Страница 26 из 39
Андрей СНЕСАРЕВ • Литература и война (вступление А. Воронцова) (Наш современник N8 2004)
Андрей СНЕСАРЕВ
К 90-летию начала Первой мировой войны
Литература и война
(Из фронтового дневника 1916 г.)
Мне уже доводилось писать в “Нашем современнике” о творческом наследии генерала Андрея Евгеньевича Снесарева (“Разорванная цепь”, 1997, № 6). Речь шла, главным образом, о его дневниках 1918—1919 годов и работах 20-х годов, позднее положенных в основу советской военной доктрины. Но это была лишь часть обширного архива Снесарева, заботливо хранимого его дочерью Евгенией Андреевной, ныне, увы, уже ушедшей из жизни. Отдельные историки (например, В. М. Дудник) работали со снесаревскими документами, начиная с 60-х годов прошлого века, но использовали их фрагментарно и выборочно, что объяснялось, в частности, идеологическими ограничениями тех лет. Тем не менее сборник “Андрей Евгеньевич Снесарев (жизнь и научная деятельность)”, выпущенный издательством “Наука” в 1973 году, стал серьезной вехой в деле популяризации идей выдающегося военного ученого. Правда, наиболее интересный материал в этом сборнике, по-моему, принадлежал перу не историка или ученого, а С. М. Буденного (“Слово о старшем друге”).
Со временем А. Е. Снесарев занял достойное место в нашей науке как географ и востоковед. Менее известен он был как военный геополитик и совсем неизвестен — как автор дневниковых воспоминаний, имеющих безусловную историческую ценность. Во всяком случае, не меньшую, чем дневники историка Ю. В. Готье, публиковавшиеся некогда из номера в номер в “Вопросах истории”. В 1996—1997 годах я пытался восполнить этот пробел публикациями в “Московском журнале”, “Красной звезде”, “Нашем современнике”. Но я — историк-любитель, меня интересовали преимущественно “минуты роковые”, события смутных времен начала ХХ века, в которых фигурировали такие известные личности, как Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов, Антонов-Овсеенко, М. Бонч-Бруевич, Вацетис, С. Каменев, Миронов, Смилга и многие другие. Между тем хранившиеся у Е. А. Снесаревой дневники велись с самого начала ХХ века вплоть до ареста Снесарева ГПУ в 1930 году. Многие из них не были расшифрованы (своеобразный почерк Снесарева, смахивающий на клинопись, читается не так легко). Сохранились эти дневники и письма чудом: как рассказывала мне Евгения Андреевна, их спас от ГПУ ее дедушка, знаменитый военный востоковед Василий Николаевич Зайцов, проживавший со Снесаревыми в одной квартире, но имевший отдельную комнату и отдельный, как тогда говорили, “счет”. Весь снесаревский архив лежал в комнате тестя, а чекисты, придя за Снесаревым, проявили несвойственную им обычно деликатность и не стали делать обыск у старика Зайцова.
Но с исследователями и издателями дневникам Снесарева не очень везет, если не считать моих скромных попыток популяризировать их. Например, воспоминаниям отца Сергия Сидорова, о которых мне тоже доводилось писать в “НС” (“Потаённая русская литература”, 2000, № 7), повезло больше: их опубликовало книгой издательство Свято-Тихоновского православного богословского института.
До сих пор не изданы незавершенные работы Снесарева “Огневая тактика” и “О чем говорят поля сражений”.
