ВОСПИТАННИЦА (1858)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Леонид.

Леонид. Что такое? Что случилось?

Василиса Перегриновна. Набедокурили сами, да и спрашиваете, что случилось.

Леонид. Что я набедокурил? Что вы все выдумываете?

Василиса Перегриновна. Уж не притворяйтесь! Теперь все наружу вышло. Пошалили немножко! Что ж такое! В ваши лета, да и не пошалить!

Лиза. Уж она все барыне отлепортовала. Барыня так разгневались, что беда! Уж теперича Надю, сударь, за того за приказного отдают.

Леонид. Неужели?

Надя. Кончено дело, барин голубчик! Приходится мне отвечать за вчерашнее гулянье.

Леонид. Очень сердита маменька?

Гавриловна. Уж и не подходи никто.

Леонид. Как же это быть-то? Как-нибудь уговорить нельзя ль?

Гавриловна. Подите-ка попробуйте. Нет, уж она теперь дней пять из комнаты не выйдет и никого к себе пускать не велела.

Василиса Перегриновна. А вам хочется уговорить маменьку?

Леонид. Да.

Василиса Перегриновна. Хотите, научу?

Леонид. Сделайте милость, Василиса Перегриновна!

Василиса Перегриновна. Ну уж, извольте. Благодетельница наша обиделись очень на Гришку, что он не ночевал дома, пришел пьяный, да еще и прощенья не попросил, ручку не поцеловал. От этого огорчения они и больны-то сделались. Уж Надежда-то так, под сердитую руку попалась. Теперь наша благодетельница и из комнаты не выйдет и никого к себе не пустит, пока этот противный Гришка прощения просить не будет.

Гавриловна. А, так тут вот какая контра вышла. Ну, уж Гришка тоже своей характер выдержит. Он хоть и дурак, а себе на уме; он теперь завалится на сено, да дня четыре на брюхе и пролежит.

Потапыч. Взять бы орясину - после дяди Герасима, да с хазового-то конца и начать охаживать.

Василиса Перегриновна. Вот теперь, барин наш хороший, не угодно ли вам будет ему поклониться, чтобы он поскорей шел у маменьки прощенья просить.

Леонид (подумав). Ну, уж это ему много чести будет. А что, Гавриловна, маменька в самом деле очень сердится?

Гавриловна. Так, сударь, сердится, что беда!

Леонид. Что ж теперь делать-то?

Надя. Да что вы хлопочете-то! Ничего ведь вы сделать не можете: уж оставьте лучше! Вы же теперь скоро уедете в Петербург; веселитесь себе; что вам об таких пустяках думать, себя беспокоить!

Леонид. Да ведь мне тебя жалко!

Надя. Не жалейте, пожалуйста! Я сама как сумасшедшая на беду лезла, не спросясь ума-разума.

Леонид. Как же ты теперь думаешь?

Надя. А уж это мое дело.

Леонид. Да ведь тебе будет очень тяжело.

Надя. Вам-то что за дело! Вам зато весело будет.

Леонид. Да зачем же ты так говоришь?

Надя. Затем, что вы мальчик еще!.. Оставьте!

Леонид. Да ведь он пьяный, скверный такой!

Надя. Ах, боже мой! Уж ехали бы вы лучше куда-нибудь, с глаз долой.

Леонид. А в самом деле я лучше поеду к соседям на неделю.

Надя. Ну и с богом!

Леонид. А как уж очень-то тебе, Надя, тяжело будет с мужем-то жить, что ж тогда?

Надя (плача). Ах, оставьте вы мши! Сделайте милость, оставьте! (Рыдая.) Об одном я вас прошу: оставьте меня, ради бога! (Рыдает.)

Гавриловна и Лиза (машут руками). Ступайте! Ступайте!

Леонид. Что ж вы меня гоните! Мне, чай, жалко ее! Я все-таки подумаю, может быть, можно еще как-нибудь помочь ей.

Надя (с отчаянием). Ни помощников, ни заступников мне не надо! не надо! Не хватит моего терпения, так пруд-то у нас недалеко!

Леонид (робко). Ну, я, пожалуй, уеду… Только что она говорит! Вы, пожалуйста, смотрите за ней! Прощайте! (Идет к дверям.)

Надя (вслед ему громко). Прощайте!

Леонид уходит.

Лиза. Видно, правда пословица-то: кошке игрушки" а мышке слезки.