Страница 8 из 17
Это взревел медведем спутник Катарины Ли — взревел так громко, что я невольно вздрогнул.
Развернув коня, Симон де Моллар порысил обратно по тропинке. Теперь он говорил на языке, которого я не знал, но который звучал для меня очень знакомо благодаря общению с Валькиной мамой. Это был французский или, во всяком случае, предшественник современного французского. И де Моллар произносил на нем отнюдь не куртуазные комплименты — судя по выражению его лица и по хохоту следующих за ним всадников. Он изощрялся в остроумии до тех пор, пока не поравнялся с Катариной...
И тогда его речь прервал смачный звук удара.
Нет, дочь крестоносца не наградила своего обидчика пощечиной, как, наверное, полагалось бы сделать знатной даме, она со всей силы ударила рыцаря кулаком в лицо — так, как били в драке здешние крестьяне.
Голова Симона де Моллара откинулась назад, вместе с кровью он выплюнул слова, каких я еще не слышал ни от подвыпивших вилланов, ни от «волчьих голов» из Шервудского леса. Де Моллар протянул руку, чтобы схватить Катарину за плечо, но не успел прикоснуться к девушке, как за нее вступились оба ее защитника.
Сокол вонзил клюв в запястье нормана, а секунду спустя арбалетный болт воткнулся в плечо де Моллара, пробив кольчугу и едва не вышвырнув того из седла.
Катарина подхватила сокола на руку, другой рукой рванула поводья и галопом поскакала прочь; ее спутник следовал за ней в десяти шагах позади и чуть сбоку.
— Ты, ведьма!.. — прорычал де Моллар. — Остановить ее!!!
Один из его воинов, у которого был арбалет, послушно вскинул оружие.
Но я стоял всего в трех шагах от этого типа, и мне хватило пары секунд, чтобы вырвать ногу арбалетчика из стремени и толчком сбросить его с седла.
На третьей секунде я понял, что натворил.
Если у меня в голове еще оставался хмель, он полностью испарился, стоило ближайшему всаднику развернуть коня и выхватить меч из ножен. Пегий конь, лишившийся седока, шарахнулся вбок, прижав меня к дереву, не оставив мне места для маневра; я саданул чертову конягу по крупу, но воин уже заносил меч...
Не успею! Ни за что не успею вывернуться из-под удара, метровый клинок опустится прежде, чем...
Стрела вонзилась всаднику между глаз, качнув его назад и заставив выронить меч. Воин наверняка был уже мертвее мертвого, когда грохнулся о землю, угодив под копыта пегого жеребца.
Однако хозяин пегого успел вскочить и подобрать арбалет и теперь стоял, держа его у плеча. Он лихорадочно искал цель, но не успел пустить болт, как еще одна стрела свистнула в полумраке, войдя в его горло под ремешком шлема.
Я отпрыгнул от двух трупов, инстинктивно чувствуя, что это еще не конец.
У Симона де Моллара наверняка возникло то же самое ощущение. Он пришпорил коня и галопом поскакал по тропинке, торопясь укрыться в буковой роще. Он даже не позаботился бросить приказание последнему из своих людей — а тот оказался то ли не таким проворным, как его командир, то ли не таким трусливым. Вместо того чтобы удариться в бега, уцелевший воин перегнулся с седла и потянулся за арбалетом...
Теперь вокруг стояла полная тишина, и в этой тишине дважды тенькнула тетива.
Одна стрела швырнула храбреца на землю, вторая ударила в спину де Моллара. Норман покачнулся, почти упав на шею своему коню, но все-таки удержался в седле и исчез за деревьями.
— Чертова сарацинская кольчуга!
Робин Локсли перепрыгнул через труп арбалетчика и пустил стрелу на затихающее в темноте рощи звяканье бубенцов.
— Дикон прав — вся дрянь идет с Востока! — рявкнул он, в бешенстве ударив себя кулаком по бедру. — Чертова сарацинская сталь!
— Что ты наделал?!
Староста налетел на Локсли, вцепился в его плечи и яростно затряс.
— Тебе мало Шервуда, разбойник?! Тебе надо убивать еще и здесь?! Это Руттерфорд, а не Шервудский лес!
Робин вырвался из его хватки.
