Страница 8 из 10
Далин, напротив, был бодр, деятелен, полон планов. Он выслушивал доклады радистов, вел переговоры с обсерваторией и с дальними спутниками Урана – Титанией и Обероном. Он напутствовал улетающие группы, напоминая каждому:
– Держитесь на расстоянии, не торопитесь высаживаться. Наблюдайте. Следите, как формируется планета. Составляйте карту, наносите установившиеся хребты. Потом пошлете кибу, чтобы изучала, как идет остывание. Думайте, как ускорить остывание. Может быть, полезно перепахивать планету, ломать застывшую корку, что ли? И составляйте проект, когда и как выводить на окончательную орбиту вашу планету. Подыскивайте места для двигателей. Зонды посылайте. Счастливого пути. Руку жму.
Потом он говорил, обращаясь к радистам, возможно – к одной Юне:
– Ариэль тоже не плохо бы развернуть, пустить за планетами вдогонку. А то штаб оторвался от флота, превращается в регистратуру радиограмм. Пожалуй, мы не останемся здесь. Как только с Земли пришлют нам мощную ракету, сядем в нее и отправимся объезжать все планеты по порядку. Двадцать километров в секунду; как же они разбредутся за месяц! Попутешествуем, посмотрим четырнадцать новорожденных миров.
А Мир удивлялся: «Откуда такая энергия у сверхсрочника? Любовь окрыляет человека или успех? Ведь сегодня же – три часа назад – он мечтал только о рыбной ловле. А теперь – на тебе: инспектировать четырнадцать планет, годы и годы в невесомой ракете».
Сам Мир мечтал только о гамаке.
Но день еще не был кончен.
Юна с бланком радиограммы подошла к Далину:
– «Ум» Далин, послушайте. Оторвитесь, важное дело
«Даже тон у нее новый, – подумал Мир. – Тон подруги, хозяйки, не радиосекретаря».
Далин прочел радиограмму, нахмурился, сказал негромко-
– Керим, объявите тревогу номер один. Через час двадцать минут Ариэль столкнется с планетой Драма.
15
Усталость как рукой сняло. Позже Мир вспоминал о ней и удивлялся: «А ведь я, кажется, спать хотел?»
Тревога номер один как раз и предусматривала столкновение Ариэля с осколками Урана. Вероятность столкновения была не так уж мала – около четырех процентов (один шанс из двадцати пяти). Поэтому на случай катастрофы заранее был составлен план действий, распределены обязанности, несколько раз проводились учебные тревоги.
Но, как водится, в последнюю минуту все оказалось не совсем так, как предполагалось по плану.
По плану на случай эвакуации на Ариэле были подготовлены три ракеты. Каждый знал свою ракету, свое место. Но какая-то киба на Уране сработала лишний раз, получилось не двенадцать осколков, а четырнадцать. Пришлось срочно сформировать еще две группы наблюдателей, две ракеты отдать им. Теперь всех людей с Ариэля надо было вывозить на одной-единственной ракете.
Далин первым долгом связался с ракетодромом. Оказалось, что все ракеты уже разлетелись, кроме двух. К старту готовился толстяк Газлеви… за ним на очереди стоял Анандашвили, хозяин злополучной Драмы.
– Старт задержать! – распорядился Далин. – У меня двадцать шесть человек на Ариэле. Штабная ракета не заберет всех. Газлеви, возьмешь пятерых, и Анандашвили – пятерых.
– Но я уже на старте, – сказал перс, округляя глаза. – Я должен уступить площадку этому беспокойному грузину.
– Возьмешь трех человек из ракетодромной команды, – распорядился Далин. – И со склада двоих. Сейчас склады ни к чему. А беспокойный грузин пусть становится на запасную площадку.
И тут же сказал Юне:
– Юна, вы человек с характером и волей. У нас двадцать шесть человек на Ариэле. Предупредите каждого, всех держите в памяти.
Мир с Керимом должны были отвезти на ракетодром архив штаба – все научные материалы. Архив был упакован заранее, его нетрудно было погрузить. Но ведь самые интересные материалы были получены сегодня. Их-то и надо было собрать: сегодняшние фотоснимки, киноленты, магнитограммы. Надо было припомнить, где что лежит, аккуратно завернуть, запаковать, а руки тряслись от волнения, глаза не могли оторваться от окна, от растущей огненной глыбы на небе. Прошла одна минута. Сколько осталось еще? Не пора ли все бросать, мчаться сломя голову на ракетодром?
