Суд Эрлика

— Какие доказательства?! — взревел Конан. Вместо ответа канцлер подал кому-то знак, и в дверях зала возникли двое стражников-гурджийцев, кажется, те самые, что нынче приветствовали Конана на воротах… Хотя в то время было еще темно, и он вполне мог обознаться.

Однако сами стражники, похоже, не испытывали подобных сомнений.

— Это он, мой господин, — поклонился эмиру старший из них, оказавшись перед Конаном. — Пламенем Эрлика клянусь, это тот человек.

Конан сдерживался из последних сил. Ему хотелось бы схватить этих негодяев за горло и трясти их, пока они не скажут правду, но что пользы могло это сейчас принести ему? Лучше все же сделать попытку докопаться до подлинного смысла этой грязной истории.

— Да, вы видели меня сегодня, — подтвердил он, обращаясь к стражникам. — Но до этого дня мы никогда не встречались.

К вящему его удивлению, стражник упрямо помотал головой.

— Этот человек лжет, мой господин, — объявил он эмиру Дауду. — Не менее пяти раз за последнюю луну мы видели, как перед рассветом он покидает дворец. На нем всегда был плащ стражника и нагрудный знак, открывающий доступ во внутренние покои… — Конан невольно скосил глаза. Да, золотая пластина с выбитым на ней знаком полумесяца красовалась у него на груди. Такая же, как у всех остальных дворцовых стражей… — И нам называли имя этого человека, Конан-киммериец. Нам известно было, что господин привез его с собой после погони за проклятыми козгарами.

— И почему же вы свободно пропускали этого человека во дворец? — елейным тоном осведомился у стражников канцлер.

Воин пожал плечами.

— Мы считали, что он несет службу во дворце. Я же говорю: у него был нагрудный знак. Мы были уверены, что он имеет право находиться там.

— Однако чужеземец никогда не нес службу в одну смену с гурджийцами! — торжествующе объявил канцлер, обращаясь к эмиру. — Зачем же он приходил во дворец, если не для того, чтобы шнырять там во мраке, разведывая подходы к покоям принцессы Таммузы? Зачем… если он не на службе у похитителей?

Эмир, качая головой, обратился к Конану.

— Я не желаю этому верить, киммериец. Но не могу и пренебречь явной опасностью. Я не переживу, если лишусь моей возлюбленной супруги. Она — последняя радость, что осталась мне в этой бренной жизни!.. Так что ты скажешь в свое оправдание, человек с севера?

По счастью, это было несложно. Хотя едва ли кто-нибудь поверит ему на основании одних лишь голословных утверждений. Однако стоит эмиру отправить своих людей на постоялый двор Ицита…

— Я знаю, это прозвучит удивительно, — ровным тоном произнес северянин. — И все же человек, которого видели эти люди, был не я.

— Мы не могли ошибиться! — воскликнул стражник. — Да и кто мог бы с кем-то спутать такого здоровяка…

— И все же это был не я… — упрямо повторил Конан. — Я видел того человека, он и правда похож на меня, и в полумраке легко ошибиться… Не знаю, в чем суть заговора, однако вам нужен мой двойник — а не я сам.

— И где же нам найти этого двойника! — канцлер с ехидцей выделил последнее слово, ясно давая понять, что ни на ломаный медяк не верит утверждениям киммерийца. Придворные в зале зашумели. Похоже, им тоже это утверждение показалось не слишком правдоподобным.

— На постоялом дворе Ицита, — пояснил северянин. — Там, в комнате на втором этаже — его труп. — И, предупреждая возможные вопросы и обвинения, поспешил добавить: — Это не я прикончил его. К несчастью, убийцу я упустил.

— Как удобно! — язвительно прокомментировал канцлер.

Эмир Дауд, приободрившись, тотчас поманил к себе одного из своих телохранителей и быстро отдал какие-то распоряжения. Теперь оставалось лишь ждать. Заметно успокоившись, Конан стал молча следить, как ползет по мраморным полам дворца солнечный луч, падающий через окно, не обращая внимания на шум и разговоры вокруг.

…Однако ожидание закончилось совсем не так, как он предполагал.

