Страница 79 из 93
Ну и где же тут предубеждение? Или надо было сказать, что чеченцы, с которыми идет война и которые захватывают роддома и отрезают нашим солдатам головы, это добрейшие и кротчайшие существа? А таборные цыгане — самый цивилизованный народ земного шара? (Это, конечно, не исключает возможности для отдельно взятого цыгана стать великим ученым. Но тогда он будет вынужден уйти из табора.)
В чем же дело? Каковы истинные цели апологетов толерантности? Как ни стараются они их скрыть, а все же по некоторым проговоркам становится понятно: им необходимо уничтожить национальный характер, разрушить национальную самоидентификацию, которую авторы называют “стереотипным мышлением”. А то (цитируем) “при очередном повороте истории может опять происходить смена знака автостереотипа, и при стереотипном мышлении человек вдруг становится националистом и ура-патриотом”.
Тревогу либералов понять, конечно, можно. Сколько усилий было потрачено в перестройку на “смену знака”, когда со всех сторон внушали, что “патриотизм — последнее прибежище негодяя”. И, казалось, внушили. В начале 90-х к нам на психологическую консультацию даже привели подростка, мать которого на вопрос “Какие у вас жалобы?” всерьез ответила, что у сына... патриотизм.
Всё, всё было в ажуре, и вдруг — бац! — опять “смена знака”. Когда бомбили Сербию, толпы молодежи ринулись к американскому посольству, движимые так и не вытравленным “предрассудком” славянского братства. Поэтому, конечно, необходимо отменить понятие национального характера, чтобы не могло возникнуть национальной общности (а следовательно, и национального сопротивления). Новый стереотип должен выглядеть примерно так: никаких национальных черт нет, а есть просто плохие и хорошие люди. Вернее, их тоже нет, ведь у каждого человека есть и хорошие, и плохие черты. Хотя и это не совсем правомерно — положительных и отрицательных черт на самом деле не существует. Ведь то, что в одной ситуации хорошо, в другой — плохо, в одной приемлемо, в другой неприемлемо. И вообще, всё так сложно, что лучше изучать культуры мира по кулинарным книгам. До чего ж интересно! Французы любят устриц, узбеки — плов, а аргентинцы — цельного быка, зажаренного на вертеле. Пускай политики занимаются своим занудным делом — отдают Курилы Японии, Дальний Восток и Сибирь — китайцам, Калининградскую область — немцам. Нас это нисколько не должно волновать, тем более что все мы — граждане мира с планетарным сознанием! Мы лучше отведаем душистого плова, с присущей нам толерантностью (хоть и зажмурившись!) проглотим устрицу, а на ночь помечтаем о пахнущем дымком кусочке аргентинской бычатины...
Наш ответ гомофобам
Вектор половой толерантности тоже вполне очевиден. В Германии, Швеции, Норвегии, Исландии, Нидерландах, Франции, Дании и Бельгии уже разрешена официальная регистрация однополых браков. В ряде стран (например, в Дании) гомосексуалисты и лесбиянки добились также права усыновлять детей. А в чопорной Англии содомитов даже венчают в церкви. Это, кстати, о современной Европе, встроиться в которую нам так настойчиво предлагают наши власти и Збигнев Бжезинский. Но когда куда-то встраиваешься, приходится жить по правилам хозяев.
Что ж, первые шаги уже сделаны. Мы уже напоминали, что практически сразу после прихода к власти Б. Ельцина, не успела Россия приобрести долгожданный суверенитет, как была отменена статья в УК, наказующая за мужеложество. И сразу началась бешеная пропаганда содомского греха, который подавался не как грех, а как особенность, чуть ли не обязательно присущая яркому дарованию. Словосочетание “голубой экран” приобрело еще один смысл, поскольку, как жалуются в откровенных разговорах работники телевидения, гомосексуализм в этой среде стал отождествляться с профессионализмом. Популярные журналисты и актеры, будто по команде, начали во всеуслышание рассказывать о своей “нетрадиционной ориентации” и ее преимуществах. Эта тема заняла достойное место на страницах подростково-молодежных журналов. В уже упомянутых школьных программах по половому воспитанию, которые так воодушевленно, со ссылками на “Песнь песней” и прочие места из Библии, рекламировал Асмолов, содомия преподносилась как вариант нормы (о судьбе Содома сей знаток Ветхого завета почему-то умалчивал).
