Убить президента

Значит… Значит, это не номер дома и квартира. Тогда что же? Номер телефона? Но цифр слишком мало. Для камеры хранения, где герои шпионских романов все прячут, цифр, наоборот, многовато. Да и не стал бы «Кириченко» доверять стандарту. И потом, похоже, у него не было времени ездить на вокзал и снимать бокс. Тут должно быть что-то совсем простое, какой-то совсем элементарный почтовый ящик. Сто-о-оп! Вот оно. Ящик. Абонементный ящик. Тут я вспомнил отчетливо один из разговоров с «Кириченко», в котором он признался, что зачем-то продолжает оплачивать абонементный ящик в районе Гоголевского бульвара. Там, где раньше – пока не умерла мать и не женился заново отец – жил в родительской квартире. Вся почта к нему уже третий год приходила сюда, на «Профсоюзную», а тот старый ящик наш «Кириченко», кажется, не отпускал из какого-то ностальгического чувства. Словно надеялся, что однажды кто-то пришлет ему туда письмо.

Газету я, конечно, с собой брать не стал, просто запомнил номер и оставил ее в таком же положении. Я предполагал, что может быть и повторный обыск, и тогда пропажа газеты даст им (кому, кстати, им?) необходимый ключ к разгадке. Возможно, что они тоже догадаются про этот ящик, если им придет в голову хорошенько изучить биографию агента. Надеюсь, я успею раньше.

Выходя из квартиры, я деликатно, придержал собачку замка, чтобы дверь закрылась тихо, без щелчка. Сделал я это скорее по профессиональной привычке. И, как выяснилось, поступил абсолютно правильно.

Потому что в подъезде, одним лестничным пролетом выше, кто-то был.

И этот кто-то, похоже, поджидал меня.

И намерения у этого кого-то были, кажется, самые серьезные.

Глава 10

ОРУЖЕЙНИК РОЙФЕ

Вы помните Семена Михайловича Буденного? И не старого, в гробу, который везли по проспекту Мира на лафете, а молодого Сенечку, толстого усатого красавца? Я таки его помню, я. Я делал ему пулемет для дачи. Нормальные люди ставили на даче электрический насос американской фирмы «Брандт», а Сеня решил поставить на чердаке пулемет. Хороший английский «гочкис», их в гражданскую было много у Колчака и кое-что перепало и нам. Конструкция, конечно, не первый сорт, но после того, как я заменил прицел на работу собственного изготовления и перебрал затвор, он уже стал первый сорт. И в тридцать восьмом оказалось, что я был не прав, а Сеня прав. Когда к нему пришли люди из энкавэдэ, насос фирмы «Брандт» не смог бы помочь, а пулемет системы «гочкис» очень даже помог. Мне говорили, под большим, конечно, секретом, что Сеня одной очередью уложил всех троих, а потом позвонил в Кремль и закричал по аппарату, что контрреволюция напала на него и что нужна подмога. Иосиф Виссарионович тогда сказал Ежову: «Не трогай дурака!» – и все обошлось в лучшем виде.

Я делал пистолет Иосифу Виссарионовичу. Да. Иосиф Виссарионович хотел такой маленький пистолет, чтобы умещался за голенищем его мягких сапожек. Но чтобы стрелял, как большой. Каждый патрон я делал вручную, но я его сработал как надо. Иосиф Виссарионович лично сделал две поправки и два пожелания, и я все исполнил. Правда, я не слышал, чтобы он потом лично из него стрелял. То ли я ему все ж таки не угодил, то ли просто за него стреляли другие. Берии я ничего не делал. Он не знал толку в настоящем оружии. На службе Берия пользовался, говорят, казенным ТТ, а дома любил играться с дурным немецким «зауэром», хорошим только тем, что инкрустирован золотом и камнями.

Хрущеву я сделал большой кольт. Никита Сергеевич увидел такой в Америке, когда ездил пропагандировать спутник и перенимать кукурузу. Он мне сказал: «Сделай, как у американцев». Но я сделал лучше, чем у американцев. Сам мистер Кольт не нашел бы в моей работе никакого изъяна. Никита Сергеевич был так доволен, что хотел вооружить кольтами всю московскую милицию или хотя бы кремлевскую охрану. Но тут его сняли за волюнтаризм.

