Страница 2 из 19
Итак, потерпевшие крушение сидят на каменном полу, уткнув голову в колени. За спиной у них известковые натёки, над головой игольчатые кристаллы, мокрые пальцы сталактитов, а в будущем ничего, кроме нескольких суток затруднённого дыхания, затхлого, кислого, подогретого воздуха, с каждым вздохом теряющего вкус.
У влюблённого все мысли о свидании, у голодного — о столе, у задыхающегося — о воздухе.
— Эх, надышаться бы перед смертью, — сказал кто-то.
И Тэй — он был уроженец побережья — стал думать о морском ветерке. Хоть бы раз пахнул в лицо прохладой, обдал солёными брызгами ветер, пахнущий свежестью, водорослями и рыбой.
Сосед его чиркнул зажигалкой — может быть, на часы хотел поглядеть — и вдруг произнёс с удивлением:
— Э, да тут кислород!
— Верно, ребята, огонь.
— Горит, не гаснет!
— Осторожно, осторожно, не снимайте скафандр сразу, могут быть ядовитые примеси.
— А, всё равно, сейчас или через неделю.
Тэй сорвал скафандр… и вздохнул. Воздух был настоящий, насыщенный озоном, прохладный и влажный, чуточку солёный, почему-то с лёгким запахом водорослей и рыбьей чешуи. Тэю даже показалось, что он слышит шум волн.
Немножко сырой был воздух: с пронизывающим холодком, как полагается у моря. И уже через несколько минут сосед Тэя, зябко поёжившись, сказал:
— Погреться хорошо бы. Дровишек тут нет, конечно.
— А вот… чем не дрова?
В полутьме прямо перед ними лежала кучка сучьев. И были они совершенно похожи на сосновые, усохшие, ненужные дереву ветки, те, что сами собой отваливаются на ветру и служат топливом всем туристам в сосновом бору.
Костёр разгорелся на славу, но питьевая вода из талого льда не получалась: лёд здесь был вонючий, метаново-аммиачный, от него несло гнилью и кухонным газом. Путники с огорчением выплеснули котелки с отвратительной жижей. Они ещё не знали, что на планете фей надо не действовать, а желать.
— Эх, газировки бы за одну монетку! — вздохнул Тэй.
И увидел стакан возле ног. Обыкновенный гранёный стакан, наполненный шипучей влагой. Пузырьки, как и полагается, подскакивали над поверхностью воды.
Четверо разделили газированный нектар по-братски, каждому досталось по глотку.
— Маловато, — сказал доктор. — Ещё бы один.
И стакан появился.
— А я бы горяченького предпочёл, чайку покрепче, — сказал кладовщик.
И увидел в воздухе стакан чаю.
Путники были ошеломлены. Конечно, подумали о голодной галлюцинации. Но галлюцинировали все четверо, все четверо видели чай, а пил и согревался один. Тэй крикнул:
— Добрые феи, спасибо за угощение, выходите из темноты!
Но инопланетные подавальщицы предпочитали обслуживать своих гостей молча. Гости были слишком измучены, чтобы допытываться, что и почему, решили принимать чудо как факт. Они заказали обеденный стол — и стол появился, накрытый накрахмаленной скатертью, белой с голубыми цветами, в точности такой же, как у матери Тэя. На столе стояли фарфоровые тарелки и фамильная суповая миска в форме каравеллы, лежала горка нарезанного хлеба, пышного, пшеничного, с большими порами, слишком свежего, чтобы ломти получались тонкими. Это все Тэй продиктовал, вообразив обед в родительском доме. А второе каждый заказывал по своему вкусу: баранью отбивную, обжаренную в сухарях, бифштекс под жёлтым одеялом яичницы, или нанизанный на острые прутья, напористо пахнущий шашлык, или куриные котлеты с топлёным маслом внутри и бумажным хвостиком на палочке.
Наевшись до отвала, захотели поспать. Вкусы были ещё дорожные, скромные, никто не пожелал роскошной перины. Звездолётчики затребовали привычные раскладные кресла из космических кают, одеяла потеплее, комплекты чистого белья и постелились тут же у костра. Доктор, самый предусмотрительный, попросил ещё и палатку, хотя дождя не могло быть в пещере под каменным сводом.
Проснувшись, не поверили вчерашнему. Не может быть такого, приснилось… Но ведь кресла и подушки были налицо, не исчезали. Сохранился ли чудесный дар? Каждый про себя попробовал попросить чего-нибудь: кто — яблоко, кто — пачку папирос, кто — умывальник и зубную щётку. Феи отозвались с готовностью, они как бы дежурили во тьме, все было исполнено незамедлительно.
