Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 11



– Чудесно, – засуетилась, потирая руки, заведующая. Казалось, баронесса Риттенгоф только и ждала этих слов. Сказанное возвращало подруге весь статус, каким та обладала до досадного инцидента с дочерью. – Душенька, я так рада! Великий Космос, я и помыслить не могла, что Региночка… она всегда была особенной девочкой! Воспитательницы отмечали…

– Ваш муж извещен, – перебил баронессу Фрейрен. – Уверен, сложностей не возникнет. Формальности мы уладим до конца недели. Завтра, часам к двенадцати, прошу вас подъехать в «Лебедь». Я буду ждать вас в кабинете директора. Хотите, я напишу письмо ректору? Вам с легкостью дадут отгул. Да хоть академический отпуск!

– Не надо, – отказалась Анна-Мария. – Я сама договорюсь.

На экране, до сих пор транслирующем игровую площадку, спала маленькая девочка. Под иллюзорным столом, в окружении кукол. Улыбалась во сне. Человек и куклы, подумала Анна-Мария. Прикажи человек, и биомехи с легкостью трансформируются в кого угодно: жених с невестой, палач с жертвой…

– Всё наладится, – сказал инспектор Фрейрен. Он был опытным специалистом, за его плечами маячил не один разговор с родителями таких вот Регин. – Все, что вы сейчас придумываете, госпожа ван Фрассен, все, чем пугаете себя – ерунда. Нелепость. Я бы посоветовал вам гордиться.

Анна-Мария кивнула:

– Я горжусь.

Только сейчас она поняла, что испугало ее в лице дочери. Крылья носа Регины покрывала сложная татуировка. Надо сказать, девочку это не портило.

– Хорошенькая… – невпопад умилилась заведующая.

«Он читает мои мысли! – вздрагиваешь ты, видя татуировку на носу собеседника. – Он знает мои тайны! Роется в грязном белье, вытаскивает скелеты из шкафов, лезет в тайники…»

Но если спросить, что это значит – читать твои мысли – каждый ответит по-разному. Ты полагаешь, что твои мысли – текст, подобный книге. Твоя жена убеждена, что мыслит картинами, достойными отдельной галереи в Национальном музее живописи. Ваша дочь считает, что ее мысли – страсти и чувства. Твой отец видит свою личность, как болтуна с длинным языком, доносчика, который за его спиной взахлеб рассказывает следователю: кто, что, с кем и сколько раз.

Твой брат… друг… начальник… соседка, наконец.

Почтовый ящик могут взломать. Квартиру – ограбить. Подберут код к банковскому счету. Залезут в карман. Украдут идею. Но должно же быть в мире что-то, недоступное никому, кроме тебя? Запечатанное, закрытое на сто замков; твое и только. Кому они нужны, твои мысли? Куцые, примитивные, россыпь стекляшек, мнящих себя бриллиантами. И все-таки…

Телепат – это покушение на собственность.

А значит, на миропорядок.

Глава вторая

Зоопарк отменяется

I

– Ух ты! Это лес?

– Нет, это под водой. Кораллы и всякие… Забыла, как называются.

– Красиво…

– Ага. Я такие на Террафиме видела. На морской экскурсии.

– Класс!

Странное дело: Регина совсем не завидовала Линде. Ну ни капельки! Честно-честно. А всё потому, что Линда не задавалась. Да, ей почти шесть лет. И ведь не хвастается! Просто рассказывает интересное. Про варварскую планету Террафиму, где работают ее папа с мамой. Про инорасцев, которые там живут, и почти как люди. Про экскурсию.

Много про что.

А еще Линда здорово рисовала. Она могла рисовать и рассказывать одновременно. И не сердилась, когда Регина заглядывала ей через плечо. Сама Регина точно бы рассердилась! Вот Линда тычет кисточкой в один цвет-сектор на палитре, в другой, в третий. Кисточка становится трехцветной. Высунув язык от усердия, Линда крутит настройку. Красная, желтая и зеленая полосочки сплетаются «косичкой». «Косичка» похожа на фруктовую конфету «Угадай-ка!». Такую конфету надо лизать с разных сторон и угадывать: у какого цвета какой вкус. Выставив толщину кисточки, Линда погружает ее в куб из прозрачного «желе». Здесь она рисует подводный лес. Сперва кисточка выключена, и следа в «желе» не остается. Добравшись до песчаного дна – оно уже нарисовано – новая подруга Регины включает кисточку и тянет ее вверх, ловко проворачивая в пальцах. Из дна вырастает новый красивый коралл.

Теперь добавить боковые веточки…

У Регины так не получается. У нее выходит размазня, похожая на кашу из радуги. Сперва Регина расстроилась, но потом нарисовала размазне два круглых глаза и заставила их моргать. Получилось очень смешно! Линда глянула, и на нее сразу напал хохотунчик. Они так хихикали, что у Регины живот заболел. С Линдой весело. Она всё-всё тут знает: за полгода выучила. Хорошо, что Регину с ней в комнате поселили! Теперь Регина здесь будет жить. Так сказали мама и дядя Фердинанд, тутошний воспитатель.



А еще сегодня прилетит папа…

– Твой папа – капитан?

– Ага! Он сегодня прилетит!

– Я знаю.

– Откуда?!

– Ты об этом очень громко подумала! – смеется Линда, и Регина тоже смеется.

– А твои папа с мамой за тобой прилетят?

– Через две недели. Они мне письмо прислали.

Тут Регине наконец стало завидно. Линде письмо прислали, как взрослой! А Регине никто еще не присылал писем. Надо папу попросить, чтоб он ей тоже написал. Потом, когда на свой корабль вернется. Папа, конечно, может и здесь, на Ларгитасе, ей письмо отправить. И мама может. Только это будет понарошку: зачем письма, если ты близко? А вот письмо с другого края Галактики, через гиперсвязь – это да!

Регина подошла к окну и стала елозить пальцем по стеклу, меняя прозрачность. Если сказать словами, окно послушается. Оно и пульта слушается. Но пальцем – интереснее! Вот «иней». Вот «роса». Вот «туман». А вот «невидимка» – тебя снаружи не видно, а ты всё видишь…

Так лучше всего.

По спортплощадке слонялся дылда в шортах. Дылду звали Клод. Линда сказала, что ему целых пятнадцать лет! Покрасил шевелюру «апельсинчиком», и никто не запрещает, не ругается… Клод лениво стучал мячом по упругому покрытию площадки. Стукнет пару раз, поймает – и стоит, смотрит. Куда? – загадка. А то бросит мяч в кольцо, поймает – и снова стоит. Или бродит нога за ногу…

– Лин, сейчас каникулы?

– Ну да.

– Всех старших домой забрали?

– Ага.

– А Клод почему остался?

– Не знаешь? Ну да, ты новенькая. От Клода родители отказались.

– Как – отказались?!

Регина решила, что ослышалась. А может, Линда пошутила? Но Линда стала грустной-грустной, и Регина тоже стала грустной-грустной. Даже слезы набежали.

– Ну, я точно не знаю… Сказали, им такой сын не нужен.

– Как это – «не нужен»?! Какой – такой?

– Ну, такой, как мы. Интернатский.

Дядя Фердинанд говорил Регине, что «Лебедь» – особенный интернат. Для особенных детей. И она, Регина, тоже особенная. Только пусть не зазнается. Особенный – не значит лучше. Просто другой. Ей надо многому научиться. А вот чему… Дядя Фердинанд об этом тоже говорил, но Регина забыла. Может, Клод зазнался? Плохо учился?

И поэтому папа с мамой от него отказались?

Регина попыталась представить, как это может быть. Как ее мама и папа от нее отказываются. Не хотят с ней разговаривать. Отворачиваются. Не дарят игрушек. Не пускают ее домой. И она остается совсем-совсем одна в интернате. Бродит по площадке, как Клод, бросает в кольцо дурацкий мячик. Смотрит в никуда. Долго-долго…

Она едва не расплакалась. Но вовремя вспомнила, что мама была у нее вчера, а сегодня прилетает папа. Он обещал повести ее в зоопарк – смотреть на химерок и голубых шиншилл! А к Клоду никто не прилетит. Никто не поведет его в зоопарк. Не купит ему мороженое… Регине стало очень-очень жалко Клода. Даже если он зазнавался и плохо учился – это неправильно! Ей захотелось сказать взрослому парню что-нибудь хорошее. Чтобы он перестал грустить и улыбнулся. Или подарить что-нибудь.