Страница 15 из 27
В 6 часов вечера полковник позвонил Грибову в гостиницу и сказал: «Спасибо за ваше предложение, товарищ. Вы были совершенно правы, материалы дали точные. Нам удалось повернуть лаву». Грибов мог бы торжествовать, но радость его была омрачена. Он побывал на почте и получил письмо Дмитриевского. Профессор писал, что статья задержалась. Некий Тартаков ставит палки в колеса. Сначала он препятствовал из трусости, боялся опубликовать. Его разоблачили; теперь он уперся, старается доказать, что был прав, заручился поддержкой профессора Климова, затеял дискуссию. Для дискуссии у Грибова мало данных… «Поэтому желательно, – писал Дмитриевский, – развить ваши соображения о прочистке вулкана подробнее. Очень важно также получить поддержку местных организаций».
«Получить поддержку местных организаций»… Грибов, конечно, подумал о Яковлеве. Да и момент был подходящий, только что удачно закончилась первая схватка с вулканом. Не откладывая, Грибов позвонил в обком, и Яковлев охотно пригласил его.
– Приезжай сейчас, – сказал он. – Правда, насчет времени у меня туговато, могу уделить минут двадцать. А если у тебя долгий разговор, отложим на послезавтра.
Грибов решил, что уложится в 20 минут. Но начал он все-таки исподволь, от Атласова, чтобы по ступенькам привести собеседника к мысли о том, что прочистка вулкана – неизбежный, последовательный и разумный шаг, следующий этап вулканической науки.
– А для чего это нужно? – спросил Яковлев.
– Как для чего? Чтобы не гибли люди. Я же приводил примеры. Везувий, проснувшись в 79 году нашей эры, уничтожил целых три города со всеми жителями. В 1783 году в Исландии из трещины Лаки изливалась лава, лучшие луга острова были засыпаны пеплом, и пятая часть населения погибла от голода. То же произошло в 1815 году в Индонезии, когда вулкан Темборо завалил пеплом остров Сумбаву. В той же Индонезии в 1883 году взорвался остров Кракатау. При этом морская волна уничтожила все население окрестных островов, множество кораблей и прибрежных деревень на Яве и Суматре. В 1902 году вулкан Мон-Пеле на Мартинике сжег пепловой тучей город с двадцатитысячным населением. Нужно еще продолжать?
– А почему все примеры сплошь иностранные?
Грибов пожал плечами.
– Какая разница? Просто это наиболее яркие примеры. У нас вулканы находятся в безлюдных местах, и при извержениях жертв немного. Вы же сами это знаете.
– Знаю, потому и спрашиваю. Ты предлагаешь прочистить вулкан. Предприятие грандиозное, обойдется в несколько миллиардов. А если посмотреть по-хозяйски – стоит ли городить огород? Ты говоришь: вулкан – испорченная машина. Прочистим ее, наладим, а что дальше? Машина будет безопасна? Но у нас она и так почти безопасна. Другое дело капиталистические страны – для них это проблема. Там у подножья вулканов – города, речь идет о жизни десятков тысяч людей. Но тогда твоя статья – не деловой план работы, а совет, обращенный к иностранным правительствам, совет, который они, конечно, не выполнят. Не так уж ценят капиталисты жизнь простых людей, чтобы вкладывать миллиарды в технику вулканической безопасности.
– Если так рассуждать, не нужна наука о вулканах, – запальчиво возразил Грибов.
– А я этого не говорил, – протянул Яковлев с укоризной. – Ты сам повел разговор о практике – о прочистке вулканической машины. А я рассуждаю так: всякая машина что-нибудь производит. Исправлять ее, чтобы она вертелась на холостом ходу, – не расчет. Неужели такую махину нельзя приспособить к полезному делу? Вот я закрою глаза и как сейчас вижу этот конвейер жидкой лавы, слышу грохот перекатывающихся глыб. Миллионы кубометров в сутки. Как бы направить их на разумное дело – выстроить плотину, порт, дорогу, дамбу, насыпь, что ли? И лава-то горячая. Сколько калорий в каждой тонне? В 20 раз меньше, чем в тонне угля? Значит, вулкан выбрасывает почти 100 тысяч тонн угля ежесуточно. Но ведь это же добыча большого бассейна. Мы ищем уголь, мы возим его с Сахалина морем, а он под вулканом лежит. Как же нам использовать его на нужды Камчатки – вот о чем ты должен был написать.
