Пятёрка с хвостиком

— А как вы смотрите на новичка? — спросила Тая Таранюк и, как всегда, покраснела.

— Положительно! — вырвалось у Натали Приходько, и она почему-то тоже покраснела.

Тина Ярёменко прыснула в кулак.

Капитан Буль и Боцман Вася

Первого сентября, когда четвёртый «А» впервые был уже не третьим, а четвёртым, в классе появился новичок. Вася Мостовой.

Загорелый, с выгоревшими волосами и облупленным носом, он был улыбчивым и совсем не робким. Не то что другие новички. Со всеми поздоровался, перезнакомился и начал рассказывать про своё село Горенку, что в Киево-Святошинском районе, сразу за Пуще-Водицей ("два шага от Киева").

Но к новичку мы ещё вернёмся.

А сейчас поговорим о капитане Буле.

Капитан Буль — это Петрусь Булько. Почему он капитан Буль, спрашивается? Ну, это очень просто.

Вы сами знаете, как часто в первом, втором, третьем классе меняют люди профессии. Сегодня ты космонавт, завтра ты пограничник, послезавтра художник, потом директор школы, потом клоун в цирке и так далее.

Что же касается Петруся Булько, ни у кого двух мнений не было. С первого класса все знали, что он станет капитаном дальнего плавания.

И мечте своей Петрусь не изменил ни разу. Даже когда в школе была встреча с космонавтом и все хлопцы до единого бросились в космонавты, Петрусь удержался — остался капитаном.

А решено это было ещё в детском саду.

Кто из вас не пускал весной в ручейках бумажных корабликов? Наверное, нет таких людей на свете.

Любил пускать кораблики и Петрусь. Хлопец он был ловкий, сообразительный и достиг в этом деле значительных успехов. Его кораблики почти никогда не переворачивались, не размокали, а, обходя все подводные рифы, благополучно выплывали из рек-ручейков в лужу-океан.

Так вот, пускали они однажды в детском саду кораблики. А мимо проходил моряк. Настоящий моряк, в бескозырке с ленточками, в синей матроске, из-под которой выглядывал полосатый треугольник тельняшки. А под носом усики молодецки закрученные, а в глазах чёртики прыгают. Не моряк, а картинка.

Взглянул моряк на Петруся, улыбнулся лучезарно, рукой мозолистой с синим якорьком взлохматил чуб Петруся. И сказал звонко:

— Молодец! Быть тебе капитаном дальнего плавания! Это слышали и Гришка Гонобобель, и Шурочка Горобенко, и Люська Заречняк, которые ходили в тот же детский сад. Собственными ушами слышали.

Сказал моряк и ушёл себе, а слова его остались — зацепились в сердце Петруся.

Да, посмотрел бы я на вас, если бы вам такие слова сказал настоящий моряк! А вы ещё только в детский сад ходите, пускай даже в старшую группу.

Как бы вы прореагировали? То-то же!

И когда заходил разговор, кто кем будет, Петрусь уже просто не мог ничего другого сказать.

Все тетради Петруся, особенно последние страницы, были изрисованы кораблями-линкорами, крейсерами, фрегатами, каравеллами. И книжки он читал главным образом про море и моряков. И открытки «морские» собирал.

Если кому-то в классе надо было выяснить что-нибудь, связанное с морем, обращались к Петрусю.

Однажды Гришка Гонобобель назвал его Капитан Буль. Прозвище понравилось, да и сам Петрусь не очень возражал — было оно не обидное. Так и пошло: Капитан Буль, Капитан Буль… Правда, было в нём что-то немножечко пиратское, но это не беда.

А теперь вернёмся к новичку Васе Мостовому. Жил он, как вы знаете, в селе Горенки за Пущей. Теперь переехал в город. Родители уже давно работали в Киеве на заводе «Арсенал». И всё время ездили на работу из Горенки. А вот сейчас получили наконец квартиру и переехали. В Горенке остались два деда, одна бабушка и целая куча родственников.

— Горенка — моя дедовщина, — говорил Вася Мостовой. А уж если быть совсем точным, то говорил он не «дедовщина», а «дедовфина», потому как шепелявил. Но это у него выходило очень мило, даже симпатично.

Особенно часто он повторял "что ты", которое, ясное дело, звучало у него "фто ты".

