Страница 4 из 6
И снова тропа, снова впереди нас потихоньку катит и катит себе наша Пальмуха и снова, что-то учуяв, узнав, скрывается в чаще и оттуда опять подает голос: мол, пожалуйте, еще одна белка.
Не знаю, может быть, такая манера работы, которую демонстрировала мне собачка-добытчица из вологодской деревни Дюрбениха, кому-то из наших столичных мастеров и не приглянется, но я работой Пальмухи был покорен и теперь мечтал только о такой собачке. И Бог в конце концов услышал мои молитвы. После Буяна, Бурана, Шихана, после зверовых западносибирских лаек судьба подарила мне премилое существо, русско-европейскую лаечку Лапку, которая работала в лесу так же аккуратно, так же точно, как собачка Вениамина Александровича. И охота с моей Лапкой была не охотой, а наслаждением.
А пока, до встречи с Лапкой, мне предстояло долго и трудно добиваться от своих зверовых по природе собак старательной работы по все той же мелочи, вроде белок и глухарей.
В ответ на все мои вопросы по части белок, присутствие которых по окрестным местам мы с Боцманом сегодня так и не смогли обнаружить, Вениамин Александрович, сам очень заинтересованный в охоте за этими зверьками, поведал нам следующее.
Да, действительно, сейчас в лесу белки нет совсем. Не показалась белка в этом году и ко ржаному снопу, хотя шишка на елке есть, уродилась. Но белки, которые показываются здесь в то время, когда убирают рожь, не остаются на зиму, а уйдут куда-то дальше — это ходовые зверьки. А ждать надо белку на овсяной сноп. Если белка явится на овсяной сноп, то есть к тому времени, когда начнут убирать овес, то такая белка уже никуда скоро не уйдет. Вот тут-то и радость нашим охотникам: дождутся, когда белка оденется в зимнюю одежду, и начнут свой промысел-добычу.
Срок овсяного снопа уже вроде бы и наступил — овес уже начали убирать с полей, а вот белок пока не видно, хотя корм для них, еловые шишки, есть.
Но бывает тут и такое: выпадет урожай на еловую шишку, а белка так в этот год и не придет. Тогда смотри по еловым вершинам птиц-клестов. Если много в лесу клестов, значит, много накидают они на землю еловых шишек — всю сорванную шишку клест никогда не вышелушит, уронит ее на землю. Здесь шишка в целости и сохранности и пролежит под снегом до следующего года — и станет тогда зрелая еловая шишка именоваться паровой. И семена в ней все сохраняются, это только из тех шишек, что останутся на ветках, семена разлетятся по весне. Вот на такую паровую шишку, что как бы заготовили впрок, сохранили птицы-клесты, и явится уже на будущий год белка, обязательно явится.
А что будет в этом году? Бог его знает. Ждать надо…
И мы ждем. Ждет и Вениамин Александрович и вместе со своей Пальмухой нет-нет да и заглядывает в лес и возвращается тоже ни с чем — пока Пальмуха ни разу не подала голос по белке. Так что скорей всего нам с Буяном никакая белка в этом году не встретится.
Я, конечно, расстраиваюсь, но мой Буян никак не собирается унывать — он по-прежнему носится по тайге, кого-то разыскивает и в конце концов находит и останавливает лося-быка, а там, день спустя, оповещает нас громким, злым лаем, что отыскал он в тайге совсем серьезного зверя.
Первое, что мы сразу предполагаем: Буян загнал на дерево рысь! И тут же опускаем в стволы своих двухстволок по паре патронов с картечью.
Буян по-прежнему продолжает зло и громко отдавать голос, и отдает голос он определенно куда-то вверх, то есть работает по зверю, сидящему на дереве. Мы осторожно подходим к тому месту, где наша собака держит рысь, и, конечно, помним, что стрелять рысь, которую собака загнала на дерево, надо очень точно, по месту, чтобы раненый зверь, оказавшийся на земле, не поранил собаку — такая встреча может окончиться для собаки плачевно.
Мы уже видим нашего Буяна — он чуть в стороне от дерева, высоко поднятая голова и все тот же злой, частый, неукротимый лай. Приглядываемся к дереву, ищем рысь, но пока не находим. И наконец обнаруживаем кота, обыкновенного домашнего кота, плотно прижавшегося к суку.
