Страница 13 из 58
Еще четыре послушницы пишут в Пюхтицах иконы. Обитель — “вита”, по-латыни “жизнь”. Источник жизни — в распятом Спасителе, — считает сестра Митрофания. Для нее существует только церковное искусство, иконы создаются для воцерковленного человека, а не для зрителя, тот пришел за свой рубль в музей. “Умозрение в красках” — часть церковной культуры.
Искусство — выражение веры, то есть того Откровения, которое несет церковь и которое формировало соответствующее Ему мировоззрение, порождая культуру церковную. “Откровение и теперь осталось тем же, — пишет Л. Успенский. — Той же осталась и наша вера. Продолжает существовать и церковная культура. Но то, что содержит икона, то, что она несет, не зависит от культуры даже церковной. Культуре подвластна лишь художественная сторона образа и его историко-культурный фон” (с. 212. )
Орос VII Вселенского Собора (“орос” — это “заключение”, “итог”; сам же Собор происходил в IX веке) ставит в один и тот же ряд Евангелие, святые останки мучеников и живопись, то есть икону.
“Иконописание есть одобренное законоположение и предание кафолической Церкви, ибо знаем, что Она — Духа Святого, живущего в Ней” (текст ороса). “Изначала вырабатываемый Церковью художественный язык иконы становится достоянием христианских народов вне каких-либо национальных, социальных или культурных границ потому, что единство его достигается не общностью культуры и не административными мерами, а общностью веры и сакраментальной жизни, — пишет Л. Успенский (с. 212). — Во времена VII Собора художественный язык Церкви был тем же самым, что и позже, хотя еще и недостаточно очищенным и целенаправленным. “Стиль” иконы был достоянием всего христианского мира на протяжении 1000 лет его истории, как на Востоке, так и на Западе: другого “стиля” не было. И весь путь его есть лишь раскрытие и уточнение его художественного языка, или же наоборот: его спад и отступление от него. Потому что сам этот “стиль” и чистота его обуславливается Православием, более или менее целостным усвоением Откровения. И язык этот, естественно, подвержен изменениям, но внутри иконного “стиля”, внутри иконописного канона, как мы видим это на протяжении почти двух тысячелетий его истории”. Язык — от Духа Святого.
* * *
Деликатным и сложным вопросом является выяснение достоинств искусства в современной иконе. В частности, Л. Успенский пишет: “Возрождение идет в рамках иконописного канона. Это не эклектика, а подлинное творчество иконы в применении к современности, как, например, иконопись инока Григория (Круга)” (с. 234).
Влиятельный обозреватель пишет о “знаменитом нашем иконописце архимандрите Зиноне, создателе школы современной русской иконописи, получившем за это Государственную премию России” (”Новая газета”, 1997, № 33).
Поэтому обобщим отношение к иконописному образу, как древнему, так и современному. В своем “Послании к иконописцу” преподобный Иосиф Волоцкий пишет великому Дионисию о том, что святых следует изображать яко живых и стоящих с нами. Икона мыслилась как живой, конкретный пример, способный оказать моральное воздействие на воцерковленного человека. Создавались (и создаются) иконы для воплощения богоносного образа, который передает Истину и сущность Откровения. Перед иконописным образом воцерковленный человек молится, а если икона чудотворная, то и прикладывается к ней устами.
С другой стороны, иконы остаются памятниками исторического времени. С третьей стороны, памятниками художественной культуры православных народов и стран. “Феофан Грек, Андрей Рублев, Дионисий встали в один ряд с самыми выдающимися художниками всех времен и народов” (Н. Голейзовский, С. Ямщиков.., с. 116).
Мне кажется, важен принцип полисемантизма, когда восприятие иконы, этого живописного образа, выражает сумму объективных интерпретаций. Икону можно воспринимать неоднозначно. То есть видеть в ней и музейную ценность. Искусствоведы, реставраторы спасали многие сотни икон от уничтожения, разграбления. Даже Зубр — великий генетик Тимофеев-Ресовский — рассказывал мне, как в давние годы вместе с Игорем Грабарем добывал в Карелии для музеев иконы. “Мы их, как бублики, на веревочку навешивали, — вспоминал ученый. Мы тогда жили на одной веранде, в домике на Можайском море. Проходил летний семинар биологов и физиков (Обнинск и Дубна). — Так прозвали наши иконы — “бубликами”. Связками вывозили в Москву, тем самым спасали. Грабарь ведь был больше культурологом, чем живописцем”.
Подвижники создали реставрационные мастерские с очень высоким уровнем профессионализма, изучали живописные стили, реконструировали жизненные судьбы художников-иконописцев, открывали специальные отделы в музеях и даже полные музеи, как, например, в 1960 году создали Myзей бывшего Андроникова монастыря. Наконец, эти же поколения специалистов-подвижников писали книги и выпускали репродукции, каталоги, альбомы. Церковную культуру они, подвижники-миряне, ввели в культуру общенациональную, в культуру общеславянскую.