Мир на минуту забежал в свою комнату. Глянул – что взять? Нечего. Мебель везде найдется, белье и костюмы не жалко. Стихи? Тут они родились, на этом несчастном Ариэле, пусть и горят тут же, пусть пропадают. Кому они нужны? Кериму, что ли? Он ждет, чтобы воспели его деяния?
Керим между тем грузил ящики на кибу-тележку. Тележка оказалась мала, все ящики не умещались. Керим сунул значительную долю материалов в пустой скафандр, перекинул через плечо, как мешок. Потом посадил на тележку всхлипывающую Герту и умчался за ней скользящими скачками.
Миру пришлось вызвать еще одну тележку. Сколько же времени он ждал ее, как она медлила! Наконец тележка подкатила, Мир бросил на нее оставшиеся ящики. А что там мешкают Юна и Далин?
Далин стоял перед селектором. Только один экран светился, и на нем виднелось тонкое лицо Анандашвили.
– Возьмешь еще пятерых! – кричал Далин. – Не двоих, не троих, а пятерых. Все равно мне столько народу не нужно будет на Обероне. Там есть свои ракетодромщики и свои радисты. Полезных людей добавляю тебе – двух техников по кибам и лучших радистов: Юну в том числе.
Что такое? «Ум» улетает на Оберон, а Юну отправляет с Анандашвили? Мир остолбенел. И Юна застыла посреди комнаты, расставив руки, будто уронила что-то.
Далин повернулся к ней.
– Юна, дорогая, так лучше. Ведь я сверхсрочник. Ты после поймешь,
Девушка высоко подняла голову. Голос ее был как натянутая струна, вот-вот надорвется.
– А разве вы приняли мои слова всерьез? Я просто хотела расшевелить вас, взбодрить. А то раскисли, стыдно смотреть было.
Лицо Далина выразило недоумение, даже некоторое недоверие.
– Ну, если так… – сказал он нерешительно.
Потом глянул на часы, кинулся к девушке, поцеловал ей руку и исчез за порогом.
– Не задерживайтесь! – крикнул он. – Осталось двадцать восемь минут. Мир, позаботься о ней… Потом сюда приходи.
Мир пошел в кладовку, разыскал скафандр Юны, вернулся. Девушка все стояла посреди комнаты и смотрела на правую руку, на ту, которую поцеловал Далин.
– Не огорчайся так. Юна, – проговорил Мир несмело. – Все будет хорошо. И одевайся скорее. Осталось двадцать шесть минут.
Он ласково взял ее за руку, нисколько не ревнуя, почти сочувствуя. Он-то знал, что такое отвергнутая любовь.
Девушка вырвала руку.
– Не подходи! – крикнула она почти в ярости. – Все равно не полюблю тебя! Презираю! Всегда буду презирать.
Это было так грубо, так некрасиво, так несправедливо, в сущности… Ведь Мир не улетал с ней, он отправлялся на Оберон с Далиным. Но… оставалось двадцать пять минут. Некогда было обижаться, объясняться и уговаривать. Мир схватил Юну за шиворот, как котенка, и сунул ногами вперед в скафандр. На Ариэле такие вещи проделывались без труда. Потом он нахлобучил шлем. Юна еще что-то кричала изнутри.
16
Мир посадил Юну на тележку, нажал кнопку. Перебирая гусеницами, киба побежала по обочине. Дорога была загружена. По ней спешили, пыля гусеницами, колесами и лапами кибы роющие, долбящие, грызущие – все, что было самодвижущегося на Ариэле. Это Мир дал им приказ стягиваться к ракетодрому. Дал приказ из жалости, чувствуя угрызения совести после гибели кибы-Юны на Уране. Но все равно теперь было ясно – машины придется оставлять на Ариэле. Даже для людей места было маловато.
Сегодня кибы были красные – все до единой, – и пыль на дорогах красная, и скалы буро-красные, ржавые или багровые. Все потому, что четверть неба занимало ало-багровое конусообразное тело – раскаленная болванка, из которой люди собирались выковать планету, по имени Драма.
Но смотреть и запоминать было некогда. Оставались двадцать три минуты. Мир забежал в кладовку еще раз, вытащил скафандр Далина (ругая про себя всех этих беспомощных влюбленных, за которыми надо ухаживать, как за детьми).