Монохром

Ан не с кем было воевать. Не с черной же мглой, в самом деле, бороться, которая с одинаковым равнодушием поглотит как кусок бетона, так и без меры выпендривающийся организм. И помогать уже некому было…

Лёвка сорвался бесшумно, не сказав ни слова на прощание. И уголком сознания я понимал: так правильно. Мужчины должны уходить тихо, без комментариев и напутствий. Пусть запоминающиеся финальные реплики останутся героям фильмов и книг, а здесь, в глубине гиблой земли, они лишь сотрясут воздух. И провожать тоже надо молча.

Только вот крик навсегда застрял, в глотке. Не рожденный звук дрожал где-то внутри, как трос, вибрирующий перед глазами в лучах светящегося артефакта. Серый трос над черной пропастью в белых лучах. Да-да, братцы, цвету здесь места не нашлось.

Туман продолжал подниматься по стволу шахты, слизывая выступы, шестерни подъемных механизмов, потрескавшиеся сегменты крепежных конструкций.

Я снял с плеча ремень, направил «Узи» стволом вниз и всмотрелся в клубящиеся хлопья морока, силясь разглядеть в них хоть что-то. Цели не было. Я усмехнулся сам себе и поставил пистолет-пулемет на предохранитель. Сталкер-сталкер, возмужать ты возмужал, пора бы и повзрослеть. Задор прет изо всех щелей, как десять лет назад, бунтарские мотивы вырисовываются. Против кого воюем-то? Против дыма? Даже не смешно.

Хлопок не походил на взрыв, но я был уверен — это сработала Лёвкина граната. Скорее всего черный туман просто исказил и приглушил звук.

Инстинкт самосохранения на пару с птичкой-интуицией возопили о том, что пора валить обратно на лестницу, по которой мы спустились, иначе останусь здесь навеки — колонны еле-еле держат, своды могут рухнуть в любой момент. Но я продолжал стоять и смотреть на вспучившиеся клубы, сожравшие того, кто показал мне путь в подземелье. За черту.

Мне нужен был этот путь. Необходимо было спуститься сюда, чтобы понять, что истинных ценностей не существует без шлака. Алмаз и уголь — это ведь один и тот же химический элемент, углерод, разнящийся лишь расположением атомов в кристаллической решетке. Алмаз прозрачный и твердый, уголь черный и хрупкий. Свет и тьма. Алмаз блестит, порождая тьму в душах, уголь горит и дарит тепло телу. Они дополняют друг друга — до боли похожие и бесконечно разные.

Мне нужно было увидеть этот жемчужный свет и свою глубокую тень.

На какой-то едва уловимый миг все вокруг замерло перед последним смещением… И рокот дробными раскатами покатился из потревоженных недр все выше и выше. Туман словно бы почувствовал опасность: вскинул вверх чернильные щупальца, моментально став похожим на гигантского кальмара. Но в это же мгновение ударная волна от взорвавшихся динамитных шашек растерзала внутренности нижнего яруса и перекрыла ствол, отрезав голову поганой змеи от тела. Пол под ногами задрожал, с потолка сыпанула известка, колонны застонали на покосившихся плитах. Сияющий «жемчуг» чуть не выскользнул из ладони в агонизирующее чрево шахты, где тяжелые тюбинги уже падали под натиском многотонных пластов грунта.

Отделившееся облако черного тумана и не собиралось рассеиваться. Оно, как живое, поползло ко мне, сжирая по ходу пыль и мелкий мусор, сыплющийся вниз. Крупные куски субстанция пропускала сквозь себя, на долю секунды создавая рваные дыры в мглистой кляксе.

Сердце заколотилось, как рыба на льду. Я отпрянул от парапета и стал пробираться обратно к лестнице. Подивились на катаклизм, порассуждали о смысле пройденного пути, и будет. Желания вступать в близкий контакт с хлопьевидной дрянью у меня не было. А то заразит, чего доброго, какой-нибудь инфекцией, придется к Болотному Доктору идти исцеляться. Кстати, теперь мне есть о чем поболтать на досуге с местным эскулапом. Как-никак мы оба — Призраки Зоны.

Запнувшись о громоздкий монитор, я чертыхнулся и ухватился за ржавый каркас серверной стойки, чтобы не упасть. Боль обожгла ладонь, на острой зазубрине остался клочок перчатки.

