Страница 3 из 63
“Азов” сражался одновременно с пятью вражескими кораблями, потопил 2 фрегата и 1 корвет, сжег фрегат младшего флагмана Тахир-паши, вынудил выброситься на мель и затем сжег 80-пушечный корабль турок. Кроме того, “Азов” уничтожил 80-пушечный флагманский линейный корабль Мухарем-бея, действовавший против флагманского корабля Кодрингтона.
В Наваринском сражении турецкие моряки проявляли чудеса героизма, можно сказать — самого настоящего фанатизма, матросы не покидали горевших кораблей, “предпочитая гибель плену, закалывали себя кинжалами, а иные обхватывали ядра руками, бросались в воду и вместе с ядрами шли ко дну. Русские матросы видели, как турки спокойно сидели на палубе тонущего фрегата, а в самую последнюю минуту, взмахнув своим флагом, кричали: “Аллах! Аллах!” — тонули вместе с фрегатом”.
Боевое крещение при Наварине для П. С. Нахимова было многообразным. Он одновременно командовал батареей, управлял работами с парусами и руководил тушением пожаров “от попавших в корабль брандскугелей”.
А вообще-то, и после Наварина судьба не баловала русских моряков в Средиземном море: частые и длительные плавания в непогоду, постоянные погони и досмотры “купцов” и беспрерывные ремонты своих кораблей. Все это вдали от своих баз, в непривычном климате, с ограничениями в пище и воде, в постоянной готовности к бою, и не только с противником — турецко-египетским флотом, но и со своими союзниками — англичанами.
В 1835 году Нахимов за Наваринское сражение был награжден греческим орденом Св. Спасителя.
Среди различных мифологем, созданных вокруг личности П. С. Нахимова, была и такая — лубочно-благостное отношение к нижним чинам. А ведь в годы своего офицерского становления молодой лейтенант был несдержан не только на язык, но и скор на “ручную” расправу. Безусловно, качества эти были присущи не только ему одному, о чем свидетельствует приказ адмирала А. Д. Сенявина по нашей средиземноморской эскадре от 29 июля 1827 года. Главнокомандующий заметил на своем флагманском корабле “Азов” “гнусные изречения” среди офицеров и “дозволение себе, сверх того, в минуты запальчивости ударять людей во время работы своими руками”. Очень пространно и доходчиво разъяснив недопустимость подобных поступков, адмирал тут же объявил по трое суток ареста капитан-лейтенанту Кутыгину, лейтенанту Нахимову и мичману Розенбергу, а командиру “Азова” приказал “сделать им строгий выговор, дабы впредь остерегались подобных поступков”.
Надо заметить, что на эскадре до этого приказа уже были матросские возмущения на “Азове” и на “Александре Невском” (т. е. на тех, которые наиболее отличились в Наваринском сражении). Адмирал Сенявин был глубоко обеспокоен взаимоотношениями офицеров и нижних чинов, поэтому в секретном приказе от 5 августа 1827 года младшему флагману контр-адмиралу Л. П. Гейдену дал исчерпывающий анализ причин матросских волнений и указания по улучшению воспитательной работы с командами: “забота о подчиненных и умение возбудить соревнование к усердной службе в своих подчиненных одобрением отличнейших”. Надо полагать, что подобные документы помогали молодым офицерам, в том числе и Нахимову.
В 1828—1829-м, находясь в Средиземном море, он командовал взятым в плен египетским корветом “Нассабн Сабах” (“Восточная Звезда”), переименованным в “Наварин”. Трофей оказался в крайне убогом состоянии. Пришлось в короткий срок собрать экипаж из многих кораблей эскадры, отремонтировать и переоборудовать корабль. Много усилий потребовалось для отработки корабельной организации и полного курса боевой подготовки. И все это вдали от своих баз, судоремонтных заводов и в условиях военных действий. Но 26-летний командир блестяще справился с этими сложнейшими задачами. После приема корвета в боевой состав нашей средиземноморской эскадры в феврале 1829 года историограф эскадры записал в историческом журнале:
“В результате Адрианопольского мирного договора 14 (2) сентября 1829 г. Греция получила автономию (но обязывалась выплачивать дань султану), автономию получили Молдавия, Валахия и Сербия. К России отошло устье Дуная с островами и все восточное побережье Черного моря от устья Кубани до пристани Святого Николая с крепостями Анапа, Поти, Ахалкалаки и Ахалцых. Турция предоставляла право беспрепятственного прохода всем торговым судам России и иностранных государств через Босфор и Дарданеллы”.
