Страница 6 из 9
Глава 4
Лана решила ничего не говорить отцу о выходке Скипина. Потому что, несмотря на немалый бизнес-опыт, требовавший холодного рассудка и загнанных в резервацию эмоций, Мирослав Красич никогда и никому не прощал личных оскорблений. Он, конечно, морду уже не бил, как его сын, но пустить трещины по своей репутации разумного и ответственного человека мог.
Ведь что может сделать бизнесмен его уровня, когда на него выливают ведро помоев? Из цивилизованных способов – подать иск о защите чести и достоинства, привлекая к вони еще больше любопытных мух. Из нецивилизованных – нагадить в ответ. Но ни то, ни другое Красичу-старшему не подходило, а вот окунание обидчика в унитаз могло случиться, поэтому служба безопасности холдинга всегда старалась купировать возможные проблемы такого плана в начале пути, не позволяя им подползти к шефу вплотную.
Но сейчас первой узнала о помоях зловредного жирдяя Лана и не стала, как раньше, сообщать об этом Матвею Кравцову, начальнику службы безопасности.
Зато теперь чувствовала себя настоящей защитницей семейного очага. Оставалось только проверить, насколько соответствует действительности это ощущение.
Появится сплетня Скипина в прессе или нет?
Но пока никто отцу не звонил, а телевизор Красичи в этот вечер не смотрели, им и так скучно не было.
А еще Лана решила все же сегодня тему Озеровской не поднимать, очень уж она, тема, ей надоела за этот день.
И тема, приготовившаяся к бенефису, обиделась, надулась, раздулась до неприличных размеров и с размаху шлепнулась на головы Красичей на следующий день, когда Елена решила посмотреть программу своей подруги, выходившую раз в месяц по субботам.
Лана старательно убалтывала мать, надеясь, что та забудет о телевизоре. Если бы погода была подходящей, возможно, девушке и удалось бы задуманное. Уволокла бы родителей к бассейну и устроила пляжный сейшн на троих.
Но погода подходить категорически отказалась, сговорившись, видимо, с оскорбившейся игнорированием темой. Вот же бабье зловредное!
А может, солнце там, на другой стороне Земли, в эту ночь хорошенечко погудело, и теперь ему стыдно было показывать свою опухшую физиономию людям. И оно вытащило с антресолей серое отсыревшее одеяло из облаков, нудно моросившее чем-то непонятным: то ли водой, то ли паром.
У Ланы в такую погоду неудержимо начинала чесаться шея, видимо, напоминали о себе пройденные во время внутриутробного развития жабры.
Приветственно квакать на дождь, сидя у бассейна, родители почему-то отказались. Отец ушел в кабинет, где, нетерпеливо шурша страницами, его ждали какие-то бумаги. А мама Лена, сделав глинтвейн на апельсиновом соке, устроилась на диване перед телевизором, прихватив в качестве плюшевого мишки дочку.
Ну и ладно. Собственно, ничего экстраординарного ведь не произошло, Элеонора просто свинтила куда-то на крыльях любви. Стрекозиных крыльях, если верить современной попсе. Вообще Лана очень много любопытного, а порой и неожиданного узнавала, включая в машине FM-станции.
Например, о том, что среди нас давно ходят мутанты. Или даже инопланетяне. Иначе как объяснить слова «Под кожей рук дрожат глаза»? У кого глаза расположены под кожей? Только у тех, кто честно заявляет: «Я взлетаю в небеса и там пугаю звезды». А еще Лана узнала, что маньякам тоже не чужды романтические чувства, пусть и своеобразно выраженные: «У меня от любви по колено руки в крови». Хотя нет, это тоже о мутантах, маньяках-мутантах, у которых колени на руках. Позабавился такой с очередной жертвой, отрезал, как обычно, прядь волос на память и поет нежно так, задушевно: «Я люблю твои волосы в лампе ночной». Абажуры делает из волос жертв, что ли?
А гимн мужскому бессилию? «Мой шарик, сдувшийся у ног, он тоже очень одинок…» Печально, но честно.
Заблудившись в предположениях, что же все-таки курят авторы этих песен, Лана упустила момент начала программы Озеровской. И выпала из леса предположений, только услышав знакомый голос.
Программа шла, а значит, с Элеонорой все в порядке. Теперь можно и поговорить с мамой Леной о забавном казусе с «пропажей» ее подруги. Не касаясь, разумеется, смердящей версии Скипина.
Лана дождалась окончания программы и повернулась к матери:
– Мам, а ты давно с Элей разговаривала?
– Да где-то дней десять уже не созванивались. Я пару раз набирала ее номер, но абонент все время был недоступен. Надо, кстати, сейчас попробовать, поздравлю с выходом очередного шедевра.
– Между прочим, – усмехнулась Лана, – нетерпеливые папарацци пустили слух, что Озеровская пропала.
– Серьезно? – аккуратные брови Елены Красич так же аккуратно перенесли себя вверх.
– Да, я вчера утром слышала, как желтый Макс, ну, тот скандальный репортеришка, что Ярика доставал, в утренний эфир влез. Видите ли, Озеровская не выходит на связь, отключила мобильный, к домашнему не подходит, на носу телеэфир, а программа еще недоозвучена, в общем, сплошное бла-бла-бла. Сенсация на пустом месте.
– Я бы не сказала, что совсем уж на пустом, – Елена взяла стакан с глинтвейном с журнального столика. – Эля, при всей ее кажущейся легкости, ко всему, что касается работы, относится более чем серьезно. И сорвать выход программы может только в случае наступления обстоятельств непреодолимой силы, как обычно пишут в договорах.
– Это каких же?
– Несчастный случай, тяжелая болезнь, смерть.
– Мамуль, не преувеличивай, – Лана боднула теплое мамино плечо и закопошилась, устраиваясь возле миниатюрного бока поудобнее. – Какая еще смерть? Подумаешь, не выйдет программа! Ничего страшного, заменят чем-нибудь, все же люди, поймут – мало ли что могло произойти у человека. Ведь Озеровская, пусть и талантливая тележурналистка, но, в первую очередь, женщина. Вон как она над внешностью своей новой трясется. А кстати, мам, ты же собиралась разузнать у подруги секрет ее молодости. Правда, я не понимаю, зачем тебе это, тебя и так все за мою старшую сестру принимают.
– Тарахтелка ты моя, – Елена с нежностью поцеловала дочкину макушку, – и как ты только умудряешься вместе с отцом бизнесом рулить? Там же порядок нужен в мыслях, а ты перескакиваешь с одной на другую, словно пьяная блоха.
– Это я с тобой расслабляюсь, по-нашему, по-бразильски.
– Что же касается Озеровской, то ты, дочунь, просто ее совсем не знаешь. Мы знакомы с Элей уже довольно давно, и, хотя близко дружим только последние пять лет, я помню, как она начинала и через что ей пришлось пройти ради достижения сегодняшнего статуса. Так что рисковать выходом программы в эфир Эля без причины не будет. Так, дай-ка мне телефон.
– Какой? Мобильный?
– Для начала попробую позвонить на домашний.
– Почему? Мобильный вернее.
– Да просто он в спальне остался, неохота подниматься за ним.
Но подняться все же пришлось, поскольку домашний ныл однообразную мелодию под названием «Никого нет дома». Автоответчика у Элеоноры не было, она считала, что все, кто ей интересны, знают номер ее мобильного.
Лана предложила сбегать наверх и доставить матери ее телефон, но Елена отказалась:
– Сиди уж, олененок, я сама схожу. Заодно нашего папеньку проведаю. А ты пока насладись субботним разнообразием телевизионных сюжетов, небось совсем не в теме, заездил тебя рабовладелец и эксплуататор Мирослав Красич.
По большому счету, насчет отсутствия дочери в сверкающей стразиками от Сваровски гламурной теме Елена была права. Впрочем, и по малому счету тоже. После возвращения Яромира в Штаты Лана на светских тусовках больше не появлялась. И не потому, что не хотела, просто времени не было. Хотя…
Если взять отполированную мозолистыми руками пролетариата лопату истины и, увязая шпильками в компосте, докопаться до тщательно скрытой настоящей причины, она, причина, стыдливо сворачивалась гусеничкой на дне ямы – Лана не хотела появляться «в свете» одна.
Одно дело – быть в центре внимания, но, что самое главное, в центре абсолютно необременительного внимания рядом со звездным братом, и совсем другое – в гордом одиночестве (и наличие какой-нибудь приятельницы рядом ситуацию не меняет) без мухобойки. Зачем мухобойка? От назойливо жужжащих кавалеров отбиваться.