Страница 6 из 78
— Вижу.
— Севернее Торвальдсленд и ледник Акса.
— Да.
— Слышал ли ты о стаде Танкреда?
— Нет.
— Это стадо северного табука, — сказал Самос. — Гигантское стадо, таких всего несколько. Оно зимует у границы северных лесов к югу и востоку от Торвальдсленда. Весной изголодавшиеся табуки выходят из лесов и мигрируют на север. Вот сюда, — он показал на карту. — Они пересекают Торвальдсленд на востоке, затем поворачивают на запад и выходят к берегу Тассы вот здесь, у самого ледника Акса. Отсюда продолжают двигаться на север, пока не сворачивают на восток, в тундру, где и пасутся все лето. К зиме, обросшие шерстью и разжиревшие, они возвращаются тем же путем обратно. Миграция повторяется каждый год.
— Ну и что? — спросил я.
— В этом году ее не было.
Я недоуменно посмотрел на Самоса.
— Краснокожие охотники доложили, что стадо не появилось.
— Непонятно, — пробормотал я.
— Дело обстоит гораздо серьезнее, — сказал он. — Жителям полярных районов грозит голод. Летом они питаются исключительно мясом табука.
— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил я.
— А что тут сделаешь? Какое-то время они продержатся на зимних запасах. Потом придется перебираться в другие места. Некоторые, конечно, попробуют рыбачить. Главное — дотянуть до осени, когда возвращаются черные морские слины.
Краснокожие охотники вели кочевой образ жизни и зависели от миграции различных животных. Иногда им удавалось поймать северную акулу, иногда клыкастого кита ханжера. Как и все примитивные малые народы, они жили изолированно от остального человечества и могли так же незаметно вымереть и исчезнуть.
— Направьте на север корабль с провиантом, — предложил я.
— Севернее ледника Акса морские пути очень суровы, — сказал Самос.
— Все равно направьте.
— Хорошо, — сказал он.
— Что еще? — спросил я.
— Так, пустяки.
— Скажи.
— Вот здесь. — Самос показал на глубоко вдающийся в берег залив Тассы. Я знал, что большую часть года залив находится подо льдом. Иногда жестокие ветры взламывают толстую корку, и ледяные горы громоздятся причудливыми замками.
— Здесь, — Самос поставил лампу на пол. — Где-то здесь.
— Что? — спросил я. Судя по карте, в этих местах ничего не было.
— Неподвижная ледяная гора.
— Горы почти все неподвижны, — улыбнулся я.
— Ледяные горы полярного океана дрейфуют на восток.
— Теперь понятно, — сказал я.
Самос, конечно, имел в виду айсберг. Среди них встречаются настоящие гиганты, несколько пасангов в ширину и несколько сотен футов в высоту. В горианском языке для них нет специального слова. Одно и то же слово означает гору и айсберг. Иногда для ясности добавляют прилагательное «ледяная».
— Так вот, — продолжал Самос, — здесь находится ледяная гора, которая не дрейфует вместе с остальными ледяными горами. Между тем в этих местах проходит очень сильное парситовое течение.
Течение получило свое название от парсита — маленькой, узкой рыбки, которая то появляется, то исчезает в холодных северных водах. Любопытно, что морские слины подстраивают свои миграции под миграции парсита — их главной добычи. В полярных морях обитают четыре основных типа морских слинов: черные, бурые, клыкастые и плосконосые. Все они питаются парситом. Зимой морские слины предпочитают сидеть подо льдом, всплывая каждую четверть ана к проруби, чтобы вдохнуть воздух. Проруби слины либо находят, либо специально прогрызают.
— Ты говоришь о ледяной горе, которая не движется вместе с течением, не движется вместе с другими ледяными горами?
— Да, — сказал Самос.
— Ты просто устал. Подобное невозможно.
— Знаю, — проворчал Самос.
— Кто рассказал про эту гору?
— Человек, который приехал в Сардар продавать шкуры.
— Он сам ее видел?
— Нет.
Я улыбнулся:
— Ну и что он про нее рассказывал?
— Ему дали монету, чтобы он поведал о чем-нибудь необычном.
— Он отработал свои деньги.
— Коварный слин, — рассмеялся Самос.
— На севере тоже попадаются смышленые ребята, — заметил я.
— Меня нечасто удается перехитрить, — покачал он головой.
