Монохром

Облачение в костюмы, выверка арсенала и доведение до ума защитных сооружений заняло почти час. Мы наглухо задраили стальную переборку в коллекторной кишке на самом нижнем уровне, выставили часового возле запертой двери запасного хода, вытащили из оружейки несколько ящиков со стволами и патронами. Единственное слабое место — лестницу, ведущую наверх, к выходу, находящемуся под контролем противника, — тщательно завалили мешками с песком и железным ломом. В вентиляционных трубах на всякий случай поставили растяжки и простенькие датчики движения.

За это время нас ни разу не атаковали. Судя по показаниям скрытой камеры теленаблюдения, к бару согнали взвод армейского спецназа и моторизованный отряд миротворцев в сопровождении нескольких ученых. Здание окружили, резервный подземный тоннель перекрыли, подготовили группу захвата и устроили перекур в ожидании сигнала к действию. Установленный на полную мощность «глушитель» блокировал радиосвязь с внешним миром во всех диапазонах, кроме военного, а провода армейские инженеры заблаговременно перерезали. Комплекс Фоллена теперь «оглох» и питался стареньким дизелем, установленным рачительным хозяином в одном из подвальных помещений. Захваченный черномордый экземпляр, судя по всему, представлял для вояк определенную ценность, потому как они не стали наносить минометные удары и не устроили бомбардировку с «вертушки». Этот сдерживающий фактор, несомненно, радовал, но оптимизма прибавлял совсем немного. Во-первых, нас могли выкурить газом, потому как запас воздуха в баллонах гермокостюмов был не бесконечен, а система регенерации потребляла слишком много энергии. Во-вторых, умелый штурм тоже гарантировал захват здания без потери важного заложника. В-третьих, нас нетрудно было взять измором — хотя этот вариант прожига свободного времени не отличался рациональностью: запасов жратвы и воды у Фоллена было гораздо больше, чем воздуха. Ну и в-последних. Лично мне встречаться тет-а-тет с гусарами было строго противопоказано, ибо у них давно на меня имелся острый зубок. Полгода назад угораздило нас с Гостом попасть на Болоте в переплет, где столкнулись солдафоны с ренегатами. Военным в тот раз капитально не повезло: снаряд, выпущенный из авиапушки, угодил в «трамплин», отразился обратно и насквозь прошил кабину вместе с неудачником-пилотом. Крушение немыслимо дорогой боевой машины повесили на меня и Госта, не долго думая объявив нас в розыск. Потом страсти угасли, но официально мы все еще проходили по делу крушения ударного вертолета Ка-58. Так что попадаться в цепкие лапы военной прокуратуры мне никоим образом не улыбалось.

Ну а если говорить откровенно, дело наше — табак. Часом ли раньше, часом ли позже — военные выволокут кучку мятежников наружу живыми или мертвыми и заберут то, за чем пришли. Уверен, что в связи с этим вполне очевидным выводом не только в моем лысом черепе начали зарождаться крамольные мысли о выдаче Фоллена и спасении собственных шкур. Поэтому, пока общее благородство и верность сталкерскому слову еще не сдали позиции перед инстинктом самосохранения, я решил не терять времени и вытянуть у хозяина бара как можно больше инфы про уникального пленника. Ведь любые сведения в Зоне стоит мотать не только на ус, но и на все остальные шерстяные покровы. А вдруг окажутся полезными?

Я зашел за барную стойку и протиснулся в крохотную кухоньку, грубо отпихнув юного мордоворота. Парень не стал возмущаться — не того пошиба был фрукт.

Среди нагромождения древних котелков, сковородок и разделочных досок я не сразу заметил хозяина бара: от двери к раструбу вытяжки текли сизые узоры табачного дыма. Фоллен сидел на табуретке и прижимал к уху громоздкую трубку интеркома. Тонкие губы мусолили тлеющую папиросу.

Завидев меня, он прижал трубку еще сильнее, будто я мог подслушать. Второй узел внутренней связи располагался в подвале, стало быть, старик либо проверял часовых, либо выслушивал доклад кого-то из своих помощников.

— Пусть поторопится, — рявкнул Фоллен и прервал связь. Обратился ко мне: — Чего смотришь? Убирай отсюда свои кости.

Я обернулся, дабы удостовериться, что мордоворот на входе не навострил уши. Негромко спросил:

— Почему тот, кого твои ученые мастера сейчас вскрывают внизу, насколько интересен?