Когда Вася узнал, что Петрусь мечтает стать моряком и что его называют Капитаном Булем, он даже подскочил:

— Фто ты! И я мефтаю стать моряком. Вот было бы здорово на од ном корабле! Ты будеф капитан, а я боцман. Гришка Гонобобель загоготал:

— Го-го! У нас свой шепелявый, свой Валера Галушкинский появился! Капитан Буль и Боцман Фтоты. Го-го! Но Вася не обиделся. Даже сам засмеялся:

— А фто? Звучит! Капитан Буль и Боцман Фтоты. После кругосветного путефествия возврафаются в родной порт Одессу… или — Ленинград. Сила! Фто ты! — И тут же хлопнул по плечу Капитана Буля: — Давай дружить!

В мгновение окна он договорился с Антошей Дудкиным, который сидел с Капитаном, чтобы тот пересел на другое место.

— Ты только не обижайся. Фто ты! Просто у нас же, сам понимаеф, обфие интересы. Гуд бай!

Всё это было сказано так просто и откровенно, что Антоша нисколечко не обиделся и сразу пересел. Очень Вася был, как говорят взрослые, контактный человек.

Кстати, его стали-таки называть Боцман, но без Фтоты — просто Боцман Вася. Да и в самом деле, зачем обыгрывать чей-то, пускай даже и симпатичный, но физический недостаток? Недостатки обыгрывать — последнее дело.

Все переменки и даже иногда, извините, на уроках новые друзья бубнили о чём-то морском. И то и дело Вася восторженным шёпотом восклицал:

— Ты фто! Ух здорово! Ну, ты Драйзер! Всё знаеф. Учителя были вынуждены делать Боцману Васе замечания. Однажды после уроков Вася сказал:

— Слуфай, а давай не оставаться на продлёнку… А махнём в Пуфтю, в мои края. Такая погода! Грех кантоваться на продлёнке. Петрусь неуверенно пожал плечами:

— Не знаю. Могут быть неприятности… и тут… и дома.

— Ну! Капитан! Какие неприятности? Фто ты? У тебя телефон есть?

— Есть.

— В случае чего — позвоним. Там же автоматы возле каждого дерева. Я тебе фто-то покажу! Зафатаефся!

Петрусь нерешительно оглянулся. Рядом стояли Гришка Гонобобель, Кум Цыбуля, Антоша Дудкин, Аллочка Грацианская, Оля Татарчук и Нина Макаренко (Макаронина) из четвёртого «Б».

— Кто хочет? — повернулся к ним Боцман. — Пуфтя — это же совсем рядом. Два фага. До Подола. А там на двенадцатом трамвае. И всё. А? Такая погода!

Если бы не Аллочка Грацианская и не Макаронина, кто знает, может, ничего бы и не было.

Но вдруг Макаронина сказала:

— А мы недавно ездили. Я даже ногу поранила. — Она показала свежий шрам на ноге и сразу отошла, чтобы «ашники» не подумали, что она набивается к ним в компанию.

Аллочка Грацианская вдруг улыбнулась своей очаровательной улыбкой:

— А что? Я бы поехала. Я люблю путешествовать… Когда такое говорит первая красавица в классе, то надо быть последней шляпой, последней тряпкой, надо немедленно менять брюки на юбку, если ты ещё колеблешься. А когда в придачу оказывается что «бешники» уже были, то… Капитан коротко бросил:

— Поехали!

Антоша Дудкин и Кум Цыбуля молча кивнули, Гришка Гонобобель хоть и скривился (ему было неприятно, что активное участие в этом приняла Макаронина, с которой у него были личные счёты), но тоже кивнул.

Оля Татарчук переглянулась с Аллочкой Грацианской, прочитала в её глазах мольбу ("Не оставляй меня, пожалуйста, одну с мальчишками") и тоже согласилась.

Оля Татарчук была белобрысая. И не просто белобрысая — более белобрысой, чем она, не было, наверное, во всей школе. Светлые-светлые волосы, белые брови, белые, словно припорошённые мукой, ресницы и светло-серые глаза. Рядом с Аллочкой она напоминала фотонегатив. Но почему-то именно к Аллочке она всё время тянулась. Она была какая-то чудачка, эта Оля Татарчук. Она всё время кем-то восторгалась, а себя всегда унижала ("Ой, какой ты молодец!.. Ой, как тебе идёт эта кофтюля!.. Ах, как ты хорошо отвечал сегодня на английском! Молодчинка!.. А я так мямлила на математике! Ужас!").

Люди любят, чтобы им говорили приятное, и к Оле в классе относились хорошо.

Потому никто из хлопцев не имел ничего против того, чтобы поехала и Оля.