Страница 27 из 61
Вот о чем, приблизительно, я думал, когда отправился обедать вместо посещения дворца. Не было в этом ни позы, ни национальной нетерпимости — не лежало у меня в тот день сердце к крымско-татарским древностям, вот и все. К тому же веранда кафе, где я устроился, находилась рядом со входом в дворец, так что нельзя сказать, что я его совсем проигнорировал. Громко играла восточная музыка, официант и повариха были крымскими татарами, но у меня почему-то не было ощущения, что я нахожусь в их исторической столице. Потом я понял, почему. Ожидая заказа, я от нечего делать наблюдал за входящими в ворота и выходящими из них людьми. Среди них явно не было крымских татар, а день, между прочим, выдался выходной, воскресенье, — самый подходящий для посещения национальных святынь. Впрочем, за соседним столиком сидели два крымских татарина и одна татарка, но вели себя как-то тихо, без обычной для этого народа энергичной жестикуляции и экспансивности, особенно проявляющейся как раз в застольной беседе. О чем-то скучно беседовали вполголоса, листали иллюстрированный журнальчик на своем языке, старыми стенами явно не любовались. Я бы, признаться, тоже на их месте в присутствии иноплеменных туристов таким дворцом не любовался: он, хотя и находится в относительно неплохом состоянии, но очень уж архитектурно неказист — любая византийская развалина даст ему сто очков вперед. Затем моя мысль получила неожиданное, несколько забавное подтверждение. Заказ все не приносили, и я спросил у официанта, где туалет. Он сказал, что в самом конце дворцового двора, направо. Никуда не денешься, все дороги ведут в Рим! Я двинулся туда на рысях, потому что помнил, как застигла меня подобная нужда на задворках Воронцовского дворца, и я бежал вдоль его громады полкилометра по жаре, пока не увидел желанные два нуля. Теперь же я шел по неровным плитам двора размашистым шагом минуты две-три, не больше — и уткнулся в противоположную стену. Все, что ли? Мне вроде бы направо... Ага, вот.
И когда я возвращался назад, то понял, почему такими скучными и зажатыми были мои соседи по столику. Все то неповторимое, что оставили на этой земле в камне многие народы, предельно ясно указывало крымским татарам на то место, что они занимают в истории и культуре Крыма, — и оно было, естественно, не первое и даже не пятое. Один только комплекс Воронцовского дворца мог вместить пятьдесят таких Бахчисараев, а возводился он, между прочим, как частное владение! Вот, имперская гигантомания, скажут мне. Да не гигантомания! Генуэзская республика не была империей и никогда не претендовала на владение всем Крымом, а вы посмотрите на здешние генуэзские крепости и сравните их с ханской ставкой! Архитектура никогда не врет, она может только преувеличивать, что, например, заметно у итальянцев, но этим-то и выражает характер народа и особенно его запросы. А что гигантского было в Инкермане? Не камни там велики, а дух в камне! Бахчисарай же — скучное официозное сооружение турецких вассалов... Колониальный дворец, так сказать, Бахчи сарай ... Право же, Воронцовский дворец с восточными элементами его фасада или стилизованная под мечеть вилла в Симеизе с большим основанием имеют право считаться памятниками мусульманской архитектуры в Крыму.
Сюда, в ханскую ставку, думал я, надо привозить крымских татар со всего мира и показывать им на наглядном примере, что они — всего лишь один из многих народов, населявших и населяющих Крым, а быть его “титульной нацией” они могут быть лишь в чьем-то воспаленном бредом мозгу! Тогда уж давайте осетин позовем, предки которых, аланы, пришли сюда еще с легендарными готами!
Ко всему этому необходимо заметить — хотя бы для крымского татарина, которому могут попасться на глаза эти строки, что они в Крыму отнюдь не чужаки, несмотря на многовековое недружелюбное отношение к славянам, пришедшим в Крым куда раньше. Возьмите хотя бы поэтичные названия гор, рек и долин, которые даже Сталин не решился заменить, в отличие от деревень. Они, между прочим, даже без перевода прекрасно отражают характер местности. Чужаки на такое не способны. Но у всякого народа на любой земле есть свое место — и горе ему, если он хочет занять неподобающее! И речь даже не о том, что он встретит сопротивление другого народа, тоже имеющего основания, иногда даже более веские, считать эту землю своей, а о том, что того места, которое народу определяет Господь, куда как достаточно, даже с запасом, — если, конечно, он имеет счастье понимать это!
