Страница 42 из 56
Короче, предлагается на юного наркомана не давить, ничего ему не запрещать и даже продолжать выдачу денег! Да, весьма нетрадиционная педагогика! Испокон веку нормальные родители реагировали на опасное поведение детей немедленной изоляцией их от источника зла, от пагубной обстановки. Вспомните хотя бы Наташу Ростову, которую отец запер, чтобы она не сбежала с Анатолем. Конечно, придется понервничать, проявить твердость, выдержать детские истерики и грубость, побыть в глазах своего ребенка злодеем, но зато уберечь его от беды. Ведь и мы, став взрослыми, столько раз мысленно благодарили родителей за их строгость, хотя в подростковом возрасте за нее же готовы были в сердцах проклинать.
В духе попустительства предложено относиться и к детскому разврату. “Старшее поколение не может и не должно контролировать подростковую сексуальность”. (Интересно все-таки, почему у поклонников либеральных ценностей столь часто проскальзывают тоталитарные нотки? Напоминает то ли гипнотизера, подчиняющего пациента своей воле, то ли юриста, который зачитывает потенциальным преступникам статью Уголовного кодекса.) Оказывается, “признавая, что ранняя сексуальная жизнь подростков и столь же ранние эксперименты с наркотиками не экстремальные, а скорее обыденные искушения нового поколения, невозможно ни запретить, ни контролировать эти опыты”.
Как заставить людей смириться с вопиющим безобразием, с которым ни один нормальный человек смириться не может? Способов немного. А точнее, всего два. Можно принудить силой, а можно, соблюдая права человека, добиться желаемого изощренным способом: убедить, что безобразие, во-первых, не такое уж и вопиющее, во-вторых, оно распространено повсеместно, а в-третьих — что, пожалуй, главное! — все равно оно неустранимо. Последнее вы сегодня услышите как от крупного политолога, так и от соседа-пенсионера.
В разбираемой нами брошюре практически все подчинено этой логике. Но особенно ярко она проявлена в “мифах о сексуальном насилии”. Споря с общепринятым мнением о педофилах как об извращенцах, авторы утверждают, что “большинство педофилов — самые обычные мужчины, с нормальной психикой”. Развенчивается и “миф” о том, что “сексуальные покушения на детей редки и являются признаком морального распада и деградации общества”. Какой распад? Какая деградация? И что значит “редки”? На самом деле, утверждают авторы, все это было всегда и “статистически часто”. “В четырех случаях из пяти это делают те, кого ребенок знает... очень часто — кто-то из старших членов семьи... это случается во всех слоях общества, с любыми уровнями образования и дохода, во всех этнических и религиозных группах”. В общем, вполне банальная история. С каждым может случиться.
И не следует заблуждаться насчет того, что “...ребенок — пассивный объект сексуальных посягательств. Приходится признать: он может быть инициатором”. Словом, нас хотят уверить, что нет четкой границы между ребенком и взрослым, жертвой и преступником, добром и злом. Все относительно, зыбко, “неоднозначно”.
Ну а зло — оно все равно непобедимо. “Даже самая идеальная система права не в состоянии полностью защитить ребенка от насилия. Здесь важен не столько контроль (да и кого контролировать, когда непонятно, кто инициатор: взрослый извращенец или ребенок? — Авт. ), сколько просвещение. Родители и учителя должны знать, что сексуальная эксплуатация детей — большая и серьезная проблема”. Так и написано — “проблема”. Есть проблема утомляемости на уроках, есть проблема аллергии, есть проблема летнего отдыха, а есть... сексуального насилия над детьми. Хочется, заняв прилагательные у авторов, сказать, что это “большая и серьезная” победа зла, если растление ребенка, надругательство над его невинностью становится для нас не чудовищным преступлением, не трагедией и даже не драмой, а проблемой. И, решая ее, главное (как, впрочем, и во всех остальных случаях, перечисленных в брошюре) — “сохранять спокойствие”. Не правда ли, это так естественно, когда узнаешь, что твой ребенок изнасилован, болен СПИДом, стал алкоголиком, наркоманом или вором?