Церковь ведет спор о возвращении Троице-Сергиевой Лавре изъятой советским государством ризницы прославленного монастыря. Ризница стала основой великолепной коллекции темперной живописи Загорского историко-художественного заповедника. Среди древнерусских икон коллекции две связаны с жизнью преподобного Сергия, иконы были в его келье, это “келейные” образы: Богородицы и святителя Николая чудотворца, обе — памятники второй четверти ХIV века. Если Бог присудит вернуть ризницу Лавре, то все живописные произведения найдут достойного хозяина: Троице-Сергиеву Лавру, центр монашества и нескончаемого паломничества.
А вот старинный Углич — небольшой верхневолжский город. Государственный краеведческий музей. Шесть больших икон деисусного чина, 80-е годы ХV века. Предположительно — Дионисий. Если передать памятники в какой-либо вновь открытый храм, обеднеет городской музей.
Перед иконой можно молиться даже в музее. Третьяковка, зал Владимирской иконы Божией Матери. Сокрыт образ в пуленепробиваемом стеклянном ящике. Видел, как творят молитвы и крест православные люди, они же рядовые зрители галереи. Теперь никто не кидается на них с бранью, помолись — и хорошо...
С.Фомин • Нужны ли иностранные инвестиции Росии? (Наш современник N4 2001)
Вече
Сергей Фомин
НУЖНЫ ЛИ ИНОСТРАННЫЕ ИНВЕСТИЦИИ РОССИИ?
Книга А. П. Паршева “Почему Россия не Америка”, некоторые разделы которой были опубликованы в “Нашем современнике” (№ 3 и 4, 2000 г.), вызывает двойственное чувство. С одной стороны, совершенно правильным является основной вывод книги о необходимости разумной закрытости российской экономики, самоизоляции от процессов глобализации, ведущих к потере национального суверенитета, к политической и экономической зависимости от западных стран. С другой стороны, целый ряд положений, выдвинутых автором, не может не вызвать возражения.
Прежде всего, это общая оценка Паршевым роли иностранных инвестиций. “На самом деле, — пишет Паршев, — нет никаких идеологических причин для отказа от иностранных инвестиций. Китайцы используют их и правильно делают, с их помощью они строят все более современную промышленность, но у нас так не получится, как бы мы этого ни хотели. Из-за наших особых условий нам нельзя ожидать иностранных инвестиций, какие бы законы у нас не принимались” (“НС”, №4, 2000 г., с. 243).
В действительности же причин как идеологического, так и чисто экономического характера для ограничения объема иностранных инвестиций, их строгого государственного регулирования и даже отказа от их использования более чем достаточно, по крайней мере, в тех странах, где имеются собственные источники накопления капитала. Как известно, различают прямые и портфельные иностранные инвестиции. Прямые инвестиции имеют стабильный характер, они вложены в уставный капитал предприятия и дают право контроля над ним, то есть это — вложения в производство, материальные ценности, инфраструктуру. Портфельные же инвестиции, то есть вклады в ценные бумаги, а также вклады иностранных нерезидентов в коммерческих банках той или иной страны, такой стабильности не имеют. Они направлены только на получение дохода и могут быть легко переведены за рубеж. В основном портфельные инвестиции — это спекулятивный капитал, проникновение которого в большом количестве на финансовые рынки той или иной страны (и особенно стран экономически неблагополучных) имеет скорее негативные, чем позитивные последствия. В настоящее время мировая финансовая система приобретает все более спекулятивный характер. Лишь около 10 процентов общего объема мировых финансовых ресурсов идет сейчас на финансирование реального сектора мировой экономики. Остальное — это финансовые ресурсы международных валютных рынков и рынков ценных бумаг, где деньги делают деньги. Иными словами, все это — спекулятивный рынок, за которым не стоит никакого реального материального накопления и на котором погоду делают крупнейшие западные финансовые корпорации-спекулянты. В распоряжении этих корпораций находятся сотни миллиардов долларов, которые они сознательно используют (в качестве портфельных инвестиций) для снижения курсов национальных валют и ценных бумаг, в частности, курсов акций предприятий тех стран, которые быстро развиваются, выходят на мировые рынки и таким образом могут быть нежелательными конкурентами для Запада. В России к игре западных “портфельных” инвесторов на понижение курса акций российских предприятий подключаются и местные коммерческие банки. Реальный производственный сектор экономики России большой пользы от деятельности российских коммерческих банков не видит, поскольку кредитные ресурсы этих банков идут в основном в финансовый сектор, в частности, на спекулятивные операции на межбанковской валютной бирже и на рынок государственных облигаций, где можно быстро получить высокую прибыль.