Страница 75 из 83
С удовольствием читал воспоминания о В. Кожинове (спасибо за публикацию!). С интересом ознакомился с отрывками из книги Валерия Гаврилина, личность которого меня привлекала, но знал о нем мало и рад, что В. Белов решил увековечить его имя в “ЖЗЛ”, о чем узнал из вашего журнала.
С уважением к вам —
В. Тюпин,
с. Верхняя Тойма Архангельской обл.
* * *
Уважаемый Станислав Юрьевич!
Вы подарили нам с мужем в день юбилея СП в Кемерове свой двухтомник. Я прочла, муж читает. Спасибо Вам, солидарна с Вами. Мужественная, честная, чистая книга. Чистая, как (помните?) у Абрамова его недописанный труд. Я ученица его жены. Училась в ЛГУ. Защищалась по Бунину (“Жизнь Арсеньева”), переписываюсь с Людмилой Владимировной до сих пор.
Вот она в последнем письме утешает меня, напоминает наставление Серафима Саровского: “Сотвори мир в душе, и многие вокруг тебя спасутся”. Она, наверное, права, напоминая об этом. Но нет у меня мира в душе и не знаю, как его вернуть. Она о Серафиме Саровском, а я думаю о Сергии Радонежском, о том, что он воинов наших на битву благословлял. А кто нас благословит? Ведь война идет, и война, каких еще не было. Сознательно, цинично, откровенно убивают Россию. Вирусом сатанизма.
Распята Русь-матушка меж Востоком и Западом. Богом призвана спасительницей других народов быть и только этим спасется, если перенесет все испытания и соблазны. Перенесет ли? Достоевский лучше всех знал о миссии нашей России.
Короток век наш. Страшно, если уйдет наше поколение, не увидев просвета, прорыва. Вот почему именно сейчас от художников слова, кисти и др. нужны свидетельства времени, документальная проза, публицистика. Будущим историкам да и поколениям потомков нужна правда о времени. Ведь как фальсифицируют историю! Как пытаются вытравить из сознания молодых и то, что заложено генетически. А уж историю и культуру нашу пытаются вовсе предать забвению. Замалчивают имена, юбилеи, памятные даты великих русских людей.
Мои родители — оба фронтовики. И вот читаю (у внучки) “Новейшую историю”. Кто же победил фашистов? США, Англия, Франция. Россия фактически ни при чем. Вот “Радио России”, называющее себя через каждые 10 минут (чтоб не забыли) “настоящим”. Какой-то мерзавец из “АРС-благотворительность” убеждает стариков завещать им жилье, тогда они о стариках позаботятся. И — буквально: “Вы думаете о наследниках. А они о вас? Хватит думать о будущих поколениях, думайте о себе”. Какой уж тут “мир в душе...”
Мы с мужем лето проводим в деревне. Таежная деревушка. Сюда можно добраться только на катере. Он ходит по выходным. Глуховато. Но какая река! Как птицы поют под окном!
Вашу книгу читала, отрываясь с трудом. Она написана художником, и такого рода документальный материал имеет особую цену. Некоторые главы перечитываю.
Храни Вас Господь.
Зоя Естамонова,
г. Кемерово
* * *
Если “поэт в России больше, чем поэт”, то “Наш современник” в России больше, чем журнал.
И уже фактом своего существования он опровергает утверждение о том, что “нет пророка в своем отечестве”.
Ваш журнал — коллективный пророк, как и коллективный пропагандист, агитатор и организатор (вспоминается ленинская триада)...
Регулярно читаю “Наш современник” в течение последних 15 лет.
Пытаюсь, как могу, быть полезной журналу: выписываю наиболее значительные (на мой взгляд) фрагменты его публикаций (преимущественно публицистику, работающую на Русскую идею) и отсылаю друзьям, с тем чтобы они, ознакомившись с подборками цитат, рекомендовали их своему окружению.
