Нечисти

Поезд трясло, покачивало и обстукивало, как трясет и качает их во всем не очень цивилизованном мире, и Леха Гришин задремал, на время сна позабыв о миссии, которая вроде как ждет его, о близкой, предстоящей потере мамы и новоприобретенного отца, о том что жизнь его теперь поменяется кардинально и что жить он будет ярко, и если повезет – тысячелетия, как папа, или поменьше, как мама или Турман, если не повезет...

Стояло лето двухтысячного года от рождества Иисуса Христа, среднего сына Божия.

ЧАСТЬ 2

Июнь двухтысячного года высыпал на город целую охапку безоблачных ночей, одна другой белее, и однажды, возвращаясь утром домой, Денис, впервые за восемнадцать прожитых лет, понял, что счастье – реальность, как эти мосты и набережные, как эти озабоченные менты на Петропавловке... Счастье реально, и он вот-вот его повстречает и возьмет себе, не в эту ночь, так в следующую... О, Питер, о, радость...

«В Ленинграде – слепое пятно, там будем жить». Эти странные слова отец произнес вполголоса, когда они сидели перед телевизором, все втроем. Денису было в ту пору лет девять, он залег к матери на колени, да так и заснул. Потом вдруг проснулся, сам не зная отчего, заерзал горячим затылком, устраиваясь поудобнее...

– Мама, опять ты куришь табак! Перестань, это вредно для легких и для организма.

– Да-да, сынок, я сейчас... – Мать тяжело потянулась к пепельнице на журнальном столике, загасила окурок.

– Папа, а что значит – слепое пятно?

– Ну эта, это... – Отец собрал в гармошку кожу на нешироком лбу, грозно закашлялся... Мать поспешила вмешаться:

– У тебя редкая форма аллергии, Денис, поэтому мы решили переехать туда, где аллергия не будет тебе досаждать.

– В Ленинград, да?

– Да, В Ленинград. Теперь уже Санкт-Петербург, у него опять старое название, как до революции. Там влажный климат, меньше ультрафиолета, тебе пойдет на пользу. Как твоя голова, не болит?

Головные боли прекратились у Дениса давно, еще в первом классе, от них остались только воспоминания, с каждым месяцем все более смутные, бледные... Но родители волновались по этому поводу без устали.

– Ура! Мы будем жить в Питере! В городе трех революций! До пупа затоваренный!.. А белые ночи там каждый год?

– Каждый год. – Мать слабо улыбнулась, распрямила средний и указательный пальцы, клейменные сигаретной желтизной, потянулась за новой сигаретой.

– Я кому сказал – курить вредно! Папа, скажи маме, чтобы не курила!

– Оль, правда, не курила бы ты. Опять заболит голова у Диньки, а мы отвечай.

– Она у него не оттого болит, – криво усмехнулась мама Дениса. Тонкие пальцы жадно и бесплодно потрепыхались и неслышно упали Дениске на правое плечо.

– Денис, идем в кроватку, тебе пора спать. Вставай сам, ты уже взрослый самостоятельный мужчина.

– Нет, я хочу, чтобы ты отнесла меня на руках.

– Но ты уже большой, мне тяжело тебя носить...

– Пусть тогда папа несет!

– Хорошо, хорошо. Гарик, отнеси его в ванную, присмотри, чтобы он все сделал, умылся, зубы почистил, а потом в кроватку.

– Но ты посидишь возле меня. А то мне страшно.

Денис знал, что последний аргумент подействует безотказно: мать будет сидеть возле него час, два, хоть до утра – сколько понадобится, пока он не уснет. А отец будет слоняться в соседней комнате, как медведь в зоопарке, гоняя из угла в угол квадратную тень, иногда останавливаться возле двери, вслушиваясь, что там в спальне, не уснул ли Дениска? И даже Мор, говорящий домашний ворон, не полезет на ночь в клетку на насест, но так и будет молча сидеть на шкафу, поглядывая то на окно, то на Дениску. Его круглые глазки похожи в темноте на два тусклых багровых светляка, Дениске нравится смотреть на них, он вглядывается, чтобы рассмотреть получше, потом веки его начинают слипаться и он засыпает...

