Страница 23 из 34
— Сегодня можешь переночевать у него, — сказала она, возвращая трубку Маше. — Но насовсем я тебя не отпускаю. Ахмед Рашидович отвечает за тебя перед следователем и перед твоим дедом. Завтра возвращайся или хотя бы позвони.
Маша прикинула, что если Малик повезет Дикого дедушку на самолете, то завтра они как раз и появятся в Москве.
Полковник Вася позвонил в дверь через полчаса. Он был немолодой, толстый, лысый и страдал от духоты. Васина рубашка потемнела под мышками, на носу висела капля пота.
— Пешком поднимались? — спросила Маша.
— Почему? В лифте.
— Для лифта же карточка нужна.
— Нужна, — согласился Ухов и больше ничего не сказал, но Маша его поняла: «Конечно, мне дали карточку. Попробовали бы не дать!»
Выйдя с ним в прибытковский спортзал. Маша поискала тренажер, на который влезал Черный Плащ. На сиденье отпечатался острый носок туфли, но весь остальной след был затерт. Маша даже не смогла понять, мужской он или женский.
— Не бедный монтер, — заметил Ухов.
— Почему монтер и почему не бедный?
Ухов молча показал на потолок. Прямо над следом был квадратный лючок, привинченный по углам четырьмя блестящими винтами. Маша вспомнила, как Черный Плащ работал локтем. Как будто что-то вворачивал или выворачивал.
— А не бедный, — ответил на второй вопрос Ухов, — потому что подошва без рисунка, видишь? Кожаная. От дождя она раскисает, об асфальт стирается. Такую обувь носят люди, которые чаше ездят в своей машине, чем ходят по улицам.
— Дядь Вась, а кто сейчас носит черные плащи и шляпы? — спросила Маша.
— В такую жару? Дураки и шпионы из плохого кино. — Ухов утер пот со лба и вопросительно посмотрел на Машу.
— Вчера поздно вечером, — сказала она, — когда монтеры уже не работают. И ничего у нас не ломалось: ни свет, ни телефон.
Ухов без лишних слов залез на жалобно крякнувший тренажер, достал из кармана складной нож с кучей отверточек и выбрал нужную. Он работал быстро и бесшумно. Было слышно, как на кожаное сиденье капает пот с его мясистого носа. Маша глядела. Лючок, над которым трудился Ухов, был с краю; дальше белый потолок заканчивался и ввысь уходили стекла пирамиды. Вон в пыли видно окошко, которое Маша протерла себе, когда подглядывала за Черным Плащом.
— Держи. — Ухов подал ей отвинченную крышку лючка.
Из дыры в потолке жгутами свисали разноцветные провода. Ухов без опаски поковырялся в них — жгут направо, жгут налево. В руку ему сам выпал не похожий на другие тонкий черный проводок.
— Ага!
— Что ага? — не сообразила Маша.
— Ага, твоих знакомых прослушивают. Скользя по проводку пальцами, Ухов запустил руку в дыру и вытащил плеер… Нет, цифровой диктофон с красной кнопкой «Rec». Над кнопкой светился рубиновый огонек: диктофон был включен.
— Гигабайтник, часов на триста записи. Когда я служил, мы о таких только мечтали. — Ухов понажимал кнопки, и Маша услышала собственный голос:
— Здравствуйте, это Маша Алентьева.
— А я дядя Вася, который газетные вырезки про дедушку собирал…
Улыбаясь, как будто увидел себя в передаче «Поле чудес», Ухов нашел начало записи.
— Этот разговорчик мы сотрем. Незачем всяким поганцам знать про меня, — заметил он. — А диктофончик положим на место.
И Ухов действительно спрятал диктофон среди проводов.
— Давай панель.
— А разве… — Маша не понимала, зачем оставлять диктофон Черному Плащу.
— Давай, не тяни время! — Ухов нагнулся и вырвал у нее крышку от лючка. — Диктофон снимать нельзя, а то «монтера» спугнем, — объяснил он, привинчивая крышку на место.
— Я бы его выследила. С крыши, — Маша показала на пирамиду.
— А если он придет через два дня? Будешь ночевать на крыше? — Ухов закрутил последний винт, спрыгнул на пол и ладонью размазал свой след на сиденье тренажера. — Вперед. Поговорим в машине.