Недавно профессор МГУ В. А. Буевич (Е. А. Снесарева многие годы преподавала в МГУ английский язык) передал в редакцию фронтовой дневник Снесарева 1916 г. Мне доводилось его просматривать в пору знакомства с Евгенией Андреевной, но в каком виде его можно опубликовать, я тогда не представлял. Дело в том, что Снесарев заносил в дневник все, что ему было интересно и важно — и как человеку, и как военному, и как ученому. Здесь и портреты сослуживцев, и служебные заметки, и тезисы будущих работ, и пересказ фронтовых сводок, и впечатления от прочитанных книг (с неизменным кратким изложением содержания)… И так — 150 страниц машинописного текста. Картина весьма пестрая, если не иметь привычки к чтению такого рода литературы — а ее имеют далеко не все. Очевидно, что для публикации нужно выбирать одну из тем дневника Снесарева. Но какую? Что в данном случае более важно, а что менее? Работая в историческом журнале, я, естественно, останавливался на том, что представляло бы интерес для любителей истории. Но что выбрать из дневников Снесарева для читателей литературно-художественного журнала? Ознакомившись снова с дневником 1916 года, я подумал, что это могли бы быть впечатления от прочитанных Снесаревым на фронте книг. Есть много критериев ценности художественного произведения, но один из них довольно редкий: “испытание” книги, что называется, в боевых условиях. Мы можем, например, выяснить, правдиво ли писатель пишет о смерти — об одной из главных тем мировой литературы. Снесарев предоставил нам такую возможность, разрушив, между прочим, некоторые литературные штампы. Писатели-баталисты часто заставляют своих героев-генералов читать на фронте Л. Тол-стого — преимущественно “Войну и мир”. Толстой, таким образом, стал негласным чемпионом по “окопному чтению”. А вот Снесарев несколько иного мнения о Толстом: “Человек, всласть поживший, боится смерти и изо всех сил “спасается”, как это понимает. Много упоминает о болезнях. Заканчивает: “Е. б. ж.” (“Если буду жив”)… словом, кликушество, подсказанное боязнью смерти. И странно: природная злоба, самоуверенность и непогрешимость все же просвечиваются сквозь пиетизм”. Можно соглашаться или не соглашаться с этим мнением, но факт остается фактом: русский боевой генерал, один из образованнейших людей своего времени, воспринимал моральное учение Толстого именно так.
В целом же литературные оценки Снесарева подкупают своей точностью и лаконичностью. Вот, к примеру, Кнут Гамсун, “Мистерии”: “Многое а la Достоевский. Интересное, остроумное и причудливое сочинение”. А вот характеристика “другого Толстого” — Алексея Николаевича: “Манера вроде Шмелева, но г0
Кирилл ТИТОВ • Новый "либеральный конструктивизм" (Наш современник N8 2004)
КИРИЛЛ ТИТОВ
Новый “либеральный конструктивизм”
Наше общество (в самом широком смысле этого слова) устало от “либеральной демократии”. Устало от бесконечной фальши, политкорректности, пустословия, бездействия. Устало от бессмысленной игры в жизнь вместо жизни. Это настроение так или иначе владеет всеми: патриотами и либералами, левыми и правыми. И так же для всех оно очевидно.
Совершенно естественно на этом фоне стремление наиболее здоровой его части к истинным, искони присущим человеку национальным ценностям. Хорошей иллюстрацией этому может послужить положение дел в гуманитарных науках. Это одна из немногих областей, где русские национальные силы во многом задают тон. Работы С. Г. Кара-Мурзы, В. В. Кожинова, К. Г. Мяло, А. С. Панарина, И. Я. Фроянова и многих других авторов-патриотов востребованы читателями и не залеживаются на полках магазинов. А наиболее ярким примером того, какое влияние оказала национальная мысль и на академическую науку, является книга В.В. Кожинова “Черносотенцы” и революция”1. Эта публикация, без преувеличения, произвела свою маленькую “революцию”, сняв табу на тему “черносотенных” организаций и вызвав целую лавину профессиональных исследований правомонархического движения в России начала XX века.
Теми же причинами вызван и интерес к истории русского национально-патриотического движения в СССР, или, как называют его наши западники, к “Русской партии”. Ведь без нее картина последних десятилетий советской власти — картина медленного сползания к “перестройке” и “реформам”, “погружения в бездну”, по точному выражению И. Я. Фроянова, — была бы скучна и безысходна. Поэтому в последние несколько лет число публикаций на эту тему постоянно увеличивается. Только в 2003 г. вышли в свет: том “Русский патриотизм” под ред. О. А. Платонова в серии “Святая Русь. Большая энциклопедия русского народа”; воспоминания М. П. Лобанова, Л. И. Бородина; книга Г. М. Шиманова “Спор о России”, с публицистикой 1972—2003 гг.; переиздана работа Е. С. Евсеева “Сионизм в системе антикоммунизма”, выпущенная ДСП (для специального пользования) в 1977 г. тиражом 500 экземпляров. Тема национально-патриотического движения в СССР впервые(!) вошла и в новый учебник отечественной истории “История России. 1938—2002”, написанный профессорами исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова А. С. Барсенковым и А. И. Вдовиным. Он был официально рекомендован в качестве учебного пособия для студентов: историков и политологов. И все это не считая публикаций в периодике. Впрочем, в этой радужной картине есть небольшой изъян. Все публикации о русском национально-патриотическом движении в СССР, созданные патриотами, — это, как правило, воспоминания, размышления на тему, обзоры, публицистика, документы. Как ни странно, патриотическое сообщество не представило пока что серьезной научной работы с анализом этого, столь важного для нас, явления. Здесь первенство принадлежит нашим оппонентам.