Высокогорное плато перед вершиной Ай-Петри, где конечная станция канатной дороги, оккупировали крымские татары. Здесь, под совсем близко проплывающими над головой облаками, десятки их построенных на скорую руку духанов — целый город, разделенный улочками-проходами. Кому-то, вероятно, такая предпринимательская экспансия не очень по душе, но следует признать, что более вкусной еды я в Крыму не едал! Плов, люля-кебаб, самсы, лагман, шурпа, манты, рыба, цыплята-табака готовятся на открытом огне, как в старину, и не на задах заведений, а у входа, возбуждая своим видом и запахами аппетит неимоверно. У жаровен и булькающих котлов приплясывают босоногие смуглые повара, непрерывно зазывая туристов на ходу рифмованными “слоганами”: “А вот лучший в мире лагман! Не проходи, попробуй сам!” , “Посмотри на этот плов! Съешь тарелку — и здоров!”, “Кто не ел шашлык Ахмеда, тот остался без обеда!” Порции совсем не такие, как в харчевнях внизу: огнедышащий самсы, к примеру, величиной с две ладони — три штуки нипочем не съешь! — а внизу вам предложат фитюльку с кулачок за ту же цену. На прилавках — батареи бутылок домашнего ароматного терпкого вина. В огромных дымящихся чайниках — чай, заваренный на горных крымских травах, — ничто так не утоляет жажду после острой пряной пищи. Посетителей из крымских татар здесь хоть отбавляй, они чувствуют здесь себя вполне в своей тарелке, не то что в Бахчисарае, едят, пьют, веселятся, как дети. Некоторые из них, пожилые, явно растроганы — наконец-то увидели настоящую родину, какой она была в их памяти или в рассказах родителей, поели настоящей татарской пищи, которую едали их отцы. Нам, русским, тоже хорошо: мы здесь не “оккупанты”, не “гяуры”, не “козлы” — мы долгожданные клиенты, без которых зачахнет этот бизнес. Скажи мне хоть какое-то недоброе слово Ахмед, побывавший, судя по специфическим наколкам, в местах не столь отдаленных, я пойду в духан к Саиду, а то и вовсе покину обжорный городок, и мои гривны, столь необходимые хозяевам в “мертвый сезон”, когда плато у Ай-Петри опустеет, достанутся кому-нибудь внизу. А зачем это надо?
Другой способ зарабатывать деньги на плато — конные прогулки. Причем зазывалы стараются отловить вас еще до того, как вы попадете в черту духанов: а то вы наедитесь, напьетесь и потом на лошадь не влезете.
— Конная прогулка к лучшим пещерам Крыма! — подбежал ко мне юноша —русский, кстати. — Там вас ждут проводники-спелеологи со специальным оборудованием.
Но покататься на лошади по плато стоило недешево, к тому же я уже знал, что пещеры находятся не так далеко, и поэтому мы с семьей отправились туда пешком. Впоследствии обнаружилось, что юноша-зазывала, у которого я спросил дорогу в пещеры, указал мне, шельмец, в другую сторону. Тем не менее к первой пещере мы, полюбовавшись с горных вершин на затянутые легкой дымкой Ялту, Массандру и Гурзуф, подошли все равно раньше конной кавалькады — видимо, проводник собирал необходимое количество всадников. Железная дверь в пещеру была на замке и, судя по покрывавшей их ржавчине, уже примерно года три. Тогда же, видимо, исчезли и проводники-спелеологи с их оборудованием. Нам подтвердили это две женщины, проходившие мимо. Кавалькада между тем приближалась. “Любопытно, — подумал я, — как же проводник будет объяснять своим клиентам обман зазывал?”
Проводником оказалась молодая миниатюрная татарка. Она, привстав на стременах и козырьком приложив ладонь ко лбу, всматривалась, как богатырь на картине Васнецова, в закрытую дверь, а потом, разведя руками, сказала: