Страница 12 из 32
И они пошли.
Петька шаркал огромными сандалиями Евгень Евгеньича, хромал на обе ноги, но не жаловался. Бутерброд Боинга договорились съесть, когда станет совсем невмоготу. Из-за этого бутерброда Боинг заважничал. Он сказал, что в нем содержатся последние калории, которые спасут всем жизни.
Продвигались не быстро, потому что на перекрестках Маша зажигала свой огарок. На огонек смотрели, боясь дышать, но каждый раз он горел ровно.
Часа через три Петька объявил:
— Боинг, выйди, подыши воздухом.
— А че?
— Я буду Алентьевой в любви объясняться, а то умрет нецелованной.
— Это кто умрет? — возмутилась Маша.
— Мы все тут останемся, — сказал Петька и деловито добавил: — Умрем, обнявшись! Боинга положим в ноги. Представляешь картиночку, когда нас найдут? Надеюсь, наши трупы мумифицируются. Здесь климат подходящий: температура низкая и ровная. Правда, есть опасность, что мертвые тела станут добычей грызунов…
Маша ударила влюбленного сумкой и попала по руке. В воздухе кувыркнулся Петькин фонарик, упал, звякнул разбитым стеклом и погас.
— Еще парочка таких объяснений, и мы останемся без света, — заметил Боинг и выключил фонарик. — Батарейки надо беречь. Не бэ, Соловей, твои тоже пригодятся.
— Это все она, — сказал влюбленный.
— Ромелла, — сплюнул Боинг. Похоже, он имел в виду Ромео. — Не менжуйся, Маш, тут прохладно, мы долго без воды проживем.
— Я был в одесских катакомбах. Там везде лампочки, экскурсии водят, — вспомнил Петька. — Так нам говорили, что длина всех штреков — две с половиной тыщи километров. Укрополь раз в триста меньше Одессы, значит, и камня для строек добывали меньше в триста раз. Получается, что наши катакомбы — всего-то восемь кэмэ!
Боинг покачал головой:
— Соловей, мы уже вдвое прошли. Здешний ракушняк — самый красивый на побережье. Облицовочный! Если хочешь знать, его возили морем в Сочи, в Новороссийск… Нет, наши катакомбы, конечно, не как одесские, но тоже немаленькие.
— Это все твой прадедушка наковырял! — разорился Петька. — По три копейки за дюжину камней! Сколько ж надо было… — он вдруг осекся и зашипел страшным голосом. — Тихо! Маш, гаси свет! Гаси! БЕЛЫЙ РЕАЛИСТ!
Маша не очень-то поверила, но выключила фонарик. Скоро и она услышала, как из-под чьих-то ног стреляют и катятся мелкие камешки. У призрака была тяжелая походка и никудышные легкие курильщика. Он с бульканьем отхаркался.
Восьмиклассники затаились. Звать на помощь
почему-то не хотелось. В боковом штреке возник дрожащий желтый свет фонарика с подсевшей батарейкой. Из темноты проступила стена, света стало больше, и черная фигура быстро протопала мимо. Темнота за ней сомкнулась.
— Пошли! — прошептал Боинг.
Маша сослепу налетела на кого-то мягкого. Он взял ее за руку и потащил за собой. Рука была широкая, как у взрослого. Боинг!
— Петь, где ты? — прошептала она.
— Здесь! — Петька вцепился в ее сумку.
Боинг вывел их в штрек, где скрылся незнакомец. Впереди по стенам прыгало пятно света от его фонарика. Идти за ним в темноте оказалось нетрудно, только надо было высоко поднимать ноги, чтобы не споткнуться о камень. Когда незнакомец сворачивал, Маша включала фонарик и светила под ноги. Восьмиклассники прибавляли ходу. Было страшно, что незнакомец свернет еще раз и потеряется.
Шварк! Стук! Шмяк!
Маша мигнула фонариком: ага, это Петька зацепился сандалией историка, выворотил из пола утоптанный камень и сам растянулся во весь рост. Свет впереди заколебался и стал разворачиваться.
— Залегли! — скомандовал Боинг. — Ползком!
«Платье! НОВОЕ!!!» — ужаснулась Маша, падая на камни.
На восьмиклассников уставился подслеповатый желтый глаз чужого фонарика. Рядом был боковой ход — Маша успела заметить, когда светила на Петьку. Она пошарила по стене, наткнулась на угол и, схватив Петьку не то за штаны, не то за рубашку, потянула за собой:
— Сюда!
Шумно сопя, подполз Боши
— Где вы?
— Тут.
Маша посветила в глубину бокового штрека и заметила еще один перекресток. Фонарик она сразу же выключила. Схватившись за руки, восьмиклассники просились к спасительному ходу. В привыкших к темноте глазах еще стояла картина, освещенная фонариком. Они легко нашли поворот и спрятались за углом.
Боинг нащупал Машину голову и прошептал в ухо:
— Сюда идет.
— Видела. Хорошо, что у него фонарик слабый, бьет шага на три.
Петька странно притих. Маша слышала, как он носится в темноте и поскуливает сквозь зубы.
— Ты что?
— Я, кажись, ноготь на ноге сорвал.
— Заткнись, Ромелла! — прошипел Боинг.
Маша высунулась из-за угла. В подземной тишине далеко был слышен топот. Незнакомец подошел, гнетя под ноги, нагнулся, и Маша увидела у него в руке потерянную Петькой сандалию! Удирать было поздно — незнакомец мог услышать. Если он решит пройти десять шагов по боковому штреку…
— Порой даже мудрый слон хлопает ушами, — вслух сказал незнакомец и запустил сандалией в темноту. Судя по звуку, она упала шагах в двух от Маши.
Незнакомец развернулся и затопал обратно. Задев Машу рукавом по лицу, рядом прошел Боинг.
— За ним! Соловей, вставай.
— Вы идите, ребята, я догоню, — дрожащим голосом сказал Петька. — У меня палец сломался!
Не успела Маша переварить эту новость, как Боинг швырнул ей на колени свою сумку и убежал за незнакомцем. Тяжеловатый Боинг, который не мог перепрыгнуть через гимнастического коня, двигался в подземелье удивительно легко. Наверное, сказывались прадедушкины гены. Его шаги быстро затихли, и Маша расслышала Петькино дыхание.
— А ты почему не ушла? — спросил Петька.
— Мы потом тебя не нашли бы.
— А так нас двоих не найдут.
— Найдут, — пообещала Маша, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
— Кто? Прадедушка Боинга или Белый Реалист?
— Люди найдут. Не ной, Петька. Тебе поговорить больше не о чем?
— Например?
— Например, ты мне хотел что-то сказать.
— Фигушки, Алентьева, — подумав, решил Петька. — Тогда мы погибали, а теперь ты сама говоришь, что нас, может, найдут.
— А ты только под страхом смерти признаешься в любви?
Петька еще подумал и сказал:
— Любовь и смерть неразделимы.
— Давай свой палец, балбес! — Маша включила фонарик.
Петька был бледнее, чем ракушечник у него за спиной. Сидя по-турецки, он зажимал кулаком пострадавший палец на ноге.
— Не дам, ты больно сделаешь! Я сам боюсь посмотреть. Чувствую, косточка торчит!
— Еще как дашь! — придвинулась к нему Маша.
Зажмурившись, Петька разжал кулак.
Палец был грязный. Под ногтем торчал впившийся острый камушек. Маша тронула его, и камушек отвалился. Из ранки неохотно проступила капелька крови. И это все?! Из-за такой ерунды они остались и теперь, может быть, погибнут в этих катакомбах?!
— Что там?! — голосом умирающего прошептал Петька и открыл глаза. Его бледные щеки вспыхнули.
— Гер-рои! — презрительно бросила Маша.
Еще одно изречение Деда: если опоздаешь на последний автобус, не ищи виноватых, а ищи попутную машину.
Маша выключила фонарик, чтобы не сажать батарейки, и стала ждать Боинга. Ругать Петьку было I поздно, а разговаривать с ним — противно.
— Ма-аш! — заныл влюбленный.
— Что?
— Ну вот! Я к тебе по-хорошему, а ты сразу «Чтоэ», — гнусаво передразнил Петька.
— А я должна была сказать «чаво»?
— Можно и «что», — разрешил Петька, — но другим тоном.
Маша промолчала.
— Я ж не нарочно, Маш! Споткнулся, упал, потерял сознание… То есть ушибся. Чувствую, вроде что-то течет по ноге.
— Мозги, — подсказала Маша.
— Ну вот, опять я кругом виноватый! Ты меня за человека не считаешь, Боинг кайлом по макушке съездил.
— Когда он успел?
— Да как за Белым Реалистом побежал. Может, нечаянно задел, но мне от этого не легче. Знаешь, как врезал?! Кайло аж загудело!