Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 75



Узнав, что я из Петрозаводска, Рубцов оживился и спросил, не знаю ли я, кто из петрозаводских поэтов написал такие строки, которые он, Рубцов, услышал от него в поезде:

Я ослеп, хотя в порядке зренье,

Я оглох, хотя в порядке слух...

Я ни от кого из коллег таких строк не слышал, да и прочитанные вне контекста стихотворения они меня не впечатлили, и я односложно ответил, что сочинил какой-нибудь графоман.

Что тут произошло с уже подвыпившим Рубцовым, сидящим за столиком рядом со мной! Он как-то резко развернулся в мою сторону и схватил меня за галстук:

- Сам ты графоман. Из-за таких, как ты, чиновников от литературы, настоящим талантам не пробиться...

Почему он принял меня за чиновника от литературы - не знаю. Может, потому, что в отличие от очников я все же для приезда в столицу вырядился чуть праздничнее. Но в те годы и у меня был характер. Я отвел Колину руку и уже прицелился, куда его ударю, если он первым ударит меня. Но, к счастью, в пустяковый конфликт внезапно вмешались Белов с Лысцовым, и он был погашен. А потом, чуть поостыв, выпили за примирение. Попросили меня почитать стихи. К тому времени у меня вышел первый сборник "Полет" (неудачное название) со стихами на заводскую тему. До этого я работал токарем около десяти лет, и, естественно, критика поощряла, что я пишу о рабочем классе. Лишь Соколов, в отзыве на дипломную работу, похвалив, удивился: как так - нет стихов о любви... Какие-то стихи из этого сборника даже были опубликованы в Москве, в том числе и в журнале "Москва", а за стихотворение "Крановщица" я получил аж две премии: одну в журнале "Мастер леса", а вторую - по конкурсу, объявленную Литинститутом в честь XXII съезда. Вот из этих-то стихов я и прочел два или три. Выслушали, ругать не стали. Но все трое пришли к мнению, что мне пора кончать с заводской темой и вспомнить свои деревенские корни. И тут пошел большой разговор о судьбах деревни, о народной культуре, о поэзии подлинной и мнимой. Скажу откровенно, что я вернулся домой с обновленной душой. Деревенская тема мне, оторвавшемуся от деревни в 16 лет, давалась трудно. Но тут, к счастью, стал пробиваться Клюев, который уже десятком стихов о Заонежье перепахал мою душу. И я самым естественным образом повернулся к своим корням и истокам. Думаю, что та хотя и сумбурная встреча сыграла свою роль.

А на той соломе утром пришлось проснуться мне. Все остальные уже ушли на лекции. К обеду, кажется, вернулись и меня повели в соседнюю столовую хлебать крестьянские щи. Вася извлек "маленькую" и сказал: "Все, это последняя. Нужно и делом заниматься".

Теперь несколько общих впечатлений от прочитанного. Прежде всего - это литературный подвиг. Будучи редактором журнала, талантливым поэтом, когда нужно постоянно поддерживать собственную поэтическую форму, Вы смогли поднять такую глыбу материала - поэтического, этическо-нравственного, литературоведческого, и при том все это написать живо, без натуги, увлекательно! Мы с Вами ровесники, и Вы меня поймете, что в определенном возрасте уже не тянет читать беллетристику, а детективы надоели. А такие вот вещи, как "Поэзия. Судьба. Россия", - это живая вода литературы, хотя чувствую, что слово "литература" всю суть не выражает, оно условно до некоторой степени. Сказать "правда" - это банально. Скорее, это сплав самой жизни и литературы с осмыслением истины. Впрочем, определения не важны, если такая книга появилась и ее будут читать, она мало-помалу начнет пробуждать самосознание в душе русского человека.

Я завидую людям, кто с Вами был близок, дружил или был, по крайней мере, действенным сподвижником. Живи я в Москве, наверняка мог бы Вам пригодиться в меру своих сил и способностей. И вызывают досаду те эпизоды литературной борьбы, когда некоторые друзья (в том числе и почитаемый мною Соколов) по тем или иным причинам отходили от Вас, оставляя на холодных сквозняках сионистских аудиторий. Впрочем, одиноки Вы все равно не были. Такие люди, как Кожинов, Кузнецов, Шафаревич, Казинцев и многие, многие другие, были всегда рядом с Вами и занимали своим творчеством и поступками достойную позицию.

С неизменной памятью и уважением

Иван Костин,

г. Петрозаводск

Здравствуйте, Станислав Куняев!



Стараюсь по возможности всегда читать журнал "Наш современник". Ваша книга "Поэзия. Судьба. Россия" тронула сердце и душу.

Но вот совсем недавно в журнале "Знамя" (№ 2) читал роман Вл. Войновича "Монтументальный монолог", вроде так назывался, возможно немного перепутал. Так вот, вопрос к писателям: как можно так отвратительно писать, изображая, как уверяет Войнович, правду. Прочитал 4 главы, на большее не хватило терпения, невозможно "переваривать" такую дребедень, хотя себя не считаю таким уж убежденным коммунистом. Но чтобы так извращать прошлую жизнь, нужно быть порядочным идиотом! И ведь не запретишь - свобода слова, хотя эту свободу слова так затаскали и опошлили, дальше некуда. И что характерно: кто больше ее извращает, тот больше и трубит о ней, например, Киселев с НТВ.

Впрочем, что о них говорить! Вернусь к Вашей книге. Доволен, восхищаюсь, что у нас в России еще есть достойные писатели, которых с удовольствием можно читать.

До свидания.

В. П. Осинин,

г. Мурманск

Здравствуйте, уважаемый Станислав Юрьевич!

Давно слежу за Вашими публикациями в "Нашем современнике" и вот решила написать. Быть может, Вам интересно мнение о журнале и Ваших работах молодой (30 лет) русской провинциалки.

Вы все правильно пишете о том, что раньше люди были нравственнее, работали с энтузиазмом, государство всем предоставляло равные возможности и т. д. Да, было так, что-то я и сама помню, что-то рассказывали родители, знакомые старушки. Но ведь наряду с этим было и другое. Мне ли, живущей в печально знаменитом Вятлаге, этого не знать, да Вы и сами все знаете. Однако, читая Ваш журнал (и письма Ваших читателей), можно представить, что раньше все, за исключением незначительных мелочей, было хорошо, а сегодня - все плохо. Но ведь так не бывает. Конечно, нужно быть гением, чтобы отобразить жизнь во всех ее проявлениях, чтоб любой, почитав, мог сказать: это - правда! Сегодня же правда - у каждого своя.

Я не буду приводить отвлеченные примеры. Давайте я расскажу о нашем поселке Рудничном. Вятлаг Вятлагом, но ведь у нас здесь расположено крупнейшее в стране (а то и в мире) месторождение фосфоритов. На нашем Верхнекамском фосфоритном руднике мы до перестройки производили экологически абсолютно чистые фосфорные удобрения, снабжали ими огромную территорию от Горьковской области до Дальнего Востока, в месяц более 1000 вагонов отправляли крестьянам.

Потом - перестройка, разорение крестьянства и, как следствие этого, - остановка предприятия. Потом - варварская приватизация, и стал наш фосрудник акционерным обществом. Года три стояло производство, акционеры сидели дома, а потом приехали из Москвы богатые дяденьки да и объявили, что купят акции нашего рудника за хорошие деньги.

И побежал народ продавать свое предприятие за бесценок - 20 руб. за акцию. Побежали быстрее всех (с ночи очередь заняли) пенсионеры - бывшие активисты-коммунисты, которые по 30-40 лет здесь отработали, все здоровье потеряли, но успели от родного предприятия получить благоустроенные квартиры, некоторые - ордена и медали, многие - неплохие пенсии. И только молодые, те, кому 30-40 лет, свои акции не продали. Но это не спасло, ведь когда акционировали предприятие, рабочим давали 1 акцию за 2 года работы, поэтому основная часть акций оказалась у пожилых рабочих. Так где же правда? Ведь они всю жизнь отдали фосруднику, но при первой же возможности продали его за гроши!

Теперь хозяева-москвичи распродают остатки ценного оборудования, набивают себе карманы и планируют в ближайшее время закрыть предприятие совсем.