Мы вернулись к низкому столику.
— Значит, ты готов отправиться на край света? — произнес Самос.
— Готов, — ответил я, собираясь уходить.
— Капитан, — остановил он меня. — Как ты думаешь, если нам удастся отворить ворота к звездам, запомнят ли люди имя Тэрла Кэбота?
— Нет, — ответил я.
— Я желаю тебе успеха.
— Я тоже желаю тебе успеха, Самос, первый капитан Порт-Кара.
— Кстати, кто, по-твоему, победит на турнире каиссы?
— Скорм из Ара, — сказал я. — Ему сегодня нет равных. Сентий из Коса великолепный боец, но его слава уже склоняется к закату. Он не устоит перед Скормом.
Я видел Скорма несколько лет назад в доме Серна из Ара. Это был неправдоподобно красивый юноша, молодой, умный, надменный до наглости и хромой. Жил он один. Поговаривали, что Скорм до сих пор не прикоснулся ни к одной женщине. Играл он смело, молниеносно, решительно и беспощадно. Каисса была его оружием. С ее помощью он уничтожал своих врагов.
Сентий из Коса, напротив, был человеком влетах. Никто не знал его точного возраста. Это был худощавый седой мужчина, весьма непохожий характером на Скорма. Сентий был скромен, выдержан и говорил тихо. Он обожал Каиссу и часами мог просиживать за доской в поиске самой лучшей комбинации. «Ускользает», — было его любимым словом. Однажды на турнире Тарны, проиграв некоему Сабо из Турий, Сентий кинулся обнимать соперника и благодарить его за прекрасную партию.
— Поражение и победа не играют никакой роли, — сказал он тогда. — Важна только игра и ее очарование. Пусть меня лучше запомнят как проигравшего в одной прекрасной и бессмертной партии, чем как победителя тысячи незапоминающихся турниров.
Вся его жизнь проходила в поиске совершенной стратегии. До сих пор он ее не нашел. Художник видит прекрасное там, где простой смертный ничего не заметит. Ремесленник находит его в узелке кожаного ремня, музыкант слышит его в переливах мелодии. Игроки в каиссу ищут красоту в комбинациях маленьких деревянных фишек на раскрашенной в красные и желтые квадратики доске. Сентий из Коса всю свою жизнь посвятил поиску совершенной игры. И не нашел ее.
— Когда вернешься? — спросил Самос.
— После турнира, — ответил я. — Там, кстати, будет на что посмотреть. Филимон из Телетуса будет играть против Стенгария из Ти, а Хобарт из Тарны сразится с Борисом из Турий.
— Я за этим не слежу, — устало произнес Самос.
Я пожал плечами. Он безнадежен.
Самос проводил меня до первых ворот своего дома, где я накинул на плечи адмиральский плащ.
Спустя несколько минут я уже стоял на носу длинной лодки, плывущей в сторону моего дома. В нескольких футах от лодки я заметил шелковистую морду урта. Это был крупный урт, не меньше сорока фунтов веса. Эти твари питаются помоями, которые сливают в каналы, а также не угодившими своим хозяевам рабынями.
Я оглянулся и посмотрел на дом Самоса. Стройную белокурую девушку уже, наверное, заклеймили. Мы не слышали ее криков, ибо после клеймения женщин держат в глубоких подвалах, где они могут выть, сколько им заблагорассудится.
Я вспомнил текст послания:
«Приветствую тебя, Тэрл Кэбот
Жду на краю света.
Зарендаргар.
Народный генерал».
Я улыбнулся.
Нос корабля Терсита смотрел строго на край света.
Ни один человек не вернулся оттуда живым.
У излучины канала я еще раз оглянулся на дом Самоса. Высокая, мрачная крепость нависала над блестящими волнами. Глубоко в подвале томилась стройная белокурая землянка. Ее узилище, скорее всего, зарешечено. Я представил, как она прижимается лицом к железным прутьям, вглядывается в темноту и пытается осмыслить, что же с ней произошло. Не следует лезть в дела двух миров, если не хочешь оказаться рабыней.
А может, она лежит голая на каменном полу и жалобно воет, обхватив голову руками. На внешней стороне левого бедра свежее клеймо. На внутренней — запекшаяся кровь. Не следует лезть в дела двух миров. Для нее это закончилось плохо. Скоро ее продадут.