Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 36



Да, Запад никогда не смог бы натравить на Советский Союз Веймарскую республику. И он сделал ставку на Гитлера.

 

* * *

Размышляя над тем, “как это делалось”, мы постараемся избегать общеизвестных фактов, толкование которых не вызывает сколько-нибудь значительных разночтений. Однако сперва постараемся подвести некоторые предварительные итоги.

1. Планы Запада в отношении Белого движения полностью удались: подталкиваемые на борьбу “против Советов” (Запад нам поможет!), но жестоко обманутые в своих надеждах “князья оболенские”, “поручики голицыны” и “дети ванюшиных” потерпели жестокое поражение. Со старой, так “досадившей” Западу Россией было покончено.

2. В значительной мере удались планы Запада по ослаблению, разобщению и уничтожению русского народа. В результате всемерно поощряемой им гражданской войны было ликвидировано несколько миллионов русских, значительно подорван их генофонд. Даже само понятие “русские” фактически исчезло из советской истории, главная, государствообразующая нация оказалась не в чести у новых правителей.

3. Однако в своих надеждах на самоуничтожение Советской России — в политической, дипломатической и экономической блокаде — Запад потерпел сокрушительное поражение. Из пепелища гражданской войны, словно сказочная птица Феникс, возникло могучее унитарное государство — Союз Советских Социалистических Республик, которое оказалось нисколько не слабее оттого, что после революции от состава бывшей империи откололись несколько получивших суверенитет государств: Ленин просто “отпустил” тех, кто не мог стать союзником, а тем более боевым партнером новой России. Сработало то самое правило — если кто-то с возу, то кому-то легче. У Запада снова головная боль: как одолеть эту новую великую державу? Старые способы — просто пойти на нее войной — никуда не годились, потому что Запад к этому времени уже научился загребать жар чужими руками и ни на какие “вердены” и “марны” был уже неспособен, да и собственные народы не бросились бы с радостью умирать за идеи “мировой избранности”. Остается Гитлер с его прямо-таки ласкающими слух рассуждениями о национальной чистоте и исключительности, только почему-то с другим знаком: оказывается, исключительно чисты лишь они, арийцы, а остальным, прежде всего “свыше избранным”, на земле не должно быть и места. Но это можно поправить: лишь бы натравить этого зверя на Советский Союз, и пусть они уничтожают друг друга!

“Дальше пойдет речь о “мюнхенском сговоре”, “предательстве”, “подготовке Западом гитлеровской агрессии”! — может воскликнуть нетерпеливый читатель. — Все это давно уж известно...” — “Все, да не все”, — может ответить автор словами незабвенного старшины Васкова из фильма “А зори здесь тихие...” Отказавшись и на этот раз от пересказа общеизвестных истин, автор предлагает читателю несколько переместиться с привычной точки зрения “на Мюнхен” и не торопиться осудить его за следующее заявление: все, абсолютно все участники Мюнхенского соглашения искренне стремились к миру! Но... каждый — для себя. При общем стремлении — ублажить всех остальных. Начал “ублажение” Гитлер.



Перед самым Мюнхеном он возглавляет “великое посольство” к дуче. Во главе с пятьюстами своими ближайшими соратниками торжественно въезжает в Рим. Приемы у короля Виктора Эммануила... Радостное общение с Муссолини... Речи, речи о дружбе... Дело сделано: дуче согласен стать участником конференции, снимает наметившиеся было претензии на кусок тирольского пирога... Далее следует ублажение Чемберлена и Деладье: фюрер заявляет, что Судеты — это самое последнее, что требуется для справедливого решения германского национального вопроса и успокоения нации; разве не абсурдно, когда три с половиной миллиона судетских немцев стонут под гнетом чехов, получивших свое искусственно скроенное государство в качестве подарка от доблестных стран Антанты? (В это время, ловко сдирижированная из Берлина, вовсю идет борьба за их присоединение к родине-матери.) Ах, надо еще ублажить Польшу? Пожалуйста — отдадим ей Тешинскую область Чехословакии, и всем хорошо: мы, немцы, еще больше привяжем ее к нашему пакту 1934 года, и вам, Англии и Франции, польза от этого тоже немалая: станет еще больше благодарной за союзничество и еще больше возненавидит Советский Союз. Ах да, чуть не забыли Венгрию — и ее можно успокоить, передав ей Закарпатскую Украину. Кто там еще? Словакия? Мы, немцы, объявим ее “независимым государством”, прирезав, правда, от нее южную часть Венгрии. Как видим, Гитлер всех готов ублажить.

Но... гитлеровские генералы, прежде всего Кейтель, Браухич, Бек (начальник Генштаба!), в тревоге: чехи подтягивают войска к границе, у них сильная армия, а Германия к войне совершенно пока не готова, Франция совсем рядом, да и Советский Союз настроен весьма решительно, ведь у него пакт с Чехословакией, со стороны Украины уже развернуты 30 дивизий, авиация, артиллерия. И тут Гитлер придумывает поистине гениальный ход. Он собирает свой высший генералитет. Вот как описывает эту сцену известный американский военный историк Джон Толанд в своем капитальном труде “Адольф Гитлер”:

“Фюрер начал говорить размеренно и спокойно, но постепенно в его речи стал появляться все больший и больший накал: “Мое непоколебимое решение состоит в том, что Чехословакия должна быть стерта с географической карты. Мы прибегнем к таким методам, которые, возможно, не сразу получат признание от вас, старых боевых офицеров”. Он тут же объяснил, что вопрос с Чехословакией лишь часть далеко идущего стратегического плана захвата “жизненного пространства”. Если Германия вступит при этом в неизбежное столкновение с Востоком, тогда Чехословакия могла бы ей угрожать с тыла. Это следует исключить именно сейчас, в самый подходящий момент, