Беззащитные мертвецы

– Вы точно не шутили, – сказал он. – Так в чем же опасность? Это нельзя было отложить до утра?

– Можно было, но я не мог заснуть, – заявил я, подходя к нему. – Если это не сработает, я обязуюсь принести вам большие-пребольшие извинения.

Он попятился.

– Не двигайтесь. Это займет лишь секунду.

Я продолжал наступать на него. Бера уже стоял сзади. Ему не было нужды торопиться. Его длинные ноги создавали решающее преимущество в скорости.

Чемберс пятился, пятился, налетел на Беру и удивленно взвизгнул. Он задрожал и метнулся к ванной.

Бера поймал его, обхватил Чемберса одной рукой за пояс, а другой прижал его руки. Чемберс дергался как безумный. Я аккуратно обошел их, избегая мечущихся ног Чемберса и потянулся, коснувшись его лица иллюзорной рукой.

Он застыл. Потом завопил.

– Вот чего вы боялись, – пояснил я ему. – Вы никогда не представляли, что я могу протянуть руку через экран телефона и сделать это.

Я просунул руку в его голову, ощутил гладкие мышцы, зернистые кости и синусные полости, подобные пузырям. Он мотал головой, но моя рука двигалась вместе с ней. Я провел воображаемыми пальцами по гладкой внутренней поверхности его черепа. Он был там: ободок шрама, едва выступавший над поверхностью кости, практически недоступный рентгеновскому анализу. Он описывал замкнутую кривую – от основания черепа к вискам, пересекая глазные впадины.

– Это он, – сказал я.

– Ты, свинья! – заорал Бера ему в ухо.

Анубис обмяк.

– Не могу обнаружить соединения в стволе мозга. Должно быть, они пересадили также и спинной мозг – всю центральную нервную систему, – я нащупал рубцы между позвонками. – Точно, именно так они и сделали.

Анубис заговорил почти небрежно, словно проиграв шахматную партию.

– Ладно, вы нашли. Я сдаюсь. Присядем.

– Отлично! – Бера швырнул его на диван.

Он ударился довольно сильно. Потом уселся с таким видом, словно изумлялся плохому поведению Беры. Из-за чего тот так рассердился? Бера сказал ему.

– Ты сволочь. Выпотрошил его, сделал из несчастного ублюдка вместилище. Мы никогда не думали о трансплантации мозга.

– Удивительно, что я сам об этом подумал. Материал от одного донора стоит более миллиона марок по расценкам на хирургию. Кто же будет использовать целого донора для одной трансплантации? Но как только мне это пришло в голову, все тут же обрело смысл. Материал все равно плохо продавался.

Смешно: они беседовали так, словно давно были знакомы. Органлеггеры немногих считают за людей, но уж агентов АРМ – точно. Мы ведь и сами в некотором смысле органлеггеры.

Хотя Бера держал его на мушке ультразвукового пистолета, Анубис не обращал внимания и продолжал:

– Единственной проблемой были деньги.

– И тогда вы подумали о наследниках мерзлявчиков, – сказал я.

– Ну да. Я поискал богатого мерзлявчика с молодым и здоровым наследником по прямой линии. Левитикус Хэйл был словно создан для этой роли. Я обратил на него внимание в первую очередь.

– Конечно, он так и бросается в глаза, не так ли? Здоровый человек средних лет, спит там среди всех этих изувеченных жертв несчастных случаев… Только двое наследников, сироты, один нелюдимый, другая… Что вы сделали с Шарлоттой?

– С Шарлоттой Чемберс? Мы свели ее с ума. Мы были вынуждены это сделать. Только она одна могла заметить, что Холден Чемберс внезапно слишком изменился.

– Что вы с ней сделали?

– Мы превратили ее в электроманку.

– Ни черта. Кто-нибудь заметил бы контакт в ее черепе.

– Нет, нет, нет. Мы использовали один из тех шлемов, которые имеются в магазинах экстаза. Он стимулирует ток в мозговом центре удовольствия путем индукции, так что покупатель может попробовать что к чему прежде, чем ему засунут в мозг проволоку. Мы продержали ее девять дней в шлеме, включенном на полную мощность. Когда мы отключили ток, ее более ничто не интересовало.

– Откуда вы знали, что это сработает?

– О, мы это опробовали на нескольких клиентах. Это работало отлично. И не могло им повредить, раз их все равно разбирали.

– Ну что ж…

Я подошел к телефону и позвонил в штаб-квартиру АРМ.

– Это превосходным образом разрешило вопрос с деньгами, – несло его дальше. – Я вложил большую их часть в рекламу. А в деньгах Левитикуса Хейла нет ничего подозрительного. Когда пройдет второй Законопроект о замораживании… хотя, догадываюсь, уже нет. Не сейчас. Если только…

– Нет, – сказал Бера за нас обоих.

Я сообщил дежурному, где мы находимся, а также распорядился прекратить отслеживание трассеров и отозвать оперативников, наблюдающих за наследниками мерзлявчиков. Потом я положил трубку.

– Я шесть месяцев изучал курсы, по которым учился Чемберс. Я не хотел подорвать его карьеру. Шесть месяцев! Вот вы мне что скажите, – вдруг со странным беспокойством произнес Анубис. – Где я допустил ошибку? Что меня выдало?

– Вы были потрясающи, – заявил я ему устало. – Вы ни разу не вышли из роли. Вам надо было стать актером. И это было бы безопасней. Мы ничего не подозревали до… – я глянул на часы, – до сорока пяти минут тому назад.

– Проклятье! Надо же было вам это сказать. Когда я заметил, как вы разглядываете меня в “Мидгарде”, то решил: вот оно! Эта парящая сигарета. Вы покончили с Лореном, теперь явились за мной…

Я не мог сдержаться. Я буквально разрывался на части от хохота. Анубис сидел, соображая. Потом он побагровел.

Они кричали что-то, чего я не мог разобрать. Что-то в ритме. Тра-та-та-та-та. Тра-та-та-та-та…

На балкончике кабинета Гарнера едва помещались мы с Джексоном Берой и кресло самого Лукаса Гарнера. Далеко внизу мимо здания АРМ относительно организованной колонной двигались демонстранты. Они несли огромные лозунги. “ПУСТЬ ОНИ ОСТАНУТСЯ МЕРТВЫМИ” – предлагал один плакат. Другой добавлял шрифтом поменьше: “Почему бы не оживлять их мало-помалу?” Третий с убийственной логикой гласил: “РАДИ ТВОЕГО ЖЕ ПАПАШИ”.

От зрителей их отделяли веревки. Колонна направлялась к Уилширу. Зрителей было еще больше. Словно весь Лос-Анджелес вышел поглядеть. Некоторые тоже держали плакаты. “ОНИ ТОЖЕ ХОТЯТ ЖИТЬ” и “А ТЫ НАСЛЕДНИК ЗАМОРОЖЕННОГО?”

– Что это они кричат? – спросил Бера. – Это не демонстранты кричат, это зрители. Они заглушают марширующих.

“Тра-та-та-та-та-Тра-та-та-та-та-Тра-та-та-та-та” доносили до нас изменчивые потоки ветра.

– Мы могли бы лучше рассмотреть по ящику, зайдя в комнату, – сказал Гарнер, не двигаясь с места.

Нас удерживала метафизическая сила, сознание того, что мы являемся очевидцами происходящих событий.

Гарнер вдруг резко спросил:

– Как Шарлотта Чемберс?

– Не знаю, – мне не хотелось об этом говорить.

– Разве ты утром не звонил в институт Меннинджера?

– Я имел в виду, что не знаю, как к этому относиться. Они сделали ей операцию и ввели проволоку. Ей дают ток лишь настолько, чтобы поддерживать ее интерес. Это сработало… я хочу сказать, что она стала общаться с людьми, но…

– Но это лучше, чем пребывать в кататонии, -заметил Бера.

– Разве? От электромании нельзя избавиться. Она всю жизнь обречена ходить с батарейкой под шляпой. А когда она вернется в нормальный мир, то отыщет способ усилить ток и снова сойдет с катушек.

– Считай, что она была ранена, – Бера пожал плечами, словно стряхивая невидимую тяжесть. – Идеального ответа не существует. Ей в самом деле досталось, дружище!

– Тут кроется большее, – сказал Гарнер. – Нам необходимо знать, можно ли ее вылечить. С каждым днем электроманов становится больше. Это новая напасть. Нам надо научиться ее контролировать. Какого черта, что там творится внизу?

Зрители навалились на канаты. Внезапно они прорвались в нескольких местах и смешались с демонстрантами. Получилась беспорядочная толпа. Они все еще скандировали, и внезапно я расслышал.

“Ор-ган-лег-ге-ры! Ор-ган-лег-ге-ры! Ор-ган-лег-ге-ры!”

– Вот оно! – вскричал Бера в радостном изумлении. – Дело Анубиса приобрело слишком большую известность. Добро против зла!