Я обернулся, выставив перед собой, артефакт, и заметил, как из шахты появились первые черные хлопья. В ярких лучах они были похожи на микроскопических жучков, семенящих по бортику, то и дело взлетающих в воздух на короткое время и прыгающих друг через друга. Вместе эти крошки составляли единый организм, который, подобно поземке, прижался, кружась, к линолеуму и будто бы замер в нерешительности. Ненадолго.

После паузы эта хрень целенаправленно двинулась в мою сторону, обтекая встопорщенные куски плит и вихрясь в неровностях.

Чует, что ли, зараза?

Грохочущие звуки продолжали сотрясать шахту, почва дрожала, и земной озноб передавался всем предметам. Из-за тряски добраться до выставленной двери, за которой темнели ступени, удалось не сразу. В одном месте я чуть не угодил в провал между просевшей колонной и ребристым краем несущей конструкции, а уже около порога чудом увернулся от нехилого шматка штукатурки, отвалившегося от притолоки.

По лестнице я уже несся во весь опор, потому что мглистые змейки оказались на удивление проворны. Узкие полоски черного тумана струились метрах в трех позади, повторяя форму ступеней и юркая между стойками перил. Одна даже взобралась на поручень и мягко скользила по нему, оставляя на полированном дереве выжженный след.

Неудача поджидала меня на следующем ярусе, где у винтовой лестницы в неудобной позе лежал труп офицера «пылевиков» со сломанной шеей. Не выбрав впопыхах оптимальную траекторию, я с разбега вписался в мазутные бочки — перекувыркнулся через одну, долбанул лысиной вторую и красиво ушел по глиссаде в угол. Комната закружилась, перед глазами поплыли пятна, которые у всех нормальных людей, по идее, радужные. Но мой просветленный мозг теперь даже их воспринимал исключительно в черно-белом варианте.

Когда я отбросил ногами прикатившуюся бочку и осветил ближайшее пространство, стало ясно: отступать некуда. Туман теперь не передвигался отдельными фрагментами. Черные хлопья собрались в общую массу, которая обступила меня полукольцом, зажав в угол и не давая уйти в сторону.

Вскочив на ноги, я пошатнулся и потряс ушибленной башкой. Вертолетило после плотного контакта с бочкой знатно, но мозг работал четко. Нужно было как можно скорее выбираться из окружения. Чернильная дрянь уже не только стлалась по полу, но и пошла вверх. Она вознеслась клубами в воздух и подступала широким фронтом.

Лихорадочно соображая, что предпринять, я швырнул в черный барьер подобранную затычку от бочки, но мгла равнодушно пропустила предмет, раскрывшись на миг, и захлопнула дыру вновь. Следом за крышкой отправился обломок кирпича, а за ним и сама бочка. Туман без особых эффектов пропускал вещи и возвращался на исходную позицию.

Когда я уже был готов рискнуть и, прокатив перед собой последнюю из оставшихся в моем распоряжении бочек, броситься за ней, то вдруг заметил: в одном месте хлопьевидная стена прогибается внутрь сильнее, чем по всему остальному полю. Догадка мелькнула сразу же, и чтобы ее подтвердить или опровергнуть, я выставил вперед руку с сияющим артефактом и шагнул. Черный туман отступил.

— Боишься? — прошептал я, делая следующий шаг. — Или за своего признал? Впрочем, мне плевать… Пошел прочь, дым вонючий.

Я прошел сквозь метнувшиеся в разные стороны хлопья к раскуроченной переборке, пролез в проем, переступил через убитого «пылевика» и стал подниматься по винтовой лестнице. Без суеты, не оглядываясь. Сил на то, чтобы смотреть назад, уже не осталось.

Туман не пойдет дальше. Отчего-то уверенность в этом была настолько сильной, что сомнениям не осталось места. То ли я и впрямь начал чувствовать Зону на каком-то ином уровне, то ли… старина Минор просто чертовски устал и какать хотел на призрачную гадость с высокой колокольни. Не знаю.

По крайней мере я без затруднений добрался до выхода, разукрашенного кровавыми потрохами подорвавшихся на растяжке бойцов, и, миновав предбанник, оказался в тоннеле.

И вот здесь переутомление последних дней навалилось на меня всей своей массой. Расплющило, прижало к земле, сорвало предохранители с нервной системы, заставило потерять концентрацию и лишило последней энергии.