Менее чем через полчаса посланцы эмира возвратились с вестью:

— Мы отыскали постоялый двор Ицита, господин. Комната, указанная киммерийцем, пуста, и хозяин утверждает, что у него никогда не было такого постояльца.

И тогда вперед неожиданно выступил бритоголовый жрец Эрлика в алых одеждах.

— В свою очередь я считаю необходимым добавить, — прогремел он, обвиняющим перстом тыча Конану в грудь, — что люди, по моему указанию следившие за этим человеком, не раз слышали от хозяев различных таверн, что он выпивал там с подозрительными типами, весьма напоминающими козгаров…

Лжет ли жрец, пользуясь поднявшейся неразберихой, чтобы уничтожить северянина, которого невзлюбил с первого взгляда, — или и впрямь его соглядатаи наткнулись на загадочные следы двойника Конана? Киммериец этого не знал, да, собственно, и не желал знать. Это не имело значения. Против него сплелась слишком тугая сеть.

Он устремил твердый, холодный взгляд синих глаз на смятенное лицо эмира.

— Ты можешь верить мне или нет, но я не повинен в том, в чем обвиняют меня эти люди. Ты можешь казнить меня — но знай, что казнишь невиновного.

Эмир Дауд поднялся с трона. Спустившись по ступеням возвышения, он оказался в нескольких шагах от Конана и пристально взглянул тому в лицо. Северянин постарался невозмутимо выдержать взгляд владыки.

— Я невиновен, — еще раз повторил он вполголоса.

— Я сам не знаю, кому верить. — Эмир растерянно покачал головой. — Должно быть, одни лишь боги могли бы дать нам ответ.

Внезапно он всплеснул руками и обернулся к жрецу.

— Ассабах! Если этот человек твердит нам о своей невиновности, — я требую, чтобы его испытали судом Эрлика!

— Зачем, мой господин! — жрец не скрывал возмущения. — И без того очевидно, что перед нами отъявленный злодей. Мы должны пытать его, выявить имена сообщников и казнить прилюдно, дабы неповадно было другим…

Но эмир не зря столько лет был единоличным владыкой своих земель, и пусть сейчас старость лишила его сил и прежней крепости, но все же, когда нужно, он умел проявить твердость.

— Суд Эрлика, Ассабах! Я сказал.

Конан и сам не знал, было ли это решение для него удачным. Поначалу он надеялся спастись бегством, если не из темницы эмира, то хотя бы по пути к главному храму Эрлика, где должно было состояться испытание. Но повсюду кордон стражи был настолько плотным, что прорваться через него не представлялось возможным: эмир прекрасно представлял себе подлинную силу и возможности северянина и не собирался облегчить ему побег.

Солнце, подобравшееся к зениту, палило во всю мощь, изливая волны жара на просторную площадь, на белоснежное с колоннами здание храма, увенчанное куполом, крытым красным золотом, на толпу людей, собравшихся перед святилищем, дабы своими глазами узреть суд над нечестивцем…

Жрецы в алых одеждах казались подобны столпам пламени, окружавшими мраморный постамент, на котором была воздвигнута огромная жаровня в форме головы рогатого демона с оскаленной пастью.

В недрах этой пасти жарко полыхал огонь.

По знаку верховного жреца, служки затянули торжественный гимн. Конана четверо стражников подвели к возвышению. Сам эмир с приближенными наблюдал за происходящим из глубин храма, укрываясь в тени колонн от невыносимого солнечного зноя.

— Этого человека судьи обвиняют в том, что он злоумышлял против престола эмира! — гулко объявил храмовый глашатай, и голос его разнесся над головами тысяч людей, замерших в жадном предвкушении. — Он утверждает, что обвинения ложны. — Площадь издала слитный вздох, рокотом прибоя раскатившийся до самых дальних ее уголков. — Так пусть же Эрлик решит, кто прав!

Конан обернулся к толпе.

— Я невиновен! — воскликнул он, потрясая над головой скованными цепью руками.

Площадь вновь ответила слитным взволнованным вздохом.

— Я невиновен! — прокричал он громче. Его заставили опустить руки, чтобы один из