– Но это немыслимо… – начал Грибов.
Яковлев остановил его жестом мягко, но настойчиво.
– Ты думал об этом раньше?
– Нет, но и так ясно…
– Если не думал, не спеши возражать. У меня такое предложение: отложим этот разговор на два месяца. Если через два месяца ты придешь ко мне и скажешь окончательно: «Прочистить вулкан можно, но использовать нельзя», – мы поместим твою статью в областной газете под заголовком: «Над чем работают наши ученые». Два месяца ничего не изменят, но мне хочется, чтобы ты подумал.
Грибов был расстроен. Он так рассчитывал на помощь Яковлева, и вдруг – двухмесячная отсрочка. Грибов пытался спорить, но Яковлев был тверд, «Не нужны мне твои скороспелые доводы. Подумай, не торопясь», – повторял он.
12.
ОДНАКО дело не пошло. Каждый день Грибов отводил время на задание Яковлева, каждый день. Твердил себе, что надо все обдумать последовательно и прийти к ясному выводу, но ясного вывода не получалось. Калории и килограммометры присутствовали, они с грохотом вырывались из недр вулкана, кипятили воду в реке, сожгли Виктора, чуть не утопили Грибова. Энергии под землей полным-полно, об этом известно десятки лет. Вопрос в том, как ее извлечь и использовать.
Лава чуть не запрудила реку. Может быть, строить из лавы плотины? Но как направить ее в те места, где плотины нужны?
Спустить лаву в реку и согревать воду? Но зачем? До ближайшего города сотни километров, для теплой воды далековато, да и не нужно там столько теплой воды, даже если весь город перевести на вулканическое отопление.
Построить электростанцию? В Италии и в некоторых других местах есть небольшие электростанции, использующие подземное тепло. Но эти станции не имеют никакого отношения к регулировке вулканов. Они используют пары, выделяющиеся из трещин. Это небольшие паровые мельницы, притулившиеся возле вулкана, подбирающие крохи с его стола. Допустим, мы поставим паровую электростанцию. А как отделить пар от пепла? И что делать с лавой?
Каждый раз Грибов приходил к твердому убеждению: невозможно, бесполезно, бессмысленно… Но он был добросовестным человеком и, скрепя сердце, продолжал поиски.
Однажды под вечер, когда окна уже посинели и движок завел свою ночную песнь, кто-то постучал в дверь. Сотрудники станции входили без стука, стучать мог только гость. Тася открыла дверь, на пороге стоял незнакомый человек в заиндевелой шубе, с сосульками на усах и на воротнике. Он козырнул и представился:
– Кашин, Михаил Прокофьевич, инженер. Строю рабочий городок на Первомайском руднике. 110 километров отсюда. Решил завернуть по соседству.
Он снял шубу, и Грибов узнал того инженера, который предложил бомбить вулкан с воздуха.
Гостя пригласили к столу, напоили горячим чаем. Кашин с удовольствием выпил стаканов шесть. От жары и кипятка его лицо стало совсем красным. Он разговорился, стал рассказывать о своей работе. Рассказы эти напоминали истории Спицына, но у Спицына приключения происходили в горах, льдах, лесах, а у Кашина только на строительных площадках.
Он рассказывал об ушедших в прошлое богатырях – козоносах, которые на своей спине таскали на пятый этаж полсотни кирпичей, и о новых одноруких богатырях – кранах, поднимающих сразу целую стенку с двумя оконными проемами. Вспомнил, как фашисты взорвали завод, думали, что мы провозимся с восстановлением лет семь, а он, Кашин, нашел способ поднять весь каркас сразу и выиграл четыре года. Рассказал волнующую историю о том, как над старыми шахтами стала проседать земля и как строители спасали проваливающийся поселок…
– А теперь вот заехал нивесть куда, на край света, – оказал он под конец.
Тася, конечно, обиделась. Она не любила, когда ее родную Камчатку называют краем света.
– А зачем вы сюда приехали? – спросила она.
И Кашин ответил с возмущением, забыв, что он только что жаловался: