Операция продолжается

Но шел попутный «виллис» и очень быстро доставил Большакова в штаб. В просторной комнате, которая когда-то служила кабинетом сбежавшему с немцами Казимиру Пеньковскому, за столом Саврасова сидел пожилой майор в авиационной форме. Распахнутая шинель открывала перепоясанную портупеей гимнастерку. У майора было длинное узкое лицо с залысинами большого лба и усталые неяркие глаза. Перед ним на раскрытой тетради лежала вечная ручка. Большаков покосился на портрет Сенкевича, висевший на стене, и по-уставному доложил:

— Товарищ майор, гвардии капитан Большаков явился по вашему вызову.

Пожилой майор, не вставая, протянул ему длинную ладонь.

— Садитесь, товарищ капитан.

Виктор присел и, зажав коленками костыль, оперся на него руками. Зеленые глаза в ожидании уставились на майора. С легкой фамильярностью, какую только бывалый летчик мог себе позволить в обращении со старшим по званию, осведомился:

— Чем могу служить?

— Служить? — строго повторил незнакомый майор. — Служить вы должны Родине, товарищ гвардии капитан. — Он достал пачку «Беломора» и предложил закурить. Задетый его ледяным тоном, Виктор не произнес обычного в этих случаях «я не курю», а только отрицательно мотнул головой. В тонких пальцах майора заскрипело перо трофейной авторучки, и на белом листе тетради он крупным почерком вывел: «Гвардии капитан Виктор Федорович Большаков, 1920 года рождения, русский, командир корабля дальней авиации».

— Так, кажется?

— Так, — сухо согласился Виктор.

Майор закурил и потушил почерневшую спичку.

— Какого числа вы были сбиты над Познанью?

— Двадцать первого сентября ночью.

— Во время вынужденной посадки вы остались в живых только один?

— Да.

Майор положил на стол холодные ладони, налег на него узкой грудью и вдруг быстро спросил:

— Кто из немцев вас допрашивал? Звание допрашивающего, место допроса, характер вопросов?

Большаков удивленно поднял голову и не моргнул, встретившись с блеклыми непроницаемыми глазами.

— Позвольте, а кто вы такой?

— Майор Олежко. Следователь. Прошу отвечать коротко и точно.

— Меня никто из немцев не допрашивал, — растерянно возразил Виктор.

— Значит, никто? — Жесткая линия рта у майора насмешливо дрогнула: — Может, вы вообще там в тылу ни одного немца не видели?

— Нет, видел, — успокаиваясь и понимая, что этого допроса не избежать, спокойно произнес Виктор. — Фашистского фельдфебеля видел.

Перо трофейной авторучки зашуршало быстрее, и на бумаге родились слова: «Во время пребывания за линией фронта имел встречу с фашистским фельдфебелем».

— Что вы там пишете? — взорвался капитан. — Было совсем не так.

— Вас это не касается, — оборвал его грубо следователь. — Отвечайте на мои вопросы и только. При каких обстоятельствах произошла эта встреча?

— Я был ранен. Нога воспалилась. Фашист взял меня в плен в заброшенном блиндаже. Повел к коменданту.

— Как звали коменданта, звание?

Большаков презрительно вздернул плечами. Развязность майора начинала его бесить.

— Если бы фельдфебель довел меня до коменданта, вам бы не пришлось мотать мне душу этим допросом.

— Почему же он вас не довел?

— Потому что был убит.

— Кем? Вами?

— Нет, не мною.

— Кем же?

— Это к делу не относится, — мрачно отрезал Виктор.

Над фольварком затарахтел мотор. Зеленый По-2 пронесся над самой крышей, косо снижаясь над летным полем. «Саврасов из штаба прилетел», — догадался капитан. Он подумал об Ирене и твердо решил: «Нет, я не буду впутывать ее в эту историю, — кому какое дело».

— Так кто же убил фашистского фельдфебеля?

— Один человек... хороший человек польского происхождения.

— Хорошие люди тоже имеют фамилии.

— Его фамилия к делу не относится. Но если она вас так интересует, советую обратиться к командиру того партизанского отряда, откуда меня вывезли. Короче, об этом я говорить не стану. Задавайте другие вопросы.

