Страница 77 из 83
Александр Суворов • Имя Девы — Россия (Наш современник N9 2002)
ИМЯ ДЕВЫ — РОССИЯ
Россия, Русь, храни себя, храни,
Смотри, опять в леса твои и долы
Со всех сторон нахлынули они,
Иных времен татары и монголы.
( Н. Рубцов , “Видение на холме”)
Константин Васильев — художник, предугадавший наше время из глубины глухих 70-х, прозревший в идейных сумерках предперестроечной поры нынешнее противоборство сил. В бесчинстве наступившего и длящегося лихолетья его творчество звучит чистой и ясной нотой, лики картин не лгут.
Среди известных художников первым на Васильева обратил внимание Илья Глазунов. Друзья Константина показали ему работы “Нечаянная встреча” и “Гуси-лебеди”, Глазунов позвонил министру культуры и сказал, что готов организовать выставку Константина Великоросса (таков был творческий псевдоним художника). Из Казани работы привезли на самосвале. К сожалению, выставку тогда сделать не удалось, но главное, что Глазунов вдохновил Васильева на создание никла картин, посвященного русским былинам, — теперь они занимают целый зал в Музее творчества Константина Васильева. Так пересеклись пути двух выдающихся художников-патриотов.
Васильев — художник героического миросозерцания. Главная тема его живописи — это Россия в ожидании героя-освободителя. Кто этот грядущий герой? Может быть, это “Человек с филином” (сам художник в кругу друзей именовал эту картину “Грядущий”), седовласый пророк с вещей птицей, символизирующей мудрость, вызревшую в сумерках истории. Старец ступает по облакам, держа в руке плеть — знак власти, которой должно пасти и вразумлять народы, бесчисленные, как песок морской. Под свистящими ударами этого воловьего бича побегут в ужасе глумливые ненавистники России, и развеется марево напасти над Землею Русской. В ногах старца горит свиток с надписью: “Константин Великоросс, 1976”,- это псевдоним и год гибели художника. Но из пламени сгорающего имени возникает, подобно птице Феникс, молодой дубок, свежая, юная поросль. В этом пророческом образе, завершенном художником за считанные дни до трагической гибели, дается обетование — сгорая, Васильев завещает силу духа и путь грядущим сынам России, ее молодой поросли, которой суждено могущество.
“Ожидание” — вот подлинно доля томящейся в темнице русской души, скорбящей в заточении под игом новых иноземцев-кочевников. Надежда в глазах истомленной Девы-Руси, перед которой во мраке заледеневшего темничного окна горит свеча, источник света и символ надежды. Свеча — художественный талисман Васильева, который можно видеть на многих его работах. История возникновения замысла “Ожидания” такова. Когда в оккупированном Майкопе отец Константина воевал в партизанском отряде, фашисты заставляли мать художника жечь на окне свечу в надежде на то, что огонек в родном окне привлечет партизана домой. Так из материнского рассказа художник перешел к высокому обобщению, прозрев в огоньке свечи тревожный зов русской души, обращенный в темный зимний простор.
Герои былин и сказаний Земли Русской, образы народной генетической памяти, дремлющие под спудом каждой русской души, — сколько их вновь обрело живописную плоть под кистью Константина Васильева! Здесь художник уподобился древнему вдохновенному певцу-баяну, вызывавшему к жизни тени великих предков. Сознание родства с могучими героями-предками придавало слушателям былин силы их прародителей и благородную чистоту помыслов. Так, в песнях на пиру совершалось таинство древних русичей: посвящение в Святую Русь.
Миф — вот подлинная стихия великого художественного дарования, именно в мифе Васильев нашел духовные основания своего творчества. Символический реализм — так сам художник определял свое оригинальное направление, свой путь в русской живописи XX века.
Образы величия русского духа — благородная почва, на которой растет к солнцу всякий подлинный русский творец, кто б он ни был по призванию. Герои эпоса обращают человека к высшим проявлениям жизни, преображают и просветляют его дух, который возрастает мужеством предков, придавая самому художнику эпическую мощь. Не случайно мифологический эпос — единственная сфера, где люди и боги действуют наравне, бок о бок. Боги впускают человека в свой круг. Герой в древней мифологии — это сын бога и смертной женщины, он тем самым живет на грани двух миров — человеческого и божественного. Герой способен на подвиг, деяние, невозможное для простого смертного. Обычный человек может стать героем, только совершив великий поступок, превосходящий земной порядок вещей, принеся себя в жертву ради высшей цели. Тем самым человек усыновляется бессмертными богами, уподобляется им. Художник, окруженный эпическими образами и движимый высокими замыслами, сам вступает в круг героев как равный.
Константин Васильев объединяет в своем творчестве героев из разных эпох. Существует как минимум три героические эпохи, образы которых запечатлены в творческом наследии художника. Первая из них — эпоха арийского эпоса, общая для европейских народов, имеющих единый расовый корень. Герои “Старшей Эдды”, воплощенные Васильевым в графическом цикле “Кольцо Нибелунгов”, это Зигфрид, богиня любви Фрея, карлик Альберих и другие образы, навеянные музыкой Рихарда Вагнера, также преисполненного героического мироощущения. Музыка великого германца вдохновляла Васильева, стихия музыки вообще была наиболее родственной художнику, столь же близкой ему по духу, как и сама живопись. Из всего пантеона арийских богов Васильев включил в собственный мир образов прежде всего Валькирию. Эта божественная вестница стала подлинной музой художника.
Другая героическая эпоха Васильева — былинная эпоха Руси. Эпоха древнерусских героев рождается из мифологического универсума славян, объединяющего пантеон языческих богов, одного из которых художник изобразил на картине “Свентовит” — грозное, облаченное в доспехи божество с печальными глазами. Оружие бога — оружие духовной брани, в которой сражался художник, подчас в одиночку одолевая врага в поединке. Он был и один в поле воин среди ненавистников и равнодушных в глухом безвременье, но только облаченный в незримую броню, во всеоружии духа мог он защитить святой огонек свечи в русском заповедном окне.
Рождение былинной эпохи из древнерусского пантеона характеризует символический акт, отраженный Васильевым в работе “Дар Святогора”. Святогор — олицетворение мистической мощи Руси, объемлющей небесный дух, кровь рода и земную почву. По сказанию, Святогор — сила неимоверная, он мог бы и землю поднять, если бы вделать в нее кольцо. Когда он передает русскому витязю меч, это означает высшее посвящение, дар Святогора — это меч харизмы. Герой, получивший меч, становится духовным вождем народа, посвященным в божественный замысел. Работа Васильева, раскрывающая этот символический акт, так и называется: “Огненный меч”.
Эпоха богов окончена, эпоха богатырей наступает на Руси. И первая цель героя — подвиг. Во все века и на все времена этим подвигом было сражение со злом. Олицетворение зла — змей, или дракон в западном рыцарском эпосе. Сражение витязя со змеем — общий сюжет для русской и европейской мифологии. Мотив этот может иметь и такое происхождение, что человек, совращенный змием в Райском саду, жаждет поразить виновника своего изгнания, переиграть миф и вернуть потерянный рай. Святой Георгий Победоносец из православной агиографии также поражает змея, безусловно, здесь бой со змеем — бой за Царство Небесное. Все эти образы несомненно имеют один источник. Васильев не мог обойти стороной этот символический подвиг, одна из его картин — “Бой Добрыни со Змеем”.
Самой знаменательной фигурой русских былин и для Васильева был Илья Муромец, которому посвящены работы художника “Илья Муромец освобождает узников” и “Илья Муромец и голь кабацкая”.
Сродни Илье-богатырю и Садко, гость (купец) Новгородский, изображенный Васильевым дважды — на картинах “Садко в море” и “Садко и Владыка Морской”. На этот раз русский богатырь одолевает не врага в человеческом обличье, а саму неумолимую стихию. Попав в пучину морскую, Садко своей вдохновенной игрой на гуслях заставил плясать Владыку Морского, отчего на море разразилась невиданная буря, и мореходы взмолились, чтобы купец перестал играть.