Опасность

– Мы ничего не боимся, – скрипнул в ответ Суслов. – Но если ты что-то узнал, ты должен нам сказать. Для твоего же собственного блага. Ты вот про дачу и пенсию говорил. Государство наше доброе, пока ты с ним по-хорошему. Если хочешь по-плохому, то ведь и дачу, и машину, и охрану с обслугой, и пенсию твою союзного значения – все запросто могут и отобрать. С врагами у нас не церемонятся, сам знаешь. Будь моя воля, я бы за одни мемуары тебе полпенсии вжжжик! – и срезал.

Хрущев задумчиво побарабанил пальцами по крышке стола. Ложечка в кружке с крапинками тихонько звякнула.

– А что, если ты прав, Михаил Андреич? – неожиданно спросил он. – Вдруг ту бомбу я и вправду нашел? Нашел и к себе на дачу сюда перенес? Смешно было бы, да? – Хрущев пошарил рукой под столом и внезапно выложил на столешницу два скрученных проводка, аккуратно подсоединенных к большой коричневой кнопке. Оба проводка уходили куда-то вниз. – И представь себе, Михаил Андреич, что кнопка взрывателя вот, у меня в руках. И еще представь себе, будто мне так обрыдли вы все: и ты, и Ленька, и Андропов твой умный, и все прочие пидарасы, – что я щас нажимаю на кнопочку… и ни нас с тобой, ни всей Москвы больше нет. Хороша сказочка?

Суслов, как загипнотизированный, уставился на коричневую кнопку.

– Ты… не можешь… – выдохнул он.

– Да вот запросто, – хмыкнул Хрущев. – Не веришь, что смогу нажать? Давай испытаем, коли не веришь.

Он без всяких колебаний надавил на кнопку. Суслов резко дернулся.

– Я самый непьющий из всех мужаков, – раздалось откуда-то из-под стола хрипловатое пение под гитару. – Во мннне есть мора-а-альная сила. И наша семья большинством голосов, снабдив меня списком на восемь листов…

Хрущев снова нажал на страшную кнопочку, и пение стихло.

– Что эт-то такое? – проскрежетал Суслов, не отводя глаз от проводов с кнопкой.

– Высоцкий, – объяснил гостю Хрущев. – Замечательный певец, хоть и хриплый. Мне ребята из Дубны специально привезли несколько пленок, я вчера весь день слушал на своем магнитофоне и сегодня слушаю. Там и про меня есть… Пришел Никита, он росточком был с аршин, при нем достигли мы космических вершин… – пропел он, неумело подражая голосу певца. – Хочешь, Михал Андреич, я тебе найду эту песню, сам послушаешь…

Суслов стал понемногу приходить в себя.

– Твои шуточки… они тебе дорого обойдутся, – злобно скрипнул он.

– И правда, шуточки, – утвердительно кивнул Хрущев. – Нет у меня никакой бомбы. Что искал я ее лет десять назад – это да, было дело. Так ведь и Лаврентий со своими орлами еще раньше все обыскал. Но если уж Иосиф куда запрячет, пиши пропало.

Суслов что-то невнятно скрипнул и, наконец, раскрыл свою папку, которую все это время держал в руках.

– Распишись здесь и здесь, – сердито произнес он, доставая два листка и авторучку. – Это твое опровержение для ТАСС о том, что к книге мемуаров, изданных на Западе, ты не имеешь отношения. А вот это твое заявление в ЦК с просьбой принять в партийный архив все пленки с воспоминаниями, которые ты успел наговорить… Добровольно пленки выдашь?

Никита Сергеевич, не глядя в текст, подмахнул обе бумажки.

– Сергей! – громко крикнул он, оборачиваясь к двери. – Тащи сюда магнитофонные пленки!

Через пару минут хмурый очкастый Сергей принес отцу уже упакованные в пакет пленки и, не глядя на гостя, удалился. Суслов сунул пакет в свой портфельчик.

– Все, – мрачно заявил он, поднимаясь с табурета. – Ухожу. Но предупреждаю: твою шутку с кнопкой я тебе не забуду и не прощу.

– Лучше бы ты ее забыл, – улыбаясь, посоветовал гостю Хрущев. – Тебя же первого Леня на смех подымет, если узнает, как ты чуть в штаны не наложил при виде магнитофонного выключателя… И вообще, Михал Андреич, спасибо тебе сердечное за визит. Ты даже представить не можешь, как ты меня обрадовал.

Суслов опешил.

– Чем же я тебя так обрадовал? – с подозрением осведомился он. – Или это ты опять так шуткуешь?

