Вольный стрелок

Предчувствие… А еще этот эскулап раскудахтался: сейф, сейф – обрадовался, похвалился.

Вообще-то, мой промах. Мог бы догадаться, что их двое будет: один полы поднимать, другой, стало быть, сейф ломать. Специализация…

– Не грусти, – сказал шепотом Володя. – Оно, однако, к лучшему. Ты развалишь одного, я – другого. Потом сравним показания. Уточним детали. Выявим противоречия. И доработаем того, который по-слабже окажется.

Гости подошли к воротам. Тот, что поменьше, поставил у ног чемоданчик, ковырнул в замке, и ворота предательски распахнулись – закодированные, стало быть, на гостеприимство.

У дома они разделились. Маленький остался у замка входной двери, а тот, что побольше, пошел к сакле. Наклонился над Анчаром – сердце мое немного дрогнуло – взял его под мышки, с трудом (так тебе и надо!) втащил в саклю. Вышел, осмотрелся, притворил дверь и припер поленом.

Вот проспится Анчар, я ему все расскажу.

Пока Большой возился с Анчаром, Маленький справился с замком – он же, конечно, и с сейфом будет работать.

– Чур я в дверь, – сказал я Володе, – а ты в окно, вот это – второе слева, я его отпер. Берем одновременно, каждый своего. По сигналу.

– По какому? – уточнил Володя. Дотошный.

– Услышишь, не проспишь. Пошли.

– Ты уедешь – скучно станет.

– Не уеду, – смоделировал я. – Увезут.

Ребята свое дело знали. Обошли весь дом, задернули шторы там, где они не были задернуты, и, видимо, начали работать.

Я бесшумно вошел в дверь, нащупал обе кнопки сигнализации, дал Володе немного времени и разом нажал их.

И даже сам испугался: по всей территории и в доме вспыхнул свет, взвыли сирены, залаяли, злобно захлебываясь, огромные беспощадные собаки. И вроде послышались голоса резких команд.

Ударом ноги я распахнул дверь кабинета. Малыш, обернувшись, успел выпустить из рук миниатюрный газовый резак и заменить его пистолетом. Успел даже восхититься моим прыжком – обеими ногами вперед, у Женьки Серый научился.

Он раскинул от удара в грудь руки («Ба! Кого я вижу!») и глухо вмазался затылком в дверцу сейфа – «броневик» даже не вздрогнул.

Я перекрыл газ в резаке, затоптал загоревшийся ковер, подобрал пистолет (теперь их, стало быть, три у меня) и распахнул окна – сильно воняло ядовитой гарью.

Когда Малыш пришел в себя, он уже сидел на стуле, руки вывернуты и за его спинкой взяты в наручники;

– Отдохни пока, – сказал я и прошел в соседнюю комнату.

Там примерно такая же картина. Володя засовывал в карман трофейный пистолет, а его прежний владелец корчился на полу – кисть и лодыжка схвачены кольцами кандалов. Вот и пригодились.

Сирены выключились внезапно. А лай собак стихал постепенно, будто их успокаивал пробудившийся хозяин.

Я вернулся к своему пленнику. Сел за стол, снял трубку телефона, не боясь разбудить Анчара, и «доложил» начальству об успешном задержании. Сурово приврал, конечно, об оказанном нам отчаянном сопротивлении, о попытках преступников применить огнестрельное оружие. Получил указание провести предварительное дознание на месте.

Малыш слушал мою туфту, но никак не реагировал. Только сбросил кивком со лба капли пота.

Я положил трубку, посмотрел на него пустым взглядом, встал из-за стола, медленно подошел к нему, покачался с пятки на носок.

Он замер, ожидая первого удара.

– Документы есть? – лениво спросил я, будто мне и спрашивать-то его больше не о чем.

Молчание. Лучший способ не проговориться.

– Фамилия?

Та же бурная реакция.

За воротами послышался рев Володино-го «уазика», отчаянный визг сносившихся колодок.

Постучав, вошел водитель в форме сержанта, с автоматом на плече.

– Товарищ полковник, – обратился он ко мне, игнорируя присутствие постороннего. – Так что операция завершена, ребята чешут территорию. И вроде наверху еще кто-то прячется…

– Все?

– Это… значит, – он нерешительно мялся.

– Что еще? – резко спросил я.

– Туточки до вас гражданка голая просится. Имеет, говорит, сведения сообщить по делу. Допустить?