Последним серьезным заказчиком был товарищ Брежнев. Он очень любил пистолеты, еще больше, чем автомобили. Я ему сделал такой «люгер», что просто пальчики оближешь! А коллекционный маузер! А парабеллум – в точности такой, какой был у Зейсс-Инкварта, только сделанный под наш унитарный патрон! Даже обычный «Макаров» Леонид Ильич хотел получить не такой, как у всех, а с секретом. Я делал ему автоматический скорострельный «Макаров» под малокалиберный патрон с удлиненной обоймой. В обойме патронов умещалось восемнадцать. Восемнадцать! Это был шмайссер, а не «Макаров». Леонид Ильич нарочно брал его на охоту и стрелял очередями. И все удивлялись, потому что такого хитрого «Макарова» никогда не видели…

После смерти Леонида Ильича серьезной работы почти не стало. Я по-прежнему сидел в своей мастерской в подвале Спасской башни и получал свою маленькую зарплату, как будто я часовой мастер и должен чинить их ужасные куранты. Но серьезной работы не было, была одна дрянь, недостойная мастера. Крупные люди перестали обращать внимание на Ройфе. Они, наверное, думали, что, раз мне девяносто шесть лет, значит, я уже умер. Стали приходить какие-то сопляки в мундирах. Они да, платили хорошие деньги, но заказывали глупости, которые этих денег не стоили. Какие-то фокусы для фейерверков, стреляющие авторучки и нестреляющие пистолеты, духовые ружья для игры в пластмассовые дротики. Они сошли с ума, но и я сошел с ума, потому что все это делал. Последний раз мне заказали патроны с игрушечными пулями и фальшивую гранату-лимонку из пенопласта, которая бы только делала звук и вспышку. Я выполнил заказ и сказал: все! Я мастер, а не циркач. За фокусами обращайтесь на «Мосфильм». Мне девяносто шесть лет, и я хочу в своей жизни кое-что успеть сделать. Я буду делать пистолет в подарок Президенту. Правда, я не представлен ему, а он не знает старого Ройфе. Нас забыли познакомить, но это не важно. Хорошее оружие еще никому не помешало, поверьте моему опыту. А это будет лучшее оружие. Это будет особый пистолет. Пистолет системы «Президент», конструкции мастера Ройфе. Он будет уметь все. Он будет стрелять очередями и пробивать стальной лист насквозь. У него будет большая обойма и очень легкий спуск. Его можно будет носить в кармане пиджака и за голенищем мягких сапог. Президент специально будет носить мягкие сапоги, чтобы не расставаться с моим удобным пистолетом. Я это сделаю, не будь я мастер Ройфе. Да что там скрывать, я уже почти это сделал. Еще день, и все будет готово.

Это будет лучший мой пистолет.

Президенту понравится. Даже товарищу Сталину такая работа понравилась бы. Даже ему.

Глава 11

МАКС ЛАПТЕВ

Я Лаптев, но отнюдь не лапоть. В честь моих героических предков назвали одно большое море и один глубокий пролив на севере страны, а также кое-какую мелочь на полуострове Таймыр. В моих жилах течет кровь полярных авантюристов, которые побеждали, потому что не приучены были отступать. Во всяком случае, так гласит семейная легенда.

Жаль, что эта троица – один на лестнице и двое у подъезда – не была посвящена в нашу семейную легенду. Иначе они, конечно, не стали бы так серьезно перекрывать мне все пути к отступлению и не послали навстречу всего лишь одного толстого мордоворота. Толстяки действительно опасны в ближнем бою: можно сколько угодно сжимать жирный загривок и молотить по пузу-барабану – успеха не будет. Но реакция у них чуть-чуть замедленная. Должно быть, слой жира на доли секунды тормозит реакцию мышц на команду мозговых нейронов. Для обычного драчуна эти доли секунды ничего не значат, но мы, чай, не первый год замужем.

Я пошел, прямо на него, демонстративно игнорируя тех, кто сзади. В полуметре от толстяка я замедлил ход и с немыслимой развязностью в голосе спросил:

– Эй, козел, у тебя закурить не найдется?

Будь это действительно просто наглая уличная шпана, под которую упорно косили толстый мордоворот и та парочка, я бы обязательно получил на свой вопрос хоть какой-нибудь ответ. Уличный этикет требовал сначала легкой словесной разрядки и только потом – кровавого мордобоя.