Журнал Наш Современник №6 (2004)

Но самым яростным критиком “Тихого Дона” на заседаниях комитета был даже не Фадеев, не А. Толстой, а знаменитый кинорежиссер Александр Довженко. Это была талантливая и, как теперь ясно, раздираемая тяжелыми нравственными противоречиями фигура. Сколько он испортил крови Михаилу Булгакову, рассказывая повсюду, что он якобы лично видел, как Булгаков расстреливал мятежных рабочих киевского завода “Арсенал”! (А В. Шкловский потом охотно пересказывал этот слух). А вспомните фильм Довженко “Щорс”: когда красные входят в Киев, в одной киевской гостиной мечутся из угла в угол какие-то злобные господа, одетые и причесанные точь-в-точь так, как персонажи “Дней Турбиных” в исполнении актеров МХТ! Довженко снял “Щорса” через 13 лет после того, как “Турбины” дебютировали на сцене МХТ, — а все никак не мог одолеть неприязни к этой пьесе!

Объяснить это можно тем, что Довженко, представитель “коренной” национальности на Украине, ревновал к необычайно одаренному земляку-“мос­калю”. Такое бывает у братьев украинцев, чего лукавить. Но оказалось, что все сложнее… Довженко, очевидно, по своим симпатиям принадлежал к основанному писателем М. Хвылёвым течению в украинской культуре, которое  вообще враждебно относилось к культуре великорусской, “импер­ской”. Но говорить об этом прямо после того, как Сталин в 1926 г. резко одер­нул Хвылёва с его лозунгом “Прочь от Москвы!”, было нельзя, поэтому в случае с Шолоховым в дело шла идеологическая риторика.

“Я прочитал книгу “Тихий Дон” с чувством глубокой внутренней неудовле­творенности… Суммируются впечатления таким образом: жил веками тихий Дон, жили казаки и казачки, ездили верхом, выпивали, пели… был какой-то сочный, пахучий, устоявшийся, теплый быт (Довженко тоже любил изобра­жать его – но, разумеется, на украинском материале. – А. В. ). Пришла революция, Советская власть, большевики – разорили тихий Дон, разогнали, натравили брата на брата, сына на отца, мужа на жену; довели до оскудения страну… заразили триппером, сифилисом, посеяли грязь, злобу… погнали сильных, темпераментных людей в бандиты… И на этом все дело кончилось… Создается впечатление, что писатель-коммунист провел целый ряд лет в какой-то душевной раздвоенности, во всяком случае – какой-то неполности… Тов. Фадеев говорит, что, к сожалению, это произ­ведение не работает на все то, что связано с именем тов. Сталина и с полити­кой тов. Сталина. Мне кажется, что премия для такого большого человека, как Шолохов, у которого есть большие ошибки и большие достижения, вряд ли является единственным стимулом для подъема его творческой деятель­ности. Может быть, он получит премию за 5-ю часть “Тихого Дона”.

Из писателей в защиту кандидатуры Шолохова выступили только драма­тург А. Корнейчук,  критик А. Гурвич (но он, по своему “космополити­че­скому” обычаю, в самый острый момент, на заседании 30 декабря 1940 г., “перекинулся”) и поэт Н. Асеев. Ни одного великоросса – из песни слов не выкинешь… Правду говорил Достоевский: где соберутся три русских человека – там скандал. Из представителей других искусств за “Тихий Дон” высказались В. Немирович-Данченко, архитектор А. Мордвинов (репликой), композитор У. Гаджибеков и друг Льва Толстого пианист А. Гольденвейзер. Среди них русским, вероятно, можно считать лишь обрусевшего человека с польско-украинской фамилией Немирович-Данченко (Мордвинов был на самом деле Мордвишев)… Любопытно, что после выступления Гольденвейзера (по слухам, старого масона) “закачался” вдруг Довженко: “Я только не сказал, что я буду за этот роман голосовать. Это не было мною произнесено, поэтому и речь моя оказалась “необтекаемой”. Всегда-то они так, эти “самостийники”: самостийны, пока не нахмурит брови масон! 

А вообще, нужно отдать должное членам комитета — и русским, и евреям (среди голосовавших они насчитывали примерно треть), и украинцам, и людям других национальностей, которые хотя и не выступали, а в большинстве своем проголосовали два раза за Шолохова, несмотря на более чем прозрачные намеки Фадеева и Довженко: “там не показана победа Сталинского дела”, “это произведение не работает на все, что связано с именем тов. Сталина и с политикой тов. Сталина” (премия-то Сталинская !). “Тихий Дон” настолько превосходил художественно все остальные прозаи­ческие произведения, что даже заклинания с ссылкой на Сталина не помогли! Между прочим, при первом голосовании “Тихий Дон” победил не только по разделу литературы, он вообще оказался единственным произведением искусства, набравшим необходимое большинство голосов членов комитета (другие больше 10 голосов не получили). Следует признать, что при всех интригах первый Комитет по Сталинским премиям работал куда принци­пиальнее и демократичнее, чем работает в нынешние “демократические” времена Комитет по Госпремиям в литературе.

Несомненный интерес представляет напечатанная в книге “Новое о Михаиле Шолохове” дискуссия о “Тихом Доне” в ростовском журнале “На подъеме” (декабрь 1930). Историк гражданской войны Николай Леонардович Янчевский, бывший левый эсер, выступил в Ростовской Ассоциации проле­тарских писателей с докладом о “Тихом Доне” под названием “Реакционная роман­тика”. Тогда это было тяжелое политическое обвинение, а сейчас, полагаю, многие нынешние поклонники Шолохова консервативно-патриоти­ческих убеждений согласились бы с выводами Янчевского. Но что здесь любопытно? Вовсю уже гуляла сплетня о шолоховском плагиате, но к ней прибегали почему-то только тогда, когда подразумевалось, что “Тихий Дон” (первые две книги)  хорошее, “советское” произведение. А вот когда автора упрекали в реакционном романтизме и антисоветизме, то никаких намеков, что, возможно, существует еще “другой автор”, не допускалось. Понятно, это бы ослабило удар: ну, зелен Шолохов, попал под чье-то влияние… Нет, отвечать – так одному! Делить славу – так с несколькими! Вот так – то правой рукой, то левой — и действовали враги и завистники Шолохова…

Немного жаль, что статьи из первого раздела книги слабо перекликаются с материалами из второго. Но это не делает ее менее важной и интересной. Поблагодарим авторов и составителей за этот большой труд.

                                                                         Андрей ВОРОНЦОВ

Леонид ЮЖАНИНОВ • “Ахтунг! Ахтунг! В небе — Покрышкин!” (Наш современник N6 2004)

“Ахтунг! Ахтунг! В небе — Покрышкин!”

Алексей Тимофеев. Покрышкин. — М.: Молодая гвардия. —

(“Жизнь замечательных людей”, серия биографий)

“Высота—скорость—маневр—огонь!” — формула боя, рожденная Александ­ром Ивановичем Покрышкиным в воздушных сражениях, стала для него девизом всей жизни. Все чистое, высокое, русское соединено в этом витязе неба. “Лучше уж убиться, чем терпеть позор!” — отвечает он на укоры коман­диров, осуждающих его за смертельный риск, за отчаянную удаль в схватках с немецкими асами.

Покрышкин был не только асом. Он создает новую тактику истребительной авиации, свою школу подготовки летчиков-истребителей. Гвардейская дивизия, которой он командовал в последний год войны, была лучшей в советских ВВС.

Таким — великим воином — нарисовал своего героя писатель Алексей Тимофеев. И, надо отдать должное, сделал это правдиво, талантливо, увлека­тельно. Картины жизни героя перемежаются с судьбами его сотоварищей, однополчан, биографиями военачальников. Ведь Покрышкин не был героем-одиночкой, героев в Великую Отечественную были тысячи, но среди этих тысяч он был первым, непревзойденным асом. 19 августа 1944 г. А. И. По­крышкину было первому и единственному в годы войны присвоено звание трижды Героя Советского Союза.

...Советская авиация создавалась не на пустом месте, как преподносили нам в былые времена. Эскадрильи российских самолетов бороздили небо еще в Первую мировую войну. Всемирно известны были русские асы: П. Нестеров — творец “мертвой петли” и воздушного тарана, Е. Крутень, сбивший около 20 вражеских самолетов, А. Казаков — самый результативный небесный боец. Забыт первый генерал отечественной авиации Михаил Шидловский — авиа­строитель и командир эскадрильи самолетов “Илья Муромец”, расстрелянный вместе с сыном в 1918 году большевиками. Знаменитый Игорь Сикорский, чтоб избежать казни, вынужден был покинуть Россию и создавать славу США. По книге Алексея Викторовича Тимофеева можно составить историю нашей авиации.