Л. М.,
г. Николаев
Александр Сегень • Константин Васильев (К 60-летию со дня рождения) (Наш современник N9 2002)
Среди русских художников
КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВ
К 60-летию со дня рождения
Первый послевоенный год. Краснодар. Четырехлетний мальчик играет возле забора. Проходящий мимо солдат останавливается, чтобы поговорить с ним и даже немного поучаствовать в его играх. Быть может, мальчик похож на его сыночка, к которому он теперь возвращается. Солдату пора идти. Он достает кусочек сахара и протягивает его мальчику. А тот, вместо того, чтобы тотчас положить сахар себе в рот, начинает рисовать им на заборе. Он еще не знает, что такое сахар, но уже знает, что такое — рисовать. Кем же мог стать этот мальчик? Конечно же, художником. И он стал им — Константином Васильевым.
Он родился 3 сентября 1942 года в Майкопе, который за месяц до этого оккупировали немцы. И первые полгода своей жизни малыш рос в городе под свастикой. В феврале 1943 года Майкоп был освобожден. Каким удивительным образом этот первый год жизни отразится потом в его творчестве! Вдруг в двадцатишестилетнем возрасте в нем вспыхнет жажда писать образы из германской мифологии. И появятся эти бесчисленные зигфриды, зигмунды, нибелунги, валькирии со всей сопутствующей им символикой, которая в русском человеке непременно вызывает чувство ненависти, потому что слишком сильна еще генетическая память о нашествии этих зигфридов в 1941 году. Холодные мертвящие взгляды серо-голубых бесчувственных глаз. Сверхчеловеки, в которых уже нет человеческого. Орлы, соколы, дымы, пожары... Художник словно заболел всем этим в какой-то особый период своей жизни. Словно в него самого вторглись орды фашистских варваров. И даже автопортрет 1968 года на фоне статуи Марса являет нам образ почти нацистский — военная рубашка, галстук, леденящий взор, сжатые бледные губы. Истинный ариец!
А потом наступает освобождение. В 1970 году появляется картина “Витязь”. Композиционно здесь всё еще оттуда — из германского цикла. Но Зигфрид уже носит более теплые, человеческие черты. Он суров, но он не по ту сторону добра и зла. Это суровость “Спаса Ярое Око”, а не бога Одина. Под картиной “Витязь” можно было бы написать: “Александр Невский”. Да и спросите любого, кто знает творчество Васильева, но не специалист: “Есть ли у него Александр Невский?” И почти наверняка вам ответят: “Есть”, имея в виду именно картину “Витязь”.
А год спустя появляется “Валькирия над сраженным воином”. Прекрасно написанное северное небо, светящийся русский снег, на снегу — поверженный немецкий завоеватель, рогатый шлем соскочил с головы, и ветер шевелит легкие волосы мертвой белокурой бестии. Под этим полотном можно спокойно написать: “После Ледового побоища”. Но художник в те годы не любил привязывать темы своих полотен к истории, считая, что миф важнее исторической правды.
Всё, воин, пришедший с Запада, повержен. И в жизни Константина Васильева наступил лучший период, самый мощный. Он находит главное — тепло. То редкое и драгоценное тепло, которое мы так любим в нашей северной природе, когда сквозь мрачное, черно-синее небо вдруг прорвется луч солнца и вмиг затеплит собою кусок поля, как в картине “Деревня Васюткино”. Пейзажи конца 60-х — начала 70-х настолько великолепны, что их нельзя сравнивать ни с какими пейзажными работами великих русских живописцев прошлого. Они несравнимы и присущи кисти только одного Васильева. “Излучина”, “Заброшенная мельница”, “Облако”, “У тихой воды”, “Берег”, “Часовня”, “Марийская деревня”, “Дорога в Лаишево”, “Ночь над Волгой”, “Опушка леса” — несомненные шедевры пейзажной живописи. А “Море” и “Шторм”! Казалось бы, как можно, будучи реалистом, соревноваться в изображении моря с Айвазовским? Но Васильев необычайно смел, он чувствует силу, она распирает его, и он в двух картинах показывает нам, что может и должен превзойти всех, кто когда-либо брался писать море.
И он весело и радостно пробует себя во всем, он хвалится нам, что для него нет узкой специализации. Если он пишет сюжетную картину, то подарит нам на ней такой пейзаж, что трудно понять, что для него важнее на полотне — сюжет или природа, как в его излюбленной теме “Рождение Дуная”, которой он посвятил несколько полотен.