Стадия серых карликов

Тем не менее, Толик обладал всеми необходимыми начальствующему составу качествами. Во-первых, он руководил, то есть не работал, не тянул лямку со всеми, потому что тянуть было нечего и незачем, его занятие называлось общим руководством — работа довольно условная и неопределенная, хотя рубли за нее платили приличные и конкретные, с точностью до копеек. Во-вторых, он умел выкручиваться из любого положения, словно у него на всякий случай был припасен совершенно безотказный прием и метод, от неприятностей он ускользал как намыленный или заговоренный (раньше для обозначения такого качества существовало понятие ловчить), причем способность эта в институте высоко ценилась, ставилась куда выше таких банальных недостатков как честность, добросовестность, порядочность, не говоря уж о благородстве и чувстве собственного достоинства — явных пережитках проклятого прошлого. В-третьих, Толик был наглым малым, а это качество давно принималось за ум, и даже его подчиненный, всепроникающий Аэроплан Леонидович Около-Бричко без тени сомнения начертал в своем бессмертном труде «Параграфы бытия» о нем: «У нас начальников глупых в начальники не ставят».

Толик обзавелся невероятным количеством всевозможных увлечений или, если очень грамотно выражаться, хобби — от женщин до игры в три наперстка возле метро. Стремясь, видимо, получить сполна все удовольствия на белом свете, он играл во все, во что можно было только играть: во все лотереи и во все разновидности так называемого спортлото, в спортпрогноз, в шашки, шахматы, домино, нарды, японское го, в бильярд, теннис, пинг-понг, бадминтон, футбол, волейбол, баскетбол, водное поло, городки, бейсбол, а также в очко, буру, кинга и преферанс (безукоризненно расписанная пулька на юге, как утверждала молва, принесла Толику выигрыш у одного из руководителей отрасли в виде должности нача-99, версия № 2: у Толика были бурные сексуальные отношения с всесильной Лилией Семеновной, и версия № 3: у него было прочное знакомство в галантерее, ближайшей к центральному особняку Минтрямтрямнибумбума, в которой регулярно в конце месяца «выбрасывали» разный нижний женский, причем импортный, дефицит, что имело ничуть не меньшее значение и общественный вес, чем век назад имел титул графа или светлейшего князя). Испытывал судьбу он и на бегах. На работе он резался по телефону в морской бой с вечным соперником — начем-73, причем, как правило, на бутылку армянского коньяку. Когда Рубик придумал свой кубик, Толик, не в состоянии перенести техническую отсталость отдела, подал институтскому начальству заявку на персональный компьютер, в который можно было бы заложить все комбинации, следовательно, громить в пух и прах нача-73. Пока Филя находился на капитанском мостике, заявка лежала без движения, зато Кондрат Силыч удовлетворил ее на пятьсот процентов — с игр Толика началась эпоха всеобщей компьютеризации.

У Толика были и другие подчиненные: молодой инженер Витя, вздумавший за полгода изучить восемь языков, из них два славянских — украинский и белорусский, три западноевропейских — английский, немецкий, французский, три азиатских — курдский, эвенский, японский, ибо такой кандидатский минимум придумала его девушка, заявившая, что выйдет замуж только за человека, который всегда будет работать за рубежом; благородный и безалаберный старший инженер Гриша, спившееся чадо совсем недавно еще высокопоставленных родителей, который предлагал всем знакомым в институте дать «поносить» до получки трешник, пятерку, червонец, торговал книгами из родительской библиотеки и, конечно же, в отделе были и дамы — Светлана и Лана.

Глава вторая

Наш роман по существу начинается с того, что Аэроплана Леонидовича Около-Бричко тронули. Не зацепили, не толкнули, не просто обидели, а именно тронули, поскольку глагол этот не родственник глаголу «трогать», а существительному «трон», хотя из НИИ его, попросту говоря, вытурили.

Никакого трона в институте у него не было. Имелся в 99 отделе закуток за шкафом, где он, по должности главный специалист, затаив дыхание от старания и не придавая особенного значения событиям, которые разворачивались в институте, писал, писал, писал… У Аэроплана Леонидовича, и читателя надо сразу предупредить, была всепожирающая страсть — сочинительство, то есть он был графоманом, и грешил не одними стишками, а владел всеми известными на сей день жанрами, строча обо всем и во все адреса, вплоть до генерального секретаря Организации Объединенных Наций или председателя Совета Безопасности.

