Страница 38 из 52
– Зря! – Я огорченно покачала головой. – Мой источник из австрийского кабинета официально опроверг эти сведения.
– Как? – Тонкие стрелочки бровей коллеги реактивно взлетели в безвоздушное пространство надо лбом.
– Вот так. Все утренние газеты выйдут с этим известием.
– Не может быть. – Коллега рвано побледнела и тут же пошла лиловыми пятнами. – Вы это точно знаете?
Я утвердительно кивнула.
– Сколько сейчас? – обозревательница воткнулась в свои сверкающие часики. – Твою мать! – громко выразилась она. – Уже печать идет! Вдруг успею? – Вскочила, чуть не сломав каблук, и унеслась, как ракета, в сторону лестницы.
– Куда это она? – хлопая глазами, поинтересовалась ее приятельница. – Случилось что?
– Случилось, – трагически вздохнула я. – Надо срочно снимать материал из номера.
– Успеет добежать?
– До России – вряд ли, а до телефона – если повезет. – Мое настроение приобрело ярко выраженный философский оттенок.
Коллега вернулась примерно через полчаса, злая, как черт, темная, как ночь, и встрепанная, как баба-яга.
– Ну, как? – изобразив на лице все сострадание мира, участливо поинтересовалась я.
– Никак! – хмуро отозвалась светская львица. – Тираж уже отгружают. Все, песец! Причем полный.
Подозвав официанта, она потребовала водки и тут же осушила целый стакан.
– Теперь надо еще и перед этими говнюками оправдываться. – Она показала сверкающим перстом на веселящийся люд. – Что скажу? Витька Роленберг сегодня от сделки с австрийцами отказался в знак протеста. Савосины уже залог за шале внесли, утром отозвали. – Она снова подозвала официанта, маханула еще стакан.
– Женечка, закуси, – придвинула бутерброд с икрой подруга.
– Да пошла ты! – махнула на нее веером уже изрядно окосевшая коллега. – Сама жри!.. Чего ж сказать-то, а? – Она горестно подперла щеку рукой. – Даш, придумайте, вы же умная!
– Скажите, что пошутили, – нашлась я. – Розыгрыш. Как вчера с ментами.
– Думаешь? – коллега оживилась. – Точно! Не только же этим скотам шутки шутить! – Она встала и, покачиваясь, побрела к дальнему столику.
– Что случилось-то? – вытаращилась на меня ее подруга. – Я Женечку такой ни разу не видела!
– Толком не знаю, – пожала плечами я. – Что-то по работе.
Юлька восторженно наблюдала весь этот спектакль, а потом двинула меня ногой.
– Дашка, а как на самом деле?
– Откуда я знаю? – тихо огрызнулась я. – Может, этого Козлограда и на свете-то нет.
– Как это? – ахнула Юлька.
– Да вот так! Мираж. Видение. Флер.
Племяшка, это было видно по ее напряженному лицу, мучительно обдумывала озвученную мною фразу. Я же, вполне довольная собственной предприимчивостью и счастливым освобождением от малоприятной компании, занялась едой и концертным действом.
Чуток поскоморошничала парочка юмористов, спела целых три хита долгоногая фабрикантка, начался стриптиз. Публика, перекормленная развлечениями, реагировала скучно и вяло. Громче всех хлопали солидные мужья при женах. Предусмотрительные курортники, оставившие супруг на хозяйстве, на стриптиз не повелись вообще: пресытились за долгие куршевельские ночи.
– Какая скука, – зевнула подруга Евгении. – Что-то иссякла фантазия у наших олигархов. Или здешний климат не располагает? В прошлом году веселее было. И Элтона Джона посмотрели, и Дженифер Лопес, и Земфиру.
– А Зему кто привозил? – заинтересовалась Юлька.
Земфира считалась в семье Рашидовых культовой певицей. Хоть и не татарка, но все равно очень близко! Алсу, конечно, тоже любили, но после ее замужества отчего-то потеряли к ней интерес. Типа, татарская мама по сцене скакать не должна – так Ильдар заявил.
– Абрамович, кто ж еще? Он ведь от нее без ума! А может, Дерипаска. Короче, только чаевых ей дали полстошку евро.
– А сколько же тогда за концерт? – тупо спросила я, прощупывая пальцами наличие любимой и единственной пачки за подкладкой сумки.
– Никто не знает, – огорченно призналась собеседница. – Наши звезды вообще ужасно скрытные. Вот Робби Уильямса на Новый год привозили, так все знают, что ему заплатили за выход два лимона. Ну, так он и выпивал всю ночь! А Стинг за час лимон оторвал. Лисин его к себе на полтинник привозил.
– Куда, в Липецк? – поразилась я, проклиная собственную неосведомленность.
– Щас! В Москву, конечно, в «Лисью нору». А мой балбес от Стинга с юности тащится, заказал ему «Shape Of My Heart». Расчувствовался, двести тысяч положил!
– Балбес – это сын? – уточнила я.
– Муж! У сына-то такие деньги наличными откуда? Он в восьмом классе, да и не в Москве, а в Англии. Ребенок, кстати, когда узнал, что папаша так Стинга отблагодарил, чуть с ума не сошел! Говорит, в Лондоне за двести фунтов можно целый концерт увидеть! Да и не ходят на Стинга теперь – не модно.
– Ну, то Лондон, а то – Москва, – пожала плечами я, совершенно одобряя реакцию умного мальчика. – У нас тут тоже завтра грандиозная вечеринка, Мегафон устраивает.
– Фуфло! – презрительно махнула рукой соседка. – Рокеров немытых навезли, лучше б Димочку Билана или Борю Моисеева. Хоть посмеялись бы. А вообще, в этом сезоне скучно. Вот сегодня – что за вечер? Что тут спать, что в номере.
– Ну, так и шли бы, – вежливо улыбнулась Юлька. – Что время зря терять?
– Не могу, деточка. Это как часть работы. Надо же будет все супругу доложить: что, да как, да с кем, да что, да за сколько.
– А кто ваш супруг? – набралась я наглости.
– Вячеслав Норкин, – гордо ответила собеседница.
– Дядя Слава? – обрадовалась Юлька.
– Вы знакомы? – насторожилась дамочка.
– Так он же папке квоты распределяет!
– А кто у нас папка?
– Ильдар Рашидов! Я – Юлдуз, его дочь, а это Даша, наша сестра.
– Девчонки, так вы – наши! – возликовала соседка. – А я – Света. А что же Женька. – Она осеклась, словно чуть не выболтала страшную тайну. – Слава богу! А то сижу и не знаю, что можно говорить, а что нет.
– Не бойтесь, – разрешила племяшка. – Тут все свои.
Дамочка расслабилась и, не дожидаясь официанта, тут же набулькала нам всем по полному бокалу шампанского – за знакомство.
Только успели выпить и заесть крошечными тарталетками с чем-то зеленовато-вкусным, как в тесном воздухе рассыпался гитарный перебор и голос, не узнать который было совершенно невозможно, чисто и высоко затянул:
– О-очи че-ерные.
– Боже, Коля! Обожаю! – взвизгнула дамочка. – Не стареет!
Цыганский десант, появившийся в ресторане, был пестр, разнообразен и весел. Радугами взметывались юбки, смахивая со столов дорогую посуду, серебряный перезвон монист смешивался с брызгами разбивающегося хрусталя, летали над трюфелями и устрицами черные локоны, сверкали очи и зубы, тряслись мелким бесом зазывные плечи. В центре искрящегося хоровода грустно скалился косолапый мишка. На гордое животное нацепили алую, как пионерский галстук, балетную пачку, чуть выше, прямо под челюстью, разместили такой же топорщащийся воротник, меж ушей впендюрили тряпичную розу, покрытую воском, словно с похоронного венка.
Мишка лениво подкидывал зад, будто приплясывал, и всем своим видом демонстрировал абсолютное и неизбывное пренебрежение к живому и неживому окружению.
Цыгане разошлись меж столиков, не прекращая своего страстного танца, седовласый барон с удивительно одухотворенным лицом допел бессмертный хит и припал к минералке. На смену ему зал пронзил новый голос, невероятно сильный и красивый, на этот раз женский, гортанный, страстный, обволакивающий.
Собственно концерт классической цыганской музыки длился недолго, чтобы не притомить измученную альпийским кислородом публику, после чего началось самое главное: массовое народное гулянье. Дамы в вечерних туалетах отплясывали с волоокими цыганскими юношами, пытаясь повторить движения плеч и отрабатывая наклоны назад, солидные мужчины в пиджаках раскидывали в неловкой присядке руки, обнимая уворачивающихся цыганок, сатанели глазами и дыханием.