– Что ты, я серьезно говорю, – медленно проговорил Хрущев. – Я ведь теперь точно знаю, что и вы с Леней эту бомбу искали, но не нашли. Где-то лежит она под нашими задницами и ТИКАЕТ. По-прежнему опасная и по-прежнему ничья. Последнее-то меня и радует.

Глава десятая

ПО КРИВОЙ ДОРОЖКЕ

Из восемнадцати книг, заказанных Машей Бурмистровой в РГБ всего за неделю до смерти, одиннадцать имели отношение к ядерной физике, а шесть – к истории СССР. Одна книга не имела отношения ни к тому, ни к другому. Это был популярный красочный альбом «Искусство макияжа», который Маша, очевидно, просто рассматривала для собственного удовольствия. Только в этом альбоме я не нашел никаких Машиных помет, зато во всех остальных книгах они имелись в избытке: жирные, ясные, иногда даже многоцветные – красные, черные, синие. С библиотечными изданиями Бурмистрова обходилась безо всяких церемоний, но эта неаккуратность, так оскорбившая востроносенькую даму из РГБ, для меня оказалась спасительной. Если бы не энергичные подчеркивания и многочисленные знаки на полях, я бы не скоро догадался, что может быть общего между громоздким трехтомником Курчатова, выпущенным «Атомиздатом» к восьмидесятилетию физика, и растрепанной брошюркой А. Полковникова «Лицом к лицу» – сборником интервью с историческими деятелями, которые ухитрились дожить до перестройки и гласности. Собранные вместе, отчеркнутые фразы и целые абзацы теперь неожиданно цеплялись друг за друга, ветвями колючего кустарника разрастались в нечто целое – уже странноватое, пугающее, почти фантастическое. Сквозь пухлый том воспоминаний о Никите Сергеевиче Хрущеве вдруг прорастали страницы из «Истории атомной энергии» Фреда Содди, а цитата из «Поражающих факторов» в обрамлении тщательно причесанных мемуаров Громыко неожиданно начинала смотреться то ли намеком, то ли даже явным предупреждением об опасности. Маша явно уже что-то знала заранее или подозревала, отыскивая в книгах лишь новые подтверждения своему знанию… Ах, если бы и я знал это самое что-то!

Я тщательно переписал все Машины подтверждения на отдельный листок, спрятал его в карман и вышел в вестибюль к телефонам-автоматам. Один не работал, к другому была очередь из трех молодых человек. Так что пока я заполучил в свое временное пользование шершавую телефонную трубку, то успел уже невольно всласть наслушаться чужих разговоров. Завсегдатаи РГБ, правда, сообщали своим родным и близким одно и то же: что они, завсегдатаи, еще немножечко задержатся в РГБ ввиду срочной работы. После чего звонившие немедленно покидали гостеприимные библиотечные стены. Ввиду срочной работы, надо думать. Буквально в трех шагах от главной библиотеки Всея Руси не так давно открыли замечательную пивную точку. Вероятно, там двигать мировую науку было неизмеримо приятнее, нежели в читальных залах.

Я набрал мавзолейный номер и в течение минуты добросовестно слушал длинные гудки. Черт побери! Ведь будний день, не праздничный и не санитарный. Положено быть на службе. На страже мумии, можно сказать. «Бииииип. Бииииип. Бииииип», – печально ответил на мой мысленный упрек телефон-автомат. Он-то был ни в чем не виноват.

За моей спиной уже начали раздраженно шушукаться новые молодые люди, намеревающиеся припасть сперва к трубке, а потом и к кружке. Я дал отбой и вышел из библиотеки.

Надо было ехать на ВДНХ-ВВЦ и искать внука собственными силами, методом проб и ошибок. Подсказка у меня была единственная. Зато крупная: мухинский монумент. Если верить госпоже Поляковой, искомый бизнесмен мог находиться вблизи приземистого основания этого памятника смычке города с деревней. Удобное место для бизнеса.

В том, что место действительно удобное, я убедился довольно быстро: как только оставил свой «жигуль» на платной стоянке у боковых ворот и через южный вход пробрался к монументу. Вопреки утверждениям моей саратовской свидетельницы кривых дорожек близ памятника практически не было – если не считать одной, на импровизированном газоне. Бывшем Газоне Достижений Народного Хозяйства, сокращенно ГДНХ. Зато уж плотность бизнесменов на пятачке между Газоном и запечатленным рабоче-крестьянским единством была, видимо, самой высокой по Москве. Похоже, здесь продавали все, кроме гремучих змей и орденских колодок; да и то я не был уверен совершенно, что где-то, неподалеку от тени серпа, не примостилась среди разложенной парфюмерии кобра в колодках.