Когда Маша с полковником вышли из лифта в зимний садик, охранник Сашок улыбнулся ему, а попугай закричал «Караул!». Было ясно, что Ухов произвел сильное впечатление на обоих.
У дворцовой лестницы стоял красный «жигуленок» с новым черным крылом. Все остальное у «жигуленка» было ржавое и мятое.
— Как вас за ворота пропустили? — удивилась Маша. — Там охранник вредный.
— А я ему ноги вырвал, — серьезно ответил полковник Вася и распахнул перед ней заднюю дверцу. — Садись сюда. Рядом с водителем — место смертника.
Усадив Машу, он плюхнулся на продавленное сиденье и, с места набрав скорость, подлетел к будке вредного охранника. Ворота уже открывались. Охранник тянулся по стойке «смирно».
— То-то, — довольным голосом сказал Ухов и газанул.
— Ноги у него вроде целы, — заметила Маша.
— Он теперь знает, что это может быть не навсегда, — ответил Ухов, — только до следующего приступа хамства.
— Вы его побили?
— Я ему сделал больно.
— А за что? У него же такая работа: ворота охранять.
— Есть такая работа: ворота охранять, — подтвердил Ухов, — но нет работы хамить, орать и грозить дубинкой людям, которые выглядят слабее тебя. Этот еще небезнадежен, — добавил он. — Безнадежный вызвал бы подмогу. А этот понял, что получил за дело, и усох… Ладно, на чем мы остановились?
— На Черном Плаще, — напомнила Маша. — Кто-то подслушивает телефон Ахмеда Рашидовича.
— Нет, давай с самого начала: как вы с Николай Георгичем ехали в Москву, как познакомились с Темирхановым, почему ты живешь у него…
— Откуда вы знаете, что мы с ним недавно познакомились?
— Ты же сама сказала: Деда сняли с поезда, ты живешь у чужих людей… Давай подробно, ничего не пропуская. Я все равно из тебя выну, что мне нужно, только это займет больше времени.
«Жигуленок» летел по пустынной улице. Под ржавым капотом пел необычный мотор. Когда полковник Вася трогал со светофоров. Машу вжимало в сиденье. Она рассказывала, Ухов слушал, иногда задавая короткие точные вопросы.
Он был здорово похож на Деда, хотя на посторонний взгляд трудно найти таких разных людей. Дед худой, седовласый, опрятный, а Ухов толстый, лысый, потный. Дед любил подумать, а потом сделать. Ухов не думал, а реагировал. Нахамил охранник — надо ему дать по шее. Маша сказала про странного — монтера — надо проверить, зачем он залезал на тренажер.
И все же чувствовалось, что Ухов и Дед ходили одними тропами разведчиков. Оба умели нравиться людям, и Маша знала, что дело не только в том, что они хорошие. Разведчиков учат нравиться. Самый угрюмый незнакомец, перебросившись двумя-тремя словами с таким человеком, как Дед или Ухов, считает себя его старым приятелем. Полковник Вася показал это, когда на ночной улице его машину остановил дорожный инспектор. Он подошел с непреклонным видом, помахивая жезлом. В другой руке у инспектора был прибор для определения скорости, похожий на пиратский пистолетище с раструбом. А Ухов-то гнал как на пожар! Казалось, ему не отвертеться от штрафа. И вдруг он по пояс высунулся из окошка и заорал:
— Слушай, у меня приемник накрылся, не знаешь, как наши играют?
— Пока один — один, — ответил милиционер, подумал и махнул жезлом: — Езжай, успеешь по телеку второй тайм посмотреть.
— Дядь Вась, почему он вас не оштрафовал? — спросила Маша, когда «жигуленок» рванул с места.
— Это называется «смена установок». Инспектор и нарушитель — противники, а два болельщика — свои ребята. Он подошел ко мне, как к противнику, а я оказался своим. Он бы сам с удовольствием помчался футбол смотреть, вот и отпустил меня.
— А кто играет?
— Не знаю. Я только услышал, что у него в машине радио кричало: «Го-ол!»
Вот какой был этот полковник Вася.
Дома у него, в прихожей, стояла новая лопата с заводской наклейкой.
— Тебе повезло, что я не на даче: заехал отдать белье в прачечную и заплатить за квартиру, — сказал он и повел Машу пить чай на крохотную кухоньку, раз в пять меньше темирхановской.