В последнее время содомиты действуют еще более нагло. Фильмы с главными героями-педерастами широко демонстрируются в кино и по телевидению. А как популяризировали песню группы “Тату”, в которой девочка-лесбиянка угрожает родителям самоубийством в том случае, если они не поймут ее любовной страсти к подружке!
Но тем не менее по вопросам пола Россия еще не может похвастаться стопроцентной толерантностью. Романтизации “голубых”, конечно, очень мешает Православная Церковь, куда ходит все больше и больше людей и где они узнают, что Содом — это не только часть фразеологического оборота, но и реально существовавший город, истребленный Богом как раз за те извращения, которые сегодня так пропагандируются.
Поэтому большим подарком для проводников толерантности стало опубликованное в молодежном журнале высказывание одного из клириков нашей Церкви, имеющего репутацию выдающегося миссионера и полемиста. Может, в полемическом задоре, может, еще по какой-то причине он повторил мнение некоторых протестантских сект и ультралиберальных католиков, противопоставляющих себя политике Ватикана. На вопрос, может ли гомосексуалист быть православным священником, этот клирик ответил: “Да, может. При условии, если он, как и человек нормальной сексуальной ориентации, умеет контролировать свое влечение”. Ответ вопиющий не только по содержанию (православный священник — содомит!), но и по своему иезуитскому лукавству. Что значит “контролировать влечение”? Не кидаться на всех подряд или только в церковной ограде вести себя сдержанно? А может, вовсе не предаваться этому пороку? (Похоже, автор высказывания имел в виду именно третий вариант, поскольку уточнил, проявив нехарактерную для священнослужителя приверженность к политкорректному новоязу, что на священство не может претендовать “ПРАКТИКУЮЩИЙ гомосексуалист”.) Но тогда как будет обнаружен порок? Остается лишь гадать. Наверное, по нечистым помыслам. В том же новоязе для этого есть свой термин: “латентный (т. е. скрытый) гомосексуализм”. Но Православие учит отсекать греховные помыслы (тем более такие грязные), а не делать их частью себя, придавая им статус личностных свойств. В общем, как ни крути, подобные сентенции не лезут ни в какие ворота, кроме безразмерных врат толерантности. Прельстительно безразмерных, как врата ада.
Но в целом наша Церковь, конечно, проявляет вопиющую, с точки зрения современных либералов, косность и нетерпимость к греху. То ли дело на Западе! Никогда не забудем католического священника, встреченного нами в мюнхенском центре для детей-инвалидов. Рассказывая о своей “каритативной деятельности” (так нынче и у нас в некоторых изданиях именуют дела милосердия), он добавил, что на церкви лежит огромная вина перед миром, ведь она была так немилосердна: запрещала людям свободный секс и пугала их адом.
Мы тогда решили, что бедняга малость не в своем уме... У него и глаза как-то странно, фосфорически вспыхивали, особенно когда он рассказывал о больных крошках, которым так не хватает ласки, нежных прикосновений... Но чуть позже нам стало известно, что это не мнение отдельно взятого безумца, а вполне стандартные взгляды либеральных католиков.
Страх, но не Божий
В перестроечное время, когда наша Церковь была в ослабленном состоянии, реформаторы-западники направили главные усилия на разрушение экономики, объясняя народу, что строить новую жизнь нужно на хорошо расчищенной площадке. С Церковью тогда даже заигрывали. Циникам, стоящим у власти, не приходило в голову, что не все отнесутся к восстановленным храмам просто как к историко-этнографическим декорациям, — они по себе судили о целом народе. А получилось все по-другому. Люди стали приходить в церковь, как возвращаются домой. На наших глазах слово “религия” обрело свой первоначальный смысл: восстанавливалась связь человека с Богом. И реформаторы невольно этому восстановлению способствовали. Чем яростнее они сокрушали привычные жизненные опоры, тем больше людей искали новой опоры в храме. А поняв, что эта опора подлинная, приводили туда других.