Ни закуток, ни официальная должность не давали и малейшего представления о значении этого человека. Поэтому когда его вытурили с работы, то в ведомство Главного Московского Домового поступила тревожная руководящая шифровка: «ОБРАТИТЕ ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ НА ТОТ ФАКТ, ЧТО АЭРОПЛАНА ЛЕОНИДОВИЧА ОКОЛО-БРИЧКО ТРОНУЛИ…» Стало быть, наш герой все-таки имеет какое-то отношение к трону? Если да, то какое?

Публикатора романа также волнуют эти вопросы, и он по мере своих сил попытается найти ответы, а пока же попробует ознакомить читателя с самыми основными событиями, в результате которых героя из института вытурили.

Аэроплан Леонидович, в общем-то бдительный товарищ, не обратил должного внимания прежде всего на слухи. С объявлением гласности по стране и институту циркулировало огромное количество слухов, один другого достовернее, которые, как вирус гриппа, видоизменялись и ходили круг за кругом и всеми воспринимались как новости из самых проверенных источников. Всех извел гамлетический вопрос: быть Минтрямтрямнибумбуму или не быть, быть повышению цен или не быть, быть НИИ тонкой безотходной технологии или не быть, тем более что от Миннибумбума в свое время остался такой же институт, так называемый «сродственничек». В нем отсиживалась, переживая не лучшие времена, погоревшая на чем-нибудь номенклатура — по пьянке, за использование служебного положения, из-за женщин, соответственно для руководящих дам — из-за мужчин, за финансовые нарушения, то бишь за воровство, если перевести с канцелярита на нормальный язык. Быть или не быть сокращению штатов, быть или не быть слиянию с «сродственничком», быть или не быть преобразованию из отраслевого института в научный, который бы находился в ведении Академии, не хухры-мухры, не трямтрямнибумбум, Наук. К тому же, многие слухи стали подтверждаться. Давно поговаривали об уходе преемника Кондрата Силыча Домкратьева на посту министра и, наконец, сняли. Преемник, как сказал бы поэт, чуя смертный час, подписал решение коллегии о преобразовании НИИ тонкой безотходной технологии во Всесоюзный головной НИИ комплексных проблем сверхтонких безотходных технологий, что позволяло присвоить самую высокую категорию учреждению, вводить новое штатное расписание и новые оклады.

— Теперь мы не просто инженеры и главные специалисты. Отныне мы научные работники, — объявил как-то поутру Толик. Аэроплану Леонидовичу новость показалась непонятной и в чем-то сомнительной, так как институт никакой тонкой технологией никогда не занимался, не говоря уж о комплексных проблемах сверхтонких (во множественном числе, батюшки-светы!) безотходных технологий, и потому уединился в свой закуток биться дальше над работой по организации демократии на высоком уровне.

— Головному всесоюзному институту — ура! — скандировали Лана и Светлана. — Новым должностям и новым окладам — ура, ура, ура!

Новость вызвала энтузиазм во всем институте, и Светлана, дама в бальзаковском возрасте, работавшая раньше каким-то материально ответственным лицом в каком-то добровольном обществе, решила сделать небольшой бизнес, предложив Лане купить, поскольку у всех открывались радужные перспективы, якобы бразильские, с золотым блеском, босоножки за сто пятьдесят рублей.

— Светочка, я сто пятьдесят со всеми премиями и прогрессивками и получаю, — сказала Лана. — Это же не кооперативные, а бразильские, значит, не должны так дорого стоить.

Светлана изобразила на лице обиженную мину, а лицо у нее, следует заметить, в сущности, лицом как таковым не являлось, а превратилось в полигон для испытания косметики всех стран и всех континентов, как бы в косметодром. Она исповедовала принцип: чем больше, тем лучше, и каждый день рисовала себе новую картинку. Однако искусство, если даже это нательная живопись или наличный поп-арт, требует жертв, и поскольку она наводила красоту-фундыр для общества, то постоянно опаздывала на работу словно бы совершенно на законном основании.