– Ну, если голая, то конечно… – Я ли хорадочно соображал – что за инициатива, с чьей стороны? И чем это грозит. Неужели русалка? – Пусть войдет.

Вошла. Женька. В купальнике.

Стала – руки по швам, подбородок вздернут, начальника глазами ест. Блудливыми, зелеными.

– Что вы позволяете себе, товарищ лейтенант? – сорвался я. – Почему не в форме?

Сейчас выдаст: я всегда в форме. Скажете – плохая форма, плохо сидит? Или как?

Но Женька безмятежно уронила:

– Искупалась, товарищ полковник. Надоело в кустах сидеть. Или нельзя?

– Идите, приведите себя в порядок и подождите меня. Вы мне нужны.

Женька повернулась и вышла строевым шагом. Подрагивая бедрами.

Я скосил глаз на задержанного. Похоже, эта милая сценка произвела на него впечатление посильнее, чем мой «звонок начальству».

В гостиной меня ждал Володя.

– Как у тебя? – спросил я, нервно направляясь в свою комнату.

– Бомжую, говорит, начальник. Заночевать хотел и скрасть что-нито. И на рынок снесть.

– Мой вообще молчит. Но я таких знаю. Говорить начнет – не остановишь. – И я плотно прикрыл за собой дверь.

– Что случилось? – Мне стоило большого труда задать этот вопрос спокойно.

– Сигарету, кофе. – Женька упала в кресло, демонстрируя отчаянную усталость. – Ванну и мужика.

По-моему, она не переигрывала. Ну, может, чуть-чуть насчет мужика.

– Что с яхтой?

Женька ткнула большим пальцем в пол, указательным в потолок.

Яхта затонула, понял я, одна мачта торчит.

– А люди?

– Я их спасла, – с гордой скромностью ответила Женька. – С риском для жизни. – Для чьей жизни, уточнять не стала. – Они в безопасности, им только голодная смерть грозит. И переохлаждение. Ну дай же мне наконец сигарету. Кто тебе вообще дороже?

– Как ты здесь оказалась?

– Приплыла, – пожала плечами, – все мы этому научились. – Правда, на берег далеко отсюда вылезла. Миль за двести.

– И как же ты добралась? Без денег? В одном купальнике?

– Именно что – в купальнике. Вышла из кустов на шоссе и тормознуть не пришлось – сплошной визг поднялся. Всем счастье великое нужно – голую Женьку подбросить. Выбрала одного, машина понравилась, под цвет купальника…

Господи, какой там цвет у этого купальника – две веревочки.

– …А насчет денег… Ну поцеловала его разок. Ну невинности лишилась раза два. Или три, точно не помню, не считала, о тебе думала.

Ах, Женька, золото ты мое! Мне захотелось сказать ей что-нибудь очень хорошее, просить у нее прощения. За что? Не знаю. Но очень хотелось. Но не сейчас. Некогда.

– Укол сумеешь сделать?

– Подкожно могу, внутримышечно. Перенервничал? Снимай штаны.

– Да не мне – задержанному.

Я передал ей пакетик с одноразовым шприцем и ампулку, что мне достал Володя.

– Поищи у Виты в спальне что-нибудь похожее на белый халат. Медицинский, не махровый.

– А что искать? Он у нее есть. Она в нем Мещерскому массаж делает, – хитро улыбнулась, видно, Вита с ней очень откровенничала. Полагаю, и Женька не больно скромничала. Представляю, однако, какой информацией они обменивались. И как хихикали.

– Сиди здесь, я тебя позову.

Я вернулся в кабинет. Сел за стол, стал, зевая, заполнять «протокол задержания с поличным».

«На поставленные вопросы отвечать отказался», – эту фразу я с удовлетворением прочел вслух.

– Будешь говорить?

Молчание.

Я позвал Женьку.

Она вошла в халате, белой шапочке, строгая, неузнаваемая. В руках – подносик, на нем – шприц, ампула, пузырек со спиртом. Остановилась у стола.

Я посмотрел на часы.

– Вот что, друг мой. У меня тоже есть хозяин. И я не хочу остаться без премии. На тебя мне, не скрою, наплевать. Я таких, как ты, за людей не считаю. А себя люблю. Условие простое: будешь говорить, отвезут тебя в горотдел, не будешь – останешься здесь, – я кивнул на окошко, в сторону моря, – навсегда.