Ворон был Денису лучшим и единственным другом, не считая, разумеется родителей. Живых дедушек и бабушек у него не было, в детский сад его не водили, поскольку мама не работала, а в школах... За два с лишним года, что он учился, родители трижды меняли место жительства, соответственно и школы менялись.

Всюду было одно и то же: радостные выкрики: «рыжий», когда он заходил в класс, потом смех, когда объявляли его имя и отчество: Дионис Гавриилович. (Хорошо хоть фамилия была простая: Петров.) Потом его попытки познакомиться – и одиночество. Его не обижали, не чурались, на ним не смеялись, а если и смеялись – то не больше, чем над любым другим его одноклассником, но с Денисом почти никто не хотел дружить и играть. Обходили стороной, не говоря худого слова, и все. Несколько раз во дворе с ним заводили или, вернее, пытались завести дружбу мальчики и девочки его возраста, но они были чем-то неприятны Денису, и родители не разрешали ему общаться с ними. И опять они переезжали куда-то...

Мать нигде не работала, где и кем работал отец – Денис не знал и не задумывался, но деньги в доме не переводились. Всюду: в школе, на улице, по радио и телевизору обсуждались проблемы инфляции, дороговизны, курса доллара, процентов по вкладам... Всюду, но не дома. Если что-то нужно было купить, отец выхватывал из кармана вороненый бумажник, наковыривал из него денег, внушительную стопку, и отдавал матери, не считая. Но с другой стороны, жили они без особых излишеств, как правило в трех– четырехкомнатной квартире, летом снимали дачу недалеко от города, отец ездил в отечественной машине «ГАЗ-31», но нечасто. С обеда, практически без исключений, был уже дома, так что они с Дениской возвращались почти одновременно: отец с работы, а он из школы. Потом отец шумно обедал, читал газету, спал перед телевизором, а они с мамой готовили уроки, играли в карты, разговаривали с Моркой и Ленькой, смотрели сериалы... Можно было просто поваляться у себя в комнате, подумать... Теперь они поедут жить в Петербург, и Денис очень этому радовался, жизнь в столице казалась ему скучноватой, а там вдруг все переменится и станет все интересно и замечательно... Денис посмотрел на кулаки, ссадины на них... уже прошли, мама убрала. В голове все четче проступала мысль... Позавчера он дрался первый раз в своей жизни – и не из-за этой ли драки они переезжают в другой город?.. И сосед – сам ли он так скоропостижно скончался?

Он возвращался из школы, которая была неподалеку, тут же на Селезневке, где они снимали четырехкомнатную квартиру в одном из корпусов дома?30.

В маленьком дворе он столкнулся вдруг с мальчиком примерно такого же возраста, такого же роста, но очень нахальным и самоуверенным.

– Ты откуда взялся, поц?

– Здесь живу, вот в этом доме, – ответил Денис, показав рукой. Он не знал, что такое поц, может сокращенное от слова пацан, но не видел причин игнорировать вопрос.

– А почему ходишь тут... без разрешения?

– А что, нужно разрешение? – удивился Денис. Он уже догадался, что парнишка придирается к нему, но растерялся – опыта уличных ссор у него не было.

– Рыжим – обязательно. Стоит пятерку. Будешь платить каждый день. Лично мне. Поал? Вовчику.

– Чего?

– Понял, говорю? Пять рэ в день, мне. Ук-х...

Денис сам не сообразил, как это произошло: он двумя кулаками одновременно врезал юному рэкетиру по вискам – и тот упал. В ту же секунду дом и улицу резко тряхнуло, асфальт больно стукнул его по рукам и по лбу – это сзади кто-то навесил ему по голове. Шапка ожившим зайцем упрыгала в сторону, Денис вскочил, развернулся и наугад брыкнул ногой – согнулся и упал тот, кто стоял сзади, мальчик на полголовы побольше и, видимо, постарше первого... Первый же, который представился Вовчиком, размазывал по лицу кровь из разбитого носа и орал благим матом. Денис благоразумно не стал развивать достигнутый случайно успех, схватил шапку, портфель и пошел в парадную, стараясь не ускорять шага.