Рекомендации взрослым по поводу детского воровства — это прямо какая-то оргия гуманизма. “Хорошенько подумайте, прежде чем приступать к решительным действиям. Наверное, наказывать надо, но только если вы уверены, что и ребенок считает это наказание справедливым... Пережив наказание, ребенок, скорее всего, научится ловчить, скрытничать, боясь лишь одного — быть разоблаченным... Пожалейте его, и ему сразу станет стыдно. (А если нет? Если он сочтет таких родственников придурками, из которых можно вить веревки? Тогда как? — Авт. ) Помогите исправить то, что он совершил. (То есть компенсируйте украденное, выгораживайте, выкупайте, “отмазывайте”, чтобы он ни в коем случае не прочувствовал последствий своего воровства. А то не дай Бог вразумится! — Авт. ) КАК МОЖНО БЕРЕЖНЕЙ ОТНЕСИТЕСЬ И К НЕМУ, И К ЕГО ПОСТУПКУ (выделено нами. — Авт. )... Не ужас наказания, а страх повторения — вот что отныне должно поселиться в его душе”.
Должно, конечно. Но может поселиться — и скорее всего поселится! — совсем другое: чувство полной безнаказанности и желание новых “подвигов”. Why not?
Поддавшись умилению, читатель мог и не заметить одну характерную подмену: кража, совершенная ребенком, названа ПОСТУПКОМ (даже не проступком!). А ведь это преступление, хоть по малолетству, как правило, неподсудное. Более того, своровать — значит нарушить одну из десяти заповедей, то есть самых строгих запретов для людей христианской культуры. Впрочем, ни в каких культурах воровство, мягко говоря, не поощряется. Апологеты же “гуманной педагогики” советуют отнестись к воровству “как можно бережней”. Даже в столь вопиющем случае идея наказания им явно претит. Это ведь фу как негуманно!
А между тем христианская педагогика утверждает прямо противоположное. “Самая суровость родительской дисциплины полезна для детей и желательна, — читаем у епископа Кинешемского Василия. — Суровые испытания необходимы для духовного совершенствования, как огонь, очищающий металл... “Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь” (Мф. VII, 14). Но если эту школу скорби и испытаний мы не пройдем в детстве в родительской семье, то Господу ничего не останется, как подвергнуть нас испытаниям жизни, а это гораздо труднее, особенно без предварительной подготовки в родительском доме. Но если этот скорбный курс духовного воспитания в виде родительских наказаний и известной суровости отношений мы пройдем с детской покорностью в родном доме, то дальнейшие испытания часто оказываются ненужными”...
А вот цитата из Библии: “Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы впоследствии утешаться им... Не давай ему воли в юности и не потворствуй неразумию его”. Так что и по этому вопросу либеральные установки авторов брошюры противоположны традиционным.
Впрочем, есть одна тема, рассматривая которую авторы все же советуют применить жесткость. Это тема самоубийства. В одной из двух глав, посвященных детским суицидам, есть такой подзаголовок: “Пожалуйста, прочтите эту страничку вашему ребенку”. А на страничке читаем, например, такой пассаж: “Вы когда-нибудь видели свежий труп? Глаза навыкате, вывалившийся синий язык, лицо неопределенного цвета да к тому же пренеприятнейший запах от самопроизвольного акта дефекации”.
Авторы считают, что такая стресс-педагогика “неприятна, зато действенна”. Дескать, запугаем хорошенько посмертным уродством, авось не захочет сводить счеты с жизнью. Значит, они все-таки понимают, что страх — это один из самых действенных способов, когда хочешь удержать подростка от гибельного шага. И весь их либерализм по отношению к детскому пьянству, наркомании, разврату, “дурным болезням”, воровству и прочим “поступкам” объясняется тем, что они просто не видят в этом по-настоящему серьезной угрозы. Вот совет, который дается в главе о СПИДе: “Единственное, что мы можем сделать для своих детей, — рассказывать им, не запугивая и не нагнетая, убеждая их фактами, цифрами и чужими трагедиями, о том, как коротка дистанция между жизнью и смертью”.