Журнал Наш Современник №8 (2004)

Как объяснить такое явление? Что является побудительным стимулом для подобного “творчества” национальных историков? Среди причин может быть и политический заказ, и, вероятно, вполне объяснимое искреннее восхищение собственным народом. Психологи говорят о присущем каждому человеку на индивидуальном уровне инстинкте самосохранения. Человек, если он нормален, любит и оберегает самого себя. То же свойство можно распространить и на национальное сообщество. Это чувство описывается так: “Себя самого люблю я, так как во мне живет инстинкт самосохранения; нация представляется мне не чем иным, как частью моего я; национальная особенность воплощена в моем характере, вот почему я люблю нацию. Ко всем этим источникам национального чувства присоединяется еще один — энтузиазм, который вызывает во мне изучение истории. У человека, знающего историю, с представлением о нации ассоциируется представление о ее судьбе, о ее героической борьбе, о вечном стремлении к знаниям и искусствам, о ее триумфах и поражениях... Всякая такая романтическая любовь к давно прошедшим временам становится, таким образом, источ­ником национальной любви”5.

Итак, естественную любовь к своей нации, осознание общности со своим национальным целым многие авторы определяют понятием “национализм”. Необходимо развести два понятия: национализм и шовинизм, отражающие определенные формы национального сознания, но формы различные по своему содержанию, проявлениям и последствиям.

В современной отечественной литературе и в массовом сознании “национализм” употребляется в значении, предельно близком понятию “шовинизм”, между тем в отечественной литературе 20-х годов XX в. (Н. С. Тру­бецкой1) и в современной зарубежной научной литературе распространена другая трактовка национализма. В западных социологических исследованиях используются пять индикаторов, с помощью которых замеряется нацио­нализм: это чувство национальной гордости (не исключительности); степень доверия к своей национальной армии; готовность защищать свою страну в случае войны; отношение к национально-государственным символам: флагу, гимну; чувство принадлежности к определенному сообществу (этническому, суперэтническому, то есть объединяющему группу этносов)2. В такой трактовке национализм отражает осознание общности с национальным целым и исключает утверждение привилегированного положения одной нации среди других.

История, реальная или вымышленная, формирует и питает национальное сознание и делает нацию и национализм одной из сознательных движущих сил человеческой и, в частности, политической деятельности. Чтобы оценить, какое значение имеют идеи, вложенные в головы национального сообщества, каковы потенциальные последствия их распространения, эти идеи необхо­димо рассматривать в каждом конкретном исследуемом контексте . Не нужно говорить о нации и национализме вообще, не нужно переносить значения, свойственные одному историческому периоду, в другой, навязы­вать совре­менный смысл средневековой реальности, американский смысл — россий­ской реальности или смысл, принятый в XIX в., — стремительно развиваю­щейся реальности сегодняшних дней. Следует прежде всего прояснить, какие социальные силы формируют содержание национализма . Всякий данный национализм выступает в качестве символа , право определять содержание которого оспаривается различными группами.

Итак, в каком контексте идет борьба различных групп за право контроля над символами “нация” и “национализм”? Современная Россия вовлечена в лавинообразный процесс формализации результатов поражения в “холодной войне”, среди которых разрушение единого государства, приход этнокра­тических элит к власти в новых независимых государствах, пересмотр границ, перераспределение ресурсов и собственности.

В национальных республиках на постсоветском пространстве этноэлиты конструируют образ нации, наполняя это понятие содержанием, отражающим интересы титульных наций своих республик в ущерб остальным, что позволяет этнократии получать при помощи националистической риторики реальные рычаги политического и экономического влияния3. В этом соревновании самым доступным, мощным и, как показывает практика, эффективным оружием оказывается групповой нажим с целью добиться особых условий и привилегий в ситуации, когда они конкурируют с другими за одни и те же ресурсы на одном и том же трудовом, жилищном, образовательном и иных рынках.

В России на федеральном уровне ситуация обратная. Здесь под лозунгом защиты прав народов и прав личности формируется образ многополюсной фрагментированной нации. В этой связи такие понятия, как “титульная нация”, “государствообразующий этнос”, “базовая культура”, “пропорцио­нальное представительство во властных структурах”, “этническое ядро”, “коренные и некоренные народы”, исключены из употребления. Сам этноним “русские” либо вообще не употребляется (его нет в Конституции РФ), либо употребляется с оглядкой и чаще всего заменяется новым, “этнонейтральным” определением, появившимся в 90-е годы: “русскоязычные”. О русско­язычных, а не о русских говорят, когда речь идет об ущемленном в правах населении Латвии; русскоязычными называли в 90-е гг. беженцев из бывших советских республик, среди которых русские составляли до 93%.

В России контроль над символом “нация” и его значениями принадлежит сегодня антинациональной элите, не заинтересованной в сильной единой России, организующей “дрейф” страны к Западу во власть глобальных управленцев; пользующейся возможностью в “смутное время” перемен получить колоссальные дивиденды, приватизировав и продав все, что считалось прежде общенародной собственностью. Изъять национальные богатства у народа, имеющего устойчивую идентичность, сознающего свои национальные интересы и гордящегося своей историей, — сложно. Совсем другое дело, если надэтнический синтез раздроблен, фрагментирован, если идентичность самого многочисленного, государствообразующего народа — русских, ослаблена, если в народе культивируется чувство неуверенности, ущемленности, стыда; если ему внушается, что именно он ответственен за якобы “мрачное” прошлое страны. Вся история страны трактуется как череда отрицаний. Каждый последующий этап строится на оболгании, оглуплении и обесценивании периода предыдущего. Сбрасываются с пьедесталов одни герои, на их место временно возносятся другие. Уничтожаются целые социальные слои — носители культуры, традиций, духа народа. Нарушается преемственность как социально-историческая основа целостности культуры нации и прочности государства. Механизм истребления набирает обороты.

Валерий ПОЗДНЯКОВ • Из Крыма — через Россию... (Наш современник N8 2004)

ВАЛЕРИЙ ПОЗДНЯКОВ

ИЗ КРЫМА — ЧЕРЕЗ РОССИЮ

Решили мы с женой встретить 2003 год у ее дальневосточных родст­венников. Если раньше к нам в Керчь приезжали на лето родственники со всего Союза позагорать на пляжах двух морей, то с приходом “незалежности” желание ездить к нам пропало. Слишком дорого стала обходиться поездка через границу материально и морально. Во-первых, пограничные поборы не всем по карману, а во-вторых, унизительно, когда свои своих же шмонают. Наши правители-разделители уверяют, что “незалежность” (независимость) это хорошо и жить народу русскому, границами разделенному, тоже хорошо. Но лучше, как говорится, один раз увидеть, чем десять раз услышать. Может, и действительно на Руси жить где-то и кому-то стало лучше? И мы поехали...

Пограничный контроль

Перед выездом с Украины мы с женой стали свидетелями эпизода, напоминающего действие из пьесы трагикомического содержания.

Место действия — Харьков, плацкартный вагон поезда “Керчь—Москва”.

Действующие лица: два доблестных украинских пограничника и лицо, не имеющее гражданства, называющее себя скотником из села Новогуповка Вольнянского района Запорожской области.