Страница 120 из 127
Да, о войне написано много книг. Но книга Матэ Залки отличается от них в некотором, резком смысле. В то время как большинство авторов останавливается перед неразрешенным вопросом о сущности войны, Матэ Залка, «прощаясь с оружием», твердо знает, что такое война, каковы ее причины, кому она нужна и что требуется сделать для того, чтобы бороться с ней.
Прощаясь с оружием, он готов взяться за него еще раз. И он хорошо знает, против кого оно должно быть обращено.
Перед тем как стать лейтенантом, герой был студентом-филологом. Он готовился к ученой карьере. В окопах его посещает сновидение, в котором он видит себя на кафедре перед ученым собранием.
Мечты рассеялись. Война. В начале романа лейтенант говорит:
«О войне нельзя думать, ее надо делать – вот моя точка зрения сегодня».
Но как может не думать о войне человек, собиравшийся быть ученым?
«Мое угнетенное состояние усугублялось склонностью к самоанализу, к внутренним терзаниям, к разрешению разных мучительных вопросов. Ведь я интеллигентный человек, офицер».
И лейтенант начинает думать о войне. И мы видим, как день за днем, от события к событию, от размышления к размышлению слагается в сознании лейтенанта ясная формула:
«Ведь есть две Венгрии. Родная, удивительно красивая земля, белохатные села, тихие речки, чистые города, горы, холмы, пуста (степь. – Ю. О.), воспетая Петефи, жизнерадостные честные рабочие, славные крестьяне – это одна Венгрия. А другая – люди, предавшие и обманувшие народ, заведшие его в кровавую авантюру, люди, за низменные интересы которых страдают миллионы, люди, являющиеся самыми большими врагами народа. Это родина?
Я больше не вздыхал, сердце билось ровно, в сознании царили покой и ясность».
Роман кончается бегством лейтенанта в Швейцарию. Да, он стал дезертиром. Дезертиром империалистической войны. Но он будет бойцом иной войны.
Мы читаем роман Матэ Залки, когда автора уже нет в живых.
Как писатель, он был еще молод, он только «входил в форму». Этот последний роман его свидетельствует о росте его мастерства. Видно, как важна была для Матэ Залки литература, с какой нежностью и бережностью относился он к ней. Душа, выраженная в этом произведении, есть душа скромного человека. Он не успел еще занять в литературе того места, какое мог бы занять. Но Матэ Залка был передовым писателем. Он занял свое место в истории борьбы народа с фашизмом, он сложил свою голову в этой борьбе, защищая народ, подобно его герою – лейтенанту Тибору Мадрану, и в этом полноценность и слава этого скромного, благородного человека и героического борца.
1937
ЗАМЕТКИ ПИСАТЕЛЯ
1
Странная вещь, хорошие книги забываются!
Их всякий раз читаешь как бы впервые. Казалось бы, если книга меня поразила, я должен запомнить ее во всех подробностях. Однако происходит обратное. Конечно, я помню сюжет, содержание, образы, но что-то забыто, какие-то места уходят из памяти. При повторном чтении они появляются неожиданно. Причем за несколько страниц до такого места я начинаю испытывать близкое к радости беспокойство. Ведь это одно из приятнейших переживаний, когда ты узнал, догадался, вспомнил!
Я множество раз читал «Палату № 6» Чехова. Но при каждом новом чтении, приближаясь к концу, я испытываю это радостное беспокойство.
Я прерываю чтение и хочу вспомнить, что же мною забыто из этих последних страниц рассказа. Но вспомнить нельзя, хоть до меня издали и доходит излучение этого забытого. И только тогда, когда торопящийся глаз схватывает среди строк, до которых я еще не дошел, слово «оленей», я вспоминаю: стадо оленей! И с необычайным удовлетворением я настигаю это вечно ускользающее из памяти место. Как я мог забыть его? Вот оно. Это в самом конце рассказа, в изображении смерти доктора Андрея Ефимыча. Он упал, и «стадо оленей, необыкновенно красивых и грациозных, о которых он читал вчера, пробежало мимо него».