От того места, где Буян отыскал свою «рысь», до ближайшего населенного пункта, вполне пригодного для проживания домашних котов и кошек, было не так уж близко. Какая нелегкая занесла этого усатого-полосатого путешественника в такую даль, в самую таежную глухомань? Я оттаскиваю в сторону беснующуюся собаку и пытаюсь вступить хоть в какие-то переговоры с обнаруженным нами бродягой. Но кот неумолим — он нас попросту игнорирует.
Тогда я еще не знал, что у местных котов давно вошло в привычку по весне, как только начнут подсыхать лесные дороги, отправляться в тайгу и, как ни в чем не бывало, возвращаться обратно только с крутыми осенними холодами, чтобы здесь, в родном жилище, на теплой печи пережить вместе с остальными домочадцами глухие зимние дни, а по весне снова собраться в свой отхожий промысел. И что интересно, такими путешественниками в здешних местах были только мужские особи мяукающего племени, женская же часть кошачьего населения никуда особо от дома не отходила и была занята по летнему времени воспитанием подрастающего поколения.
В тех же охотничьих билетах, которые выдавались тогда нам, охотникам, в графе «обязанности» черным по белому значилось, что каждый охотник обязан бороться с бродячими собаками и кошками, ибо эти бесхозные путешественники порой становились чуть ли не главными разбойниками в охотничьих угодьях. Вот и этого кота, застигнутого нами в его разгульном походе, нам следовало просто-напросто пристрелить, но ни у меня, ни у моего друга-товарища рука так и не поднялась на этого бесстрашного бродягу.
Кота мы оставили в одиночестве переживать встречу с охотниками и с серьезной охотничьей собакой, а Буяна, как могли, постарались успокоить.
Если в случае с «рысью» наш пес явно опростоволосился, то, встретив свежие медвежьи следы, повел себя просто молодцом.
По медвежьему следу Буян шел молча до тех пор, пока не встретился со зверем. О том, как проходила эта встреча, мы, к сожалению, могли судить только по голосу Буяна, ибо прийти на помощь к нему не решились по той причине, что время было уже позднее и свидание в сумерках с медведем, которого старается остановить, удержать на месте собака, казалось нам делом крайне рискованным — уж пусть Буян самостоятельно решит, когда окончить этот «разговор» на повышенных тонах.
Мы поднялись в гору, на которую вслед за медведем ушел Буян. Медвежий след перевалил лысоватое всхолмление и стал спускаться к реке. Туда ушла и собака. Судя по всему, медведь двинулся дальше по самому берегу речки. Тут-то и настиг его наш Буян.
Отсюда, с бугра, мы хорошо слышали, как Буян громким, злым лаем старался остановить зверя, работая, видимо, впереди, около морды. Но медведь шел дальше, не обращая внимания ни на какие угрозы. И тогда Буян обрывал свои грозные предупреждения, и вместо них до нас доносился резкий, недовольный рык медведя — это наша собака оказывалась сзади зверя и, желая все-таки хоть ненадолго задержать его на месте, не дать ему быстро уйти, старалась ухватить врага сзади за гачи, за «штаны». Тут-то серьезно потревоженный зверь и оповещал окружающие места хриплым рыком.
И снова Буян «орал» на медведя, вставая у него на пути, и снова, не добившись тут ничего, отскакивал назад и старался ударить зубами по задним лапам.
Но долго удерживать на месте здоровенного зверя, направлявшегося куда-то по своим, видимо, очень важным делам, Буян все-таки не мог — не равными были силы, хотя, случись все это днем, на свету, я думаю, мы смогли бы подойти к медведю достаточно близко. Так что нашей собаке за такую работу полагалась определенно высокая оценка.
Буян разыскал нас уже совсем в темноте. Я осмотрел своего разгорячившегося охотника и вроде бы не обнаружил на нем никаких следов жесткого контактного боя.
Что еще особенно запомнилось мне после тех сентябрьских путешествий с Буяном по вологодским лесам?
Если к рябчикам и глухарям мой пес так и не обнаружил в себе никакого интереса, то тетерева однажды его вдруг заинтересовали, и он с ходу поднял со жнивья овсяного поля целую стаю лесных кур и петухов. И стая эта была столь многочисленна, что я невольно сравнил ее тогда с осенней стаей грачей, собравшихся на юг. Такого множества тетеревов, разом вылетевших на кормежку, мне больше нигде не привелось наблюдать.