Страница 13 из 19
– Я боялась, он в тебя попадет, - сверкая шальными искорками в глазах, скромно объяснила Яна. - А потом скажет, что случайно.
– Ну! Ну! - как паровоз перед стартом стал выдыхать Прохор.
– Вот видишь, он даже оправдаться не может. Убивец кровожадный! И, заметь, из самых низменных побуждений. На! - она протянула Прохору ружье. - И больше не шали, не выйдет. Не смей мне Серого обижать.
Всей гурьбой мы вышли во двор. Саныч брезгливо, кончиком кнутовища, перебрасывал через забор обрывки вражьего гардероба.
– Как? - горделиво приосанился он.
Я поднял большой палец, подобрал нож и клочки бумаги.
– Здорово вы их проучили! - в один голос восхитились Коля с Олей.
Мы переглянулись: проучили… только кого мы проучили? Вот именно. Что и требовалось.
Вскоре приехал Андрей - отпраздновать вместе с нами первую победу, привез мне полную рукавицу патронов. Где он их достал, я не спрашивал. Стало быть, и так ясно - деревни кругом партизанские, тут, если хорошо поискать, можно и танк где-нибудь на чердаке обнаружить, под стрехой, например.
– День-два, а то и три у нас есть, - сказал участковый. - Пока они своему начальству нажалуются, взбучку получат, пока со своим стукачом свяжутся, решение примут, подготовятся…
– Штаны толстому новые купят, - в тон дополнила Яна, - исподнее ему справят…
– И скорее всего после этого, - добавил и я, - еще одно предупреждение нам сделают. Серьезное. Им ведь, чтобы авторитет не уронить и район из рук не выпустить, важно не столько физическую, сколько психологическую победу одержать, задавить нас. Но мы их все-таки на открытый бой должны вынудить, «стрелку» устроить…
С этой среды мы стали жить как в осажденном замке. Все время чувствуя чужое недоброе внимание. Днем, занимаясь делами, мы настороженно поглядывали по сторонам, ночью скрытно патрулировали усадьбу.
Особенно усердствовал Прохор. Ходил всегда с поднятым воротником и прищуренным глазом, резко оборачивался каждые десяток секунд. Прежде чем выйти за ворота, высовывал голову - туда, сюда, - осматривал окрестности. Он даже в дверь не входил по-человечески: ударял в нее ногой и лихо, мастерски отскакивал в сторону, поглядывая при этом на Яну, мол, вот какой я крутой молодец.
Кончилось это тем, что он чуть Саныча не пришиб. Тот как раз за дверью стоял. С лукошком, полным яиц.
– Не бандитов нам надо бояться, - сказала на это Яна и велела Прохору отмыть комнату, до потолка забрызганную желтками, белками и яичной скорлупой. Да еще заставила его съесть два уцелевших яйца, которые, кстати, Проша терпеть не мог, в сыром виде. И долго ворчала после этого: - Его надо в погреб посадить. Пока он нас всех не перебил. Он ведь засланный, однова. Шпион. Сколько тебе заплатили твои сатрапы?…
Меня же в нашей пассивной обороне больше всего беспокоил густой кустарник на задах. Что в нем таится, нам не видать, а взять нас оттуда на мушку - проще простого. Поэтому ночью, если не стоял в карауле, я с нашего чердачного окна порой на эти кустики поглядывал. Тем более что за ними начиналась та самая лесная дорога, по которой двухприводная «Нива» вполне могла подобраться и, сбросив десант, прорвать нашу оборону.
Так оно, стало быть, и случилось. Прекрасной лунной ночью, разомкнув кольцо ласковых Яниных рук, я вовремя скользнул к окну и увидел на краю леса мгновенный проблеск автомобильных габариток. Схватил пистолет, сунул ноги в сапоги и бесшумно скатился по лестнице. Пробрался через залитый лунным светом сад и затаился, прижавшись к углу старого, заброшенного Санычем сарая…
Холодно, на мне только брюки и рубашка, сейчас зубы стучать начнут, врага спугнут.
В ушах звенит мертвая тишина. Нарушает ее треск сломавшейся под неосторожной ногой ветки, и вроде короткий тихий говор прозвучал.
Сзади вдруг что-то прошумело, будто слон споткнулся. Я резко обернулся, вскинул пистолет - оказывается, это сонный Прохор в сортир пробирался, дерева на пути сшибая,
И тут дробно, прерывисто засверкало в кустах, ударила в бревенчатую стену сарая автоматная очередь.
Я сбил Прохора с ног, упал рядом.
Еще одна - только щепки полетели. Третья - длинная - прошла ниже, а потом глухо прошила дырявый толь на крыше.
И опять - почти глубокая тишина. Неясный, удаляющийся шорох - будто ветки скользят по одежде, все тише и тише. А затем, уже не таясь, - хлоп, хлоп - дверцы машины, вспыхнувший свет фар, рев движка и постепенное его угасание в лунной ночи.
Все: концерт по заявкам трудящихся окончен.
Предупреждение последнее сделано, намек понят.
И меры примем, стало быть…
Прибежали Саныч с ружьем и Яна в одеяле.
– Живы? - спросил Саныч, оглядел, посвечивая фонариком, стену. - Ты где стоял? А Прохор? В вас не целил - предупреждение послал. - Провел ладонью по стене. - Восстановлению не подлежит.
Яна распахнула одеяло, набросила его край мне на плечи.
– Ты почему босиком? С ума сошла!
Я сбросил сапоги.
– «Милосердие-44», - фыркнула Яна, имея, наверное, в виду размер, но в сапоги влезла. До пояса.
И мы пошли домой, досыпать. Сегодня больше не потревожат, реакции будут ждать.
Яна, прижавшись к моему боку, гулко бухала болтавшимися на ногах сапогами по промерзшей земле, наступала мне на ноги…
Утром мы собрались на терраске, Саныч зарплату нам выдавал. Стояли в очереди, переругивались, все путем.
– А чего так рано, дядь Сань? - поинтересовалась склочница Яна.
– У меня оплата понедельная, с учетом инфляции, - успокоил ее Саныч.
Мы, конечно, оценили его заботу и такт, расписались, как положено, в ведомости.
– А премиальные? - намекнула Яна, пересчитывая бумажки. - А за вредность?
– Премиальные - согласен, положено, - поскреб в затылке наш работодатель, эксплуататор наемной рабочей силы, припертый к стене профсоюзом. - А вредность при чем? Живете на свежем воздухе. За квартиру не платите. Питаетесь экологически чистыми продуктами. По себестоимости…
– А бандиты кругом? - Яна уперла руку вбок. - А Прохор? Того не стоят?
– Ладно, - согласился Саныч, - насчет Прохора - убедила. В следующий раз прибавлю. Если доживем. А у тебя, - это Прохору, - у тебя вычту стоимость двух поломанных лопат…
– И яиц битых, - добавила Яна. - Потом он еще скворечник разорил - опять же убыток.
– На! - Прохор демонстративно припечатал перед ней к столу свою зарплату. - Подавись!
Яна хладнокровно забрала его деньги:
– И правильно поступил, от тебя один урон в хозяйстве. Ну, скажи, куда бы ты свой гонорар кинул? Небось на девок?
– А ты - на шпильки?
– А я, - гордо выпрямилась Яна, как Жанна д'Арк, - а я - на общее дело пожертвую.
Не обратили мы внимания на эти слова. А зря, стало быть…
После раздачи пряников Саныч с заехавшим за ним Андреем снова собрались вербовать волонтеров, а мы с Прохором запрягли кобылу и поехали в лес - вывозить бревна, что Саныч заготовил еще летом, для нового курятника и ремонта колодезного сруба, Яне строго наказали запереть за «вербовщиками» ворота и двери и по саду не мелькать.
Вернулись мы наскоро, уже смеркалось. Сваленные стволы нужно было очищать от сучьев, распиливать, выволакивать на дорогу. Да еще застряли в канаве, пришлось разгружать воз, откатывать бревна вручную на ровное место, снова нагружать телегу.
Добрались до усадьбы. Выпрягли лошадь. Ввалились - голодные - на кухню.
– Ну вот, - сказал Прохор. - Избаловал ты ее. Распустил. Потакаешь капризам. Позволяешь ей твоих друзей оскорблять, А плита у нее холодная, и воды в рукомойнике нет, передник валяется в неположенном месте…
Прервал его ябеды вернувшийся с вербовки Саныч, похвалился:
– Пятерых бойцов набрали, семь стволов общим счетом, шестьдесят патронов, да кое-что в резерве имеем. Разнесем Махнотино войско! А где Яна? Покушать бы…
– А разве она не с вами? - ужаснулся Прохор.
Вот оно, стало быть!
Я сорвал со стены ружье и патронташ, выбежал во двор и вскочил на белого вороного коня.