А все лесные стрелки уже стояли рядом со своим главарем, но и за спиной старосты столпились все крестьяне Руттерфорда. Только что не смевшие сказать ни слова де Моллару, эти люди теперь орали и потрясали кулаками и дубинками. Похоже, шервудским стрелкам угрожал самосуд... А заодно и мне.
— Первую стрелу в де Моллара всадил Олифант, не я! — крикнул Робин. — И если бы я не выстрелил, здесь сейчас лежал бы труп Джона!
Его товарищи начали натягивать луки, что немного охладило толпу. Совсем чуть-чуть.
— Ну и пусть бы солдаты Моллара прикончили чужого верзилу, невелика беда! — заревел староста. — Но за убитых норманов отвечать придется всей деревне!!!
— Нас и без того пустит по миру этот новый сбор, — завопили в толпе, — так теперь еще шериф сдерет с нас шкуру по круговой поруке![7]
— В Шервуде своя круговая порука! — Дик Бентли направил стрелу на крикуна. — И мы не позволяем трогать наших людей!
— Этот верзила — не ваш! — заорали с другой стороны. — Он даже не помнит, откуда он родом!
— Правильно! Верно! — крестьяне, побаивавшиеся шервудских стрелков, наконец-то нашли козла отпущения — в моем лице. — Чужой громила напал на ноттингемских солдат! Его надо отвести в Ноттингем. Пусть шериф решит, что с ним делать!
— Убери от него лапы, Берт! — Вилл Статли, стрелок с огненно-рыжими волосами, считавшимися здесь подарком дьявола, и с таким же огненным нравом, крутанул палкой перед носом подступившего ко мне человека. Статли уже успел пару раз подраться с местными парнями, но явно горел желанием ввязаться в новую стычку. — Убери от него свои поганые лапы, не то я живо отправлю тебя к костоправу!
Крестьянин поспешно отступил, а я с удивлением посмотрел на Вилла и на остальных стоящих плечом к плечу стрелков. Конечно, им было бы проще выдать на расправу чужака, из-за которого началась свара, чем рисковать дракой с целой деревней, — но, судя по всему, такая простая мысль даже не приходила им в голову.
— Никому не позволено трогать «волков» из Шервудского леса! — рявкнул Локсли, вскидывая руку к колчану.
— Из-за тебя и твоих разбойников мы все станем «волчьими головами»! — раздались разъяренные вопли. — Вас всех надо отволочь к шерифу!
При этом возгласе луки аутло натянулись, Робин тоже бросил стрелу на тетиву. Я же нагнулся за арбалетом. Не знаю, сумею ли я из него выстрелить, но, в крайнем случае, всегда смогу врезать этой увесистой штукой по башке ближайшего оппонента.
Сама ситуация теперь напоминала заряженный арбалет: страх и злоба достигли предельного напряжения. Пока еще крестьяне подбадривали друг друга криками, но было ясно, что они немедленно всем скопом поддержат храбреца, который первым перейдет от слов к делу.
— Надо отвести разбойников в Ноттингем!
— Мы получим за них награду и сумеем расплатиться с новым сбором!
— Шериф обещал по пять шиллингов за голову каждого аутло!
— По пять шиллингов? — Робин Гуд неожиданно расхохотался.
Этот громкий смех прозвучал настолько дико, что толпа невольно примолкла. Локсли немедленно воспользовался затишьем.
— По пять шиллингов за голову каждого аутло? — сквозь смех повторил он, словно концовку смачного анекдота. — Могу поспорить, в аду шерифа ждет котел, предназначенный для самых отъявленных скупцов! Скажите-ка, сколько он платит за эль, который закупает для своих людей в Руттерфорде?
— Шиллинг за бочонок лучшего эля, тогда как ему цена пол пенни за пинту! — после недолгого молчания отозвался из толпы обиженный женский голос. — Больше он никогда не платил, норманнский скряга!
— Шиллинг за бочонок?! — ахнул Робин, возводя глаза к небесам. — И люди еще называют нас грабителями! Но мы-то всегда сполна платим за свою выпивку, верно?
Староста не ответил. Трудно быстро подобрать нужный ответ, когда тебе в грудь почти в упор целятся из лука. Зато стрелки во всю глотку поддержали своего вожака.
— Правильно, Робин! Мы всегда платим за выпивку и жратву!
— И платим намного щедрее шерифа, так?
— Святая правда! Пусть кто-нибудь попробует сказать, что это вранье!