2
Какой тонкий мастер Чехов! Ведь это придумано – эти олени, пробегающие перед зрением умирающего. Но как хорошо придумано!
Эти несколько строк ярко характерны для Чехова. Это именно Чехов, его здесь ни с кем не спутаешь. Это его прием – внезапно в повествовании несколько поэтических строк. Может быть, этот прием и дал повод говорить о чеховских рассказах как о рассказах «с настроением».
Внезапно открывается в повествовании светлое поэтическое окошко!
В «Учителе словесности»:
«...все сливалось у него в глазах во что-то очень хорошее и ласковое, и ему казалось, что его граф Нулин едет по воздуху и хочет вскарабкаться на багровое небо».
Чехов много думал о красоте. «Красивый» – его частый эпитет. Эти полные щемящего света окошки как бы открывает он из темной жизни его героев в мир красоты. В страшном рассказе о больнице для душевнобольных, о спивающемся докторе, о стороже, который избивает обитателей больницы, – вдруг «стадо оленей, необыкновенно красивых и грациозных».
Грациозный! Ведь это – чеховское слово. С особым выражением применяет Чехов также эпитет «изящный». В «Скучной истории» есть чудесное размышление об университетских садах. В них, по мнению Чехова, должны расти сосны и дубы. Высокие сосны и хорошие дубы. Потому что студент на каждом шагу, там, где он учится, должен видеть перед собою только высокое, сильное и изящное.
Он считал недоразумением, нелепой ошибкой то, что жизнь, которую он видел, была далека от красоты. Жизнь должна быть красивой. Она будет красивой. Таким оптимистическим утверждением пронизано все творчество этого великого писателя. Просто – именно с изяществом – произносит он это «будет».
3
Сосны и дубы в университетских садах. Кроме всего, это еще и художественно в высшей степени! Такой образ могла родить только очень возвышенная мысль о науке.
И затем – какое правильное распределение эпитетов. В чем красота сосны? В высоте. В чем красота дуба? В мощи. И вот Чехов говорит: высокие сосны и хорошие дубы. Отличное определение для дуба – хороший. Хороший – в смысле крепкий. Всегда приятно размышлять о том, при каких обстоятельствах возник в мозгу художника образ, который тебе нравится. И мне представляется фигура Чехова, идущая вдоль университетской ограды в один из тех ясных дней осени, когда особенно обозначаются ставшие прозрачными деревья. Высокая, черная, чуть согбенная фигура в шляпе, с бородкой, в пенсне со шнурком. Какая это милая фигура!
Он останавливается и смотрит через ограду.
К тому, что сделает жизнь красивой, относил Чехов и торжество науки. Как он желал света своей стране! Устами Тригорина в «Чайке» Чехов говорит:
«Но ведь я не пейзажист только, я ведь еще гражданин, я люблю родину, народ, я чувствую, что если я писатель, то я обязан говорить о народе, об его страданиях, об его будущем, говорить о науке...»
И деятеля науки Чехов сделал героем одного из лучших своих рассказов. Доктор Дымов. Пошлая среда окружает его. Жена с любительскими спектаклями и гостями. Гости, из которых каждый считает себя необыкновенным. Никто не замечает Дымова. Даже посмеиваются над этим единственным в их среде «обыкновенным» человеком. «Дымов! – называет его жена по фамилии. – Дымов!» Некий Дымов, смешноватый, не модный и, как кажется гостям, скучный человек. Этот Дымов самоотверженно служит науке и умирает, заразившись дифтеритом.
Если Чехов ненавидел пошлость, то в «Попрыгунье» эта ненависть наиболее гневна. Мне кажется, что именно Дымов был для Чехова идеалом. В этом рассказе есть проповедь. Каким должен быть человек? Вот таким. Преданным делу, скромным, не слишком думающим о своей цене. Цена Дымова стала видимой после того, как он умер. И образ вырастает необычайно в своей силе и обаянии, когда попрыгунья, потерявшая Дымова, хочет разбудить его, мертвого, и, рыдая, кричит: «Дымов! Дымов! Дымов же!»