— Откуда ты знаешь… — Он осекся и махнул рукой. — Впрочем, какая разница.

— Ага, я смекалистый. Так почему же?

— Не твоего умишка дело.

Фоллен попытался протиснуться в зал, но я прижал его спиной к котлу и крепко взял одной рукой за кадык, а другой за яйца. Сиплое «ой» сорвалось с губ вместе с отлепившейся папиросой. Я стряхнул пепел с рукава и быстро притушил окурок ботинком.

— Ошибаешься.

— Сгною, — прошипел Фоллен, стараясь не делать лишних движений. Пригрозил:

— Ни разу больше хабар не возьму на реализацию. Такие слухи о тебе распущу, что ни к одной цивилизованной стоянке на километр не подойдешь. Даже поганые бандиты твоей лысой башки чураться станут.

— Ты не пугай, пуганые мы. Не факт, что из этой душегубки сегодня кто-то выберется живым. А я привык знать, за что рискую своим бесценным телом.

— За двухмесячный паек.

Я одарил Фоллена таким выразительным взглядом, что он отвел глазки. Пробубнил:

— Сладил с пожилым человеком?

— Ты на жалость не дави. Любому молодняку фору дашь.

— Пусти.

— Хорошо. Но мои руки будут рядом. Это тебе не в треньку жулить — игрушки кончились.

Я разжал пальцы, отмечая, как торгаш выдохнул и с облегчением опустился. Оказывается, бедолага все это время стоял на цыпочках. Неужели я его передержал? Да нет, симулирует скорее всего: если б совсем невмоготу стало — взвыл бы.

— Ну, валяй.

— Еще с вечера военные порезали внешние линии связи и врубили по Периметру «глушилки», чтобы инфа не потекла ни в Зону, ни обратно. Но кое-что мне все же удалось узнать…

Фоллен закусил губу. Видно было, как ему не хочется делиться сокровенным.

— Не стесняйся, — подбодрил я. — Вдруг твою задницу подпалят? Кто тогда расскажет миру о… О чем ты хотел рассказать?

Хозяин бара оттолкнул меня, но не стал звать на помощь, а всего лишь вытащил пачку и задымил очередной папиросой.

— Дошли слухи, — тихо казал он, — будто тех пятерых, которые КПП разнесли, сумели остановить только в Вышгороде, после того, как они сровняли с землей ночной супермаркет и взорвали заправку. Два взвода спецназа понадобилось для усмирения. Их вроде бы огнеметами ухайдакать сумели, загнав в бензохранилище и подпалив полквартала.

Я нахмурился.

— Постой. Что значит — в Вышгороде? Это ж семьдесят километров к югу.

— Вот и я офигел. Эти мутанты очень выносливые, если сумели в течение пяти часов покрыть такое расстояние пешкодралом, попутно избегая армейских засад и раскидывая местных ментов, как котят.

Эх, братец, вокруг да около ходишь, а суть умалчиваешь. Все еще надеешься заговорить зубы сталкеру Минору. Зря.

— Так и будем вилять? — прищурился я. — Все их боевые подвиги — пыль. Главная фишка — в другом. Не так ли?

— В другом, только ты не ори, — прошептал Фоллен, придвигаясь ближе и обдавая меня вонючим дымом. — Раньше тварям не удавалось отойти от Зоны дальше, чем на десяток километров, — подпитка аномальной энергией ослабевала, и гады превращались в лужи студня. А эти чуть ли не до Киева марш-бросок устроили. Чуешь разницу?

— Значит, они всё-таки не упыри, — проговорил я.

— Упыри, Минор, упыри. Анализ ДНК я перво-наперво сделал: мутаген и аномальные связи в клетках присутствуют. Нервная система похожа на нашу, скелет тоже, а вот соединительная и мышечная ткани серьезно изменены. На химические раздражители реакция слабая, даже концентрированные кислоты не сразу берут их шкуру, к облучению практически не восприимчивы, ярко выражены диэлектрические свойства эпидермиса. Живучие, как комбайны. Вовке Бритому еще повезло: он этой сволочи сосудисто-нервный пучок зацепил.

— Хм, что же получается? — Я тупо уставился на Фоллена, не желая верить догадке, которая промелькнула в мозгу. — Бестии научились жить вне Периметра? Да ну, брось! Не верю.