А там пошло и пошло. Пировали, отсыпались; проснувшись, закусывали. Насытившись, придумывали редкостные блюда: двенадцатицветный пломбир со сливками и орехами, заливное из соловьиных язычков, анчоусы в масле авокадо. Впрочем, экзотические лакомства оказались не вкуснее обычных. Возможно, что феи не умели готовить их, а заказчики не смогли поправить поварих, сами не пробовали ни разу соловьиных язычков.
После третьего пира, когда еда чуть ли не из глаз сочилась, робинзоны занялись благоустройством. Палатку заменили сборным домиком, сначала двухкомнатным, потом пятикомнатным, с личными спальнями и общей столовой. Сказали: “Да будет свет”, подвесили к своду пещеры сотню люстр. Как же засверкали, заискрились в их лучах бесчисленные кристаллы! Волшебная пещера фей оказалась не так уж велика, с полкилометра длиной, шириной не больше двадцати метров — примерно один гектар каменных глыб, столбов, натёков, сосулек. Камни выглядели живописно, но неуютно. Новоявленные сибариты решили благоустроить и украсить пещеру: заказали феям растительность — цветочные клумбы, ягодник, фруктовый сад и десять соток дикого, запущенного леса с мхом, плесенью и трухлявыми поваленными стволами. Трухлявость тоже была выдана безупречная, с тысячами личинок и муравьёв под ржавой корой. И ржаное поле было в четверть гектара, и жаворонки над ними — для бодрого утреннего хора.
А что бы придумать ещё?
Нечего!
Сытые и отоспавшиеся путешественники заскучали. Стали вздыхать. Хорошо бы домой — к жёнам и детишкам. Или к невестам, к девушкам — у кого не было семей. И пресной показалась вычурная еда, пустым пятикомнатный дом, слишком тесным псевдолес и квазиполе. Одно осталось в голове: домой, домой, на родную планету!
К сожалению, феи не воспринимали прямого приказа: “Доставьте меня домой!” То ли могущество их не распространялось на космические просторы, то ли не хотели они расставаться со своими гостями. Пришлось загрузить их громоздкой технической работой: дать наряды на стенки для ракеты, на аппаратуру, агрегаты, приборы, припасы… И начать это все с крана грузоподъёмностью в девять тонн.
И конечно, требовалось топливо. Вообще-то топливом для фотонного звездолёта могло служить любое вещество, любые атомы. С базы ракета стартовала, нагруженная чугунными чушками, но феям были заказаны чушки из золота. И не без технического основания. Ведь золото плотнее железа, стало быть, компактнее, требует меньше места на килограмм веса, а выдаёт тот же килограмм фотонов. Кроме того, золото, подобно свинцу, хорошо поглощает лучи, служит надёжной защитой от радиации. И плавится золото легче, требует меньше тепла для подачи в двигатель. Но самое главное — золото есть золото: всеобщий эквивалент товаров, мандат на изобилие, силу, власть, наслаждения и почёт, чековая книжка на исполнение желаний любых, в том числе и тех, которые не входили в ведение фей.
Естественно, Тэй и его спутники рассчитывали не все золото сжечь в пути, тысячу-другую слитков сэкономить. И долгое возвращение их превратилось в испытание жадности. Экономить было можно только за счёт малой скорости, а малая скорость отодвигала срок прибытия. Сохраняя золото, путники платили днями своей жизни. Альтернатива: либо нечего будет тратить, либо некогда будет тратить. И видимо, скупость побеждала. Ракета могла бы вернуться и раньше, в пути провела лишних пять или шесть лет. И из четверых к финишу прибыл только один, самый молодой по возрасту — Тэй. Прибыл уже стариком, но с тремя тоннами нерастраченного золота.
Все равно сила, власть и почёт ему не достались. Торговый дом “Космос и К°” наложил арест на золото, заявил, что это остатки топлива и механик обязан сдать их. Даже иск ещё предъявили Тэю за перерасход горючего. Адвокаты же Тэя в суде доказывали, что топливом можно считать только чугун, загруженный при старте, и он был израсходован полностью, а золото закуплено иждивением команды и является собственностью команды, Тэя в первую очередь. Одна инстанция решала так, другая — иначе. Сам Тэй умер, заблудившись в чащах кассаций и апелляций. Кажется, наследники его ведут тяжбу по сей день.