никамура обернулся, сказал:
— Бояться нам нечего. Здесь полно чужих людей. Это рабочие, нанятые трестом «Союззолото». Кажется, началось. Посмотрим, что у них из этого получится. Если, конечно, мы не будем просто наблюдателями. Так, Кин?
В 1926 году Колымой заинтересовался государственный трест «Союззолото». Трест послал на Дальний Север несколько поисковых партий. Они подтвердили слух о богатейшем крае, нашли в трех-четырех местах очень перспективные месторождения. Было приказано организовать первую партию для промышленной разработки ценного металла. Но приказ приказом, а базы для этого пока не было. Условий тоже.
С бору по сосенке инженеры «Союззолота» набрали на базарах Владивостока и Хабаровска порядочную ватажку из очень разношерстной публики, которая хваталась за любое дело, лишь бы оказаться подальше от милиции да подработать побольше. С этим многообещающим народцем инженеры отбыли на шестидесятую параллель. Спешка, как всегда, мешала продумать дело до конца.
Северный берег моря встретил людей неприветливо. Жители Олы сразу раскусили, что за публика прибыла к ним в гости. Поисковики разместились в старых, прожженных палатках прямо на улицах поселка. От родных мест их отделяло теперь бурное море. Будто и не на своей земле. Дальше на севере стояли дымные от далеких пожаров леса, где-то за ними маячили совсем уже таинственные горы.