Трофейная авторучка снова забегала по бумаге, и Большаков, косивший за ней глазами, прочел:

«Утверждает, что был обнаружен немецким фельдфебелем и пленен. По его словам, фельдфебель был убит, и он ушел. Кто убил фельдфебеля, скрывает. Вся версия сомнительна».

— Значит, вы говорите, что фельдфебель, наткнувшийся на вас, бродил по лесу один? — Майор прищурился, и его водянистые глаза превратились в две маленькие щелочки. — А что ему одному было делать в лесу? Что?

— Не знаю... — устало промолвил Большаков. — За плечами у него было охотничье ружье. Возможно, куропаток искал.

— Да? Но фашисты никогда не ходят в лес в одиночку.

Большаков посмотрел в узкое лицо майора и презрительно усмехнулся.

— А вы их, этих фашистов, живыми при оружии когда-нибудь видели, товарищ майор? Или только на допросах?

— Капитан, не дерзите! — тонко выкрикнул следователь и ребром ладони ударил по столу. — Вы увиливаете от прямого объяснения. В вашу историю с фельдфебелем я не верю.

— Если не верите, зачем же спрашивать, — вспылил и Большаков. — И вообще я не понимаю, для чего вся эта процедура. Разве вам недостаточно, что я, советский летчик, раненым попавший за линию фронта, все сделал, чтобы вернуться в родной полк, и стою сейчас перед вами? Разве вам недостаточно, что я снова готов совершать боевые вылеты?

Следователь поджал тонкие губы и вставил:

— Если вас к ним, разумеется, допустят.

— А почему же нет! — простецки развел Большаков руками. — Мне же не вечно с этим костыликом шкандыбать. Вот заживет нога, и допустят. Ясно как божий день.

Докуренная папироса чадила в пепельнице.

— Дело не только в одной раненой ноге, — многозначительно сказал следователь: — Прежде всего мы должны выяснить, как вы провели все эти дни в тылу у противника, что делали, с кем встречались, какой характер носили эти встречи. Из ваших ответов пока что ясной картины не создается. Странная история с фашистским фельдфебелем, какой-то великодушный человек, убивающий фашиста. Имя этого человека вы почему-то назвать отказались...

В эту минуту рывком распахнулась дверь, и на пороге возникла плотная фигура полковника Саврасова.

— Что здесь происходит? — рявкнул он, с недоумением переводя тяжелый взгляд с капитана на следователя. — Вы кто такой, майор?

Усы у Саврасова стояли, что называется, дыбом, полные губы вздрагивали, и сквозь них проглядывали почерневшие от табака зубы. По всему было видно, что из штаба фронта командир полка возвратился разъяренным и сейчас не знал, на ком сорвать зло. Большаков обессиленно опустился на стул.

— Он меня сейчас назвал предателем, товарищ командир.

В желтых глазах Саврасова погас на мгновение гнев и воцарилось удивление.

— Тебя? Нет, подожди. Я чего-то не понимаю.

Следователь уже оправился от растерянности. Растягивая в улыбке побледневшие губы, сказал:

— Здесь и понимать-то нечего. Вот мое удостоверение. Я начал допрашивать вашего капитана Большакова, находившегося на вражеской территории.

— Подождите, — прервал его Саврасов, коротким и властным движением руки отводя в сторону протянутую коленкоровую книжечку. — Значит, вы допрашиваете моего летчика?

— К сожалению, вынужден, товарищ полковник.

— Значит, вы допрашиваете, — не слушая его, с нарастающим бешенством продолжал Саврасов, — а я, командир полка, ничего об этом не знаю. Значит, я для вас, выходит, что трын-трава? Так вы, может быть, с этим своим мандатом и полком вместо меня командовать станете? Матчасть контролировать, маршруты готовить, на цель аэропланы водить. А?!

Саврасов рванул молнию на теплой меховой куртке, и она с треском опустилась, открывая грудь в орденах и Золотых Звездах. Кусая губы, он шепотом спросил:

— Вы на чем сюда приехали?

— На «виллисе».

— Садитесь на него и сейчас же отправляйтесь назад.

Следователь деловито закрыл тетрадь, застегнул шинель вздрагивающими пальцами и потянулся за фуражкой.

— Вы сорвали мне работу, — произнес он с вызовом и вышел.