Вернувшись на “Наварине” из Средиземного моря в Кронштадт, весь 1831 год на “Наварине” Нахимов выполнял задачи подвижного дозора на линии Кронштадт — о-в Гогланд и конвойной службы по маршруту Либава — Кронштадт. Дважды на “Наварине” с инспекцией был император Николай Первый и каждый раз выражал монаршее благоволение за отличную службу и высокую боевую готовность корабля. Всего же за 1830—1844 годы Павел Степанович девять раз удостаивался такой высокой чести.
В 1832 году, в возрасте 30 лет, он был назначен командиром строящегося на Охтенской верфи фрегата “Паллада”. Практический опыт новостройки, оснащения, вооружения и ввода в боевую линию нового корабля, помноженный на исключительное усердие, позволил Нахимову не только быстро и качественно решить все эти непростые задачи, но и “превратить фрегат в один из лучших кораблей русского парусного флота”. Вот как писал его сослуживец, капитан 1-го ранга Асланбегов: “Это был такой красавец, что ВЕСЬ ФЛОТ им любовался, и весьма многие приезжали учиться чистоте, вооружению и военному порядку, на нем заведенному”.
До 11 октября 1833 года Нахимов плавал в составе эскадры вице-адмирала Ф. Ф. Беллинсгаузена на Балтике. Ненастной ночью 17 августа, на подходе к Ревелю, определив неверный курс эскадры, фальшфеером дал семафор: “флот идет к опасности” и без ответного сигнала флагмана сменил курс своего корабля. Корабли эскадры успели отвернуть, и лишь головной “Арсис” наскочил на камни, а два корабля получили повреждения. Сей факт свидетельствует не только о высочайшей морской выучке Нахимова, но и его смелости в принятии самостоятельных ответственных решений, так как за такое самоуправство при плавании в ордере не жалуют и до сих пор.
24 января 1834 года по ходатайству главного командира Черноморского флота адмирала М. П. Лазарева он был направлен на Черноморский флот командиром 41-го флотского экипажа. 30 августа того же года ему было присвоено звание капитана 2-го ранга, и в ноябре он вступил в командование строящегося в Николаеве линейного корабля “Силистрия”.
Благодаря исключительной энергии, колоссальному опыту Нахимова и вниманию со стороны командующего флотом 84-пушечный линейный корабль досрочно был спущен на воду и уже в сентябре 1836 года вступил в боевой состав Черноморского флота.
С 1836 года по сентябрь 1837 года, командуя “Силистрией”, Нахимов постоянно находился в море, выполняя задачи крейсерской службы на маршрутах Севастополь—Одесса, Севастополь — Феодосия и вдоль Кавказского побережья*. 22 сентября 1837 года П. С. Нахимов за “отлично усердную и ревностную службу” награжден орденом Св. Анны 2-й степени с императорской короной, а 6 декабря произведен в капитаны 1-го ранга.
С марта 1838 года по август 1839 года находился в заграничном отпуске по болезни. Тут следует сказать еще об одной, по-своему уникальной и трагической странице жизни Нахимова. Вскоре после ввода в строй “Силистрии” он, как принято говорить современным языком, был списан из плавсостава по болезни. Подчеркиваю, списан из плавсостава всего лишь капитан 2-го ранга, рядовой командир корабля для лечения, но НЕ УВОЛЕН в отставку. Находясь в многомесячном отпуске по болезни, получил чин капитана 1-го ранга. Аневризмы сосудов и ревматизм рук и ног доняли его совершенно. Почти год он был прикован в Петербурге к постели, а затем лечился на “водах” в Карлсбаде. Оттуда он 3 декабря 1838 года писал однокашнику М. Ф. Рейнеке о своем лечении: “Меня жгли, резали, несколько дней был на краю гроба, и ничто не принесло облегчения. Теперь у меня сыпь по всему телу, в левом боку продета заволока. Три месяца должен жить на одном молоке”. Далее он печалится о своем корабле, который без него “...употребляется в делах у абхазских берегов. Кому достанется “Силистрия”. Кому суждено окончить воспитание этого юноши?”