Страница 1 из 87
Иван Рослый • Владикавказский удар (Наш современник N11 2002)
Иван Рослый
ВЛАДИКАВКАЗСКИЙ УДАР
“МЕШОК РОСЛОГО”
19 ноября 1942 года. В нашей памяти эта дата — одна из самых значимых за всю историю Великой Отечественной войны. Не будет преувеличением сказать, что и за всю историю России. В тот день началось грандиозное контрнаступление советских войск под Сталинградом. С того дня имя волжского города-крепости стало стремительно входить в сознание миллионов и миллионов людей Земли как символ мужества и надежды. Таково планетарно-магическое действие великих событий: они окрыляют новой уверенностью, помогают справиться с горем. В их свете блекнут недавние неудачи, поражения.
Но Сталинградская тема в сознании потомков невольно отодвигает на второй план не только события негативного звучания. Кто, к примеру, сейчас вспомнит — даже из людей старшего поколения, — что в самый день начала наступления под Сталинградом по радио прозвучало сообщение Совинформбюро, которое начиналось так: “В последний час. Удар по группе немецко-фашистских войск в районе Владикавказа (гор. Орджоникидзе)”? И еще меньше осталось в живых тех, кто помнит, что тот самый “удар” нанесен был по врагу все же не “в последний час”, а несколько раньше. Да, оповестить страну о том, что произошло под Владикавказом, полагаю, можно было ранее, — с фронта шли тогда, в основном, нерадостные вести, почему бы побыстрее не объявить и что-то ободряющее, — но обнародование этого документа приберегли к нужному часу и нужному событию, как то яичко к Христову дню.
А весть с Кавказа была действительно впечатляющей. Одних танков наши войска захватили 140 единиц, только убитыми немцы потеряли 5 000 солдат и офицеров, не считая раненых, которых было в несколько раз больше.
Сегодня двойной повод, чтобы вспомнить о тех давних событиях. Во-первых, потому, что исполняется шестьдесят лет с начала контрнаступления под Сталинградом и шестьдесят лет со времени разгрома группы немецко-фашистских войск под Владикавказом. И, во-вторых, потому, что в нынешнем году исполняется сто лет со дня рождения генерал-лейтенанта Ивана Павловича Рослого (1902—1980), сыгравшего, как увидим из приводимого здесь его рассказа, весьма существенную роль в том, что произошло тогда на Кавказе.
Поскольку воспоминания Рослого касаются лишь конкретного события, в центре которого ему и его 11-му гвардейскому корпусу пришлось оказаться, скажу вкратце и о нем самом, человеке и военачальнике безусловно незаурядном.
Командирский взлет Рослого был необычайно стремительным. С последнего курса Военной академии имени М. В. Фрунзе его направили командиром стрелкового полка на советско-финляндский фронт. Не прошло и полутора месяцев, как его полк отличился при прорыве никак не поддававшейся злополучной “линии Маннергейма”. Майор Рослый тут же стал полковником, Героем Советского Союза, а его 245-й стрелковый полк Краснознаменным. 123-я стрелковая дивизия, в которой воевал Рослый, в которой и автору этих строк пришлось впоследствии служить, а потом и воевать в блокадном Ленинграде, была награждена орденом Ленина. Иван Павлович, единственный из командиров полков, был приглашен на заседание Главного военного совета по итогам той зимней кампании 1939—40 гг. и выступил на нем. Из Москвы уезжал уже не командиром полка, а командиром стрелковой дивизии. Именно тогда, на том заседании, услышал запавшие в душу слова И. В. Сталина о том, что война с фашистской Германией неизбежна, неизвестно только, когда она начнется.
Генерал Рослый прошел и всю Великую Отечественную войну, командуя дивизией, а затем корпусом, и в его послужном списке не найти порочащих его строк, хотя приходилось во главе своих полков выбираться из котлов и окружений, терять боевых друзей. Имя генерала Рослого, временно командовавшего войсками 46-й армии, называлось Советским Информбюро в связи с освобождением Краснодара. 9-й Краснознаменный стрелковый корпус, во главе которого он прошел всю оставшуюся часть войны, отличился в боях за Донбасс, крупнейшие его центры — Донецк, Макеевку, Енакиево, в прорыве сильно укрепленной “линии Вотана”, форсировании Днепра, освобождении южной части Правобережной Украины, форсировании Днестра.
Не последнюю роль сыграл корпус и в знаменитой Ясско-Кишиневской операции, в ходе которой была разгромлена вражеская группа армий “Южная Украина”. За первые девять дней нашего сокрушительного наступления эта группа армий потеряла только убитыми сотни тысяч солдат и офицеров. Перед корпусом Рослого открывалась тогда дорога в Румынию, Болгарию, Югославию. Но в Генеральном штабе решили по-иному. Корпус включают в состав 5-й ударной армии генерала П. Э. Берзарина и перебрасывают в состав 1-го Белорусского фронта — на главное, берлинское направление. Генерала Рослого не смутило, что фронтом этим командовал прославленный и, как доходило до него, крутого нрава маршал Г. К. Жуков. Напротив, ему хотелось повоевать под началом именно этого неординарно мыслящего и действующего военачальника, присмотреться к его полководческому искусству.
Генерал присматривался к маршалу, а тот чем дальше, тем больше проникался доверием к Рослому, корпус которого хорошо показал себя в стремительной Висло-Одерской операции, при форсировании Одера и удержании плацдарма на нем и, наконец, в Берлинской операции. Через много лет маршал отметит в своих мемуарах, что уже в самом начале штурма Берлина наибольшего успеха “добился 9-й стрелковый корпус под командованием Героя Советского Союза генерал-майора И. П. Рослого. Воины этого корпуса решительным штурмом овладели Карлсхорстом, частью Копеника и, выйдя к Шпрее, с ходу форсировали ее”. Не забыл маршал Жуков комкора Рослого и в дни подготовки к Параду Победы в Москве, назначив его командиром сводного полка 1-го Белорусского фронта.
Таков, в кратчайшем изложении, незаурядный, но и, как по праву принято говорить, типичный боевой путь нашего соотечественника, выходца из простой крестьянской семьи. Нужно ли добавлять, что именно из таких судеб соткана материя войны в ее, по преимуществу, будничном, а не парадном облачении. Но еще несколько слов перед тем, как о сражении под Владикавказом в ноябре 42-го расскажет он сам.
Есть такое понятие, бытующее в военной среде: “перехват инициативы” — достижение решительного перелома в вооруженной борьбе. Но нет ничего более таинственного, сокровенного в перипетиях войны, чем сроки и признаки этого самого “перехвата”. Его приметы могут интуитивно почувствовать, верно уловить не обязательно военачальники самого высокого ранга.
В нашем случае произошло нечто подобное. Командир корпуса, казалось бы, целиком поглощенный поставленной перед ним задачей держать оборону Владикавказа, замечает в динамике сражения нечто иное, куда более важное и существенное, чем одна только оборона. Перед ним разворачивается вся панорама происходящего. Он видит, что враг зарвался, ломится вперед через узкий коридор, пробитый в нашей обороне. Комкора не покидает мысль, что долгожданный “перехват” назрел, что быстрый и решительный контрудар способен не только не допустить врага во Владикавказ, но и захлопнуть перед ним дверь назад, на запад.
Идея Рослого, как увидим из его рассказа, была тут же поддержана вышестоящим командованием и вылилась в строгий приказ: 11-й гвардейский корпус в кратчайшие сроки усилили артиллерией, танками. Рядом с ним появились новые соединения и части. Их приберегали для другой цели, для удара по фашистам в районе Моздока, но неожиданно обозначилась новая, куда более многообещающая цель. Ею грешно было пренебречь.
Тот мешок, в который загнали себя ударные гитлеровские силы, назовут впоследствии “мешком Рослого”, а немецкие историки будут поносить генерала Клейста, слывшего в вермахте мастером танковых прорывов, за его безрассудство, проявленное под Владикавказом.