Не стреляй первым

Стало быть, так. Завтра, надеюсь, одна линия из пунктирной станет сплошной.

А пока нужно решить простую и конкретную задачу: благополучно добраться до придорожного кафе «Усталый путник», позавтракать там с милыми людьми и получить от них набитый деньгами «дипломат». Потом вручить его Сабиру…

В зеркальце заднего вида все время раздражающе мелькал знакомый ободранный «каблучок». На одном из перекрестков я cделал неожиданный маневр у светофора и вынудил его водителя стать рядом; он круто отвернул голову и принялся плевать в окошко. Вот наглец! Распустился! Никакой диcциплины! Что же, я свое слово привык держать. Завтра ты, Юрик, будешь в таком дерьме, что долго не отмоешься.

Где-то на полпути меня остановил гаишник. Юрик тоже затормозил, включил аварийки и полез в багажник - поломка, видите ли. И еще ему, наверное, показалось, что милиционер, даже не спрашивая документов, получил от меня мзду и, удовлетворенный, неторопливо пошел в свою будку. Теперь можно не беспокоиться - на следующем посту Юрика остановят и придержат ровно столько, сколько мне надо.

Ну а пока резвись, Юрик, на свободе, побегай за мной. Резко увеличив скорость, я оторвался от него, свернул под указатель «Колхоз «Пахарь» - 3 км», проскочил придорожный лесок, снова свернул и спрятался за какие-то развалины.

Выйдя из машины, я услышал, что в развалинах мычат коровы, а затем скрипнули щелястые ворота, и пожилая женщина в платке, синем халате поверх ватника и резиновых сапогах выкатила тележку с навозом.

– Здравствуйте, мамаша, - задушевно сказал я. - Молочком не порадуете?

– Да сдали уже, раньше было б тебе спросить. Помоги-ка мне тележку опрокинуть.

– Ну и механизация у вас, как при царе-батюшке.

– А ведь так и есть. Коровник-то, говорят, еще барин строил.

– И неплохо построил, если до сих пор стоит.

Как было приятно поговорить о том о сем с нормальным человеком! Не контролируя ни слова, ни мысли.

– Да уж не как нынче. Вона, на горушке, видишь, какие стоят, залюбуешься. А все не заселяют.

– Почему же?

– Чего-то там не подвели, то ли трубы, то ли провода. Говорят, все налево ушло - на особняки для новых господ. Теперь уж и не надейся. Денег нет, все дорогое, молоко за копейки берут. - Она поправила платок, вздохнула. - А ты не из газеты, милок? А то бы прописал про эти безобразия…

– Писано уже, сверх меры. Тут не пером надо, а топором.

– И то…

Ворота снова скрипнули. В щели появилась сперва голова в пилотке до ушей, а затем и весь солдатик, путающийся в великоватом для него белом халате.

– Я пошел, теть Дунь?

– Давай, давай, милок, - ласково сказала женщина, помогая ему снять халат.

Он прошел мимо меня строевым шагом.

– Доярка наша - Федюня. Соседская часть их присылает: мы им молочко, они нам рабочую силу. Во до чего дожили, работать некому - кто в цеха подался, кто в торговлю. В поле никого не выгонишь. А парнишка хороший, ласковый. Хоть про это-то пропиши.

К «Усталому путнику» я приехал до назначенного времени, надо было изучить обстановку, осмотреться. Кафе расположилось в стороне от шоссе, в уютном местечке среди деревьев, И что мне сразу не понравилось - около не было ни одной посторонней машины. Припарковались только четыре одинаковые «девятки», принадлежащие, судя по всему, нашим «данникам». Издали бросалось в глаза белеющее на стекле входной двери объявление, наверное, санитарный день или еще что-то, такое же невинное.

Я покурил, не выходя из машины, затем взял с заднего сиденья «дипломат» и не спеша направился к входу в кафе, почему-то чувствуя себя мишенью в зрачке оптического прицела, Двух прицелов…

Серый вошел в кафе и прикрыл за собой дверь. В зале была пусто и тихо, Столики разогнаны по стенкам, на них торчали вверх ножками легкие стулья. Какой-то парень в клеенчатом фартуке, вытянув ленту из кассовой ширинки, просматривал ее и что-то выписывал, рукава его рубашки были завернуты до локтей. Коротко стрижен. Нос придавлен, скорее всего давнишним соприкосновением с перчаткой соперника.

Он даже не вопросительно, а как-то утвердительно взглянул на Сергеева.

– Я от Рустама, - сказал Серый, ставя «дипломат» на пол.

Парень кивнул на дверь за стойкой бара:

– Заходи. - И вошел вслед за ним, остался у дверей, сложив голые волосатые руки на груди. В этой позе с этим взглядом он больше походил не на боксера, а на мясника.

В комнате находились еще трое. Они вольно сидели за столиком и делали вид, что спокойно пьют кофе. И нисколько не волнуются, полны решимости и мужества,

– Привет, - шутливо и нагло сказал Серый. - Я за алиментами. От Рустама.

И тут же почувствовал всей шкурой, как изменилась после этих слов атмосфера. Его наглость укрепила их решимость. Они одновременно встали, и в руках «хороших, добрых людей» появились арматурные прутья.

– Вот что, - сказал тот, что был постарше, - мы тут посоветовались и решили…

– Так деловые люди не поступают, - с угрозой перебил его Серый, стараясь, однако, не переиграть, не перегнуть палку, а то потом их уже не остановишь. - Была договоренность. Вам грозят большие неприятности…

– Неприятности будут у тебя. Для начала…

Что-то, вероятнее всего здоровый инстинкт самосохранения, заставило Серого сделать шаг в сторону. Мимо него пролетел, зацепив рикошетом, «мясник» и опрокинул столик, Зазвенели чашки, забулькал кофе из горлышка упавшего кофейника, Серый тоже не удержался на ногах.

– Вася, врежь ему тубареткой, - скомандовал старший.

Серый оценил приказ, откатился в сторону, а на его место грохнулся и разлетелся на куски тяжелый дубовый табурет.

Серый вскочил и перемахнул через письменный стол, отделившись им от противников.

Трое молча пошли на него, увесисто помахивая прутьями, примеряясь.

Серый толкнул на них стол, отступил к стене и вскочил на подоконник. Правда, окно было забрано снаружи решеткой, но если они начнут опять швыряться «тубаретками», то наверняка разобьют стекла и привлекут внимание. А прутьев Серый не больно-то боялся.

Но тут «мясник», который все это время поднимался с пола, встал наконец на ноги, нагнулся, пошарил за опрокинутым столиком в «кофейном бое» и вытянул дерьмовый одноствольный дробовик. Щелкнул курок. С ружейного цевья звучно в наступившей тишине падали на пол густые кофейные капли…

– Слазь с окна, паскуда! - заорал «мясник» и прижал приклад к плечу.

– Подождите, ребята, - сказал я. - Может, еще договоримся?

– Поговорили уже. Слазь!

Двое стали приближаться ко мне. «Мясник» остался на месте, держа меня под прицелом. Это хорошо, потому что глупо: когда я схвачусь с ними, он не сможет стрелять без риска зацепить кого-нибудь из своих.

Но тут кто-то спутал чьи-то карты. За моей спиной раздался звон разбитого стекла и между прутьями решетки просунулся короткий ствол автомата. Одновременно распахнулась (мягко говоря) дверь, вошли двое, тоже с автоматами.

– Оружие на пол, - сказал один из них, с пластырем на щеке. - Сами к стене. Живо!

Другой передал мне «дипломат», очень похожий на тот, которым снабдил меня золотозубый Рустам. Я взвесил его в руке:

– Маловато будет. Расписка нужна?

Он усмехнулся:

– Я же сказал, что мы договоримся.

«Усталые путники» переглянулись в недоумении.

На обратном пути я чуть не столкнулся с Юриком. Он, с квадратными глазами, мчался мне навстречу и, как собака, вновь обретшая хозяина, не скрываясь, визжа колесами от радости, развернулся и успокоенно пристроился мне в хвост. Бедняга, побегал-таки, поволновался… Отдохнешь скоро.

Я устало сел в кресло, положил «дипломат» на колени.

Сабир молча улыбался. За его спиной стояли Оганес с Асланом - усатые неразлучники, Один из солнечного Баку, другой из не менее солнечного Еревана. Их народы периодически воюют друг против друга, а эти всегда дружат, вместе «работают», вместе, видимо, сядут. Если до суда доживут.

Вообще же, не контора, а интернационал какой-то, стало быть. И ходят парами. Митрохин с Голубковым, Аслан с Оганесом. Серый с Ларисой. Сабир только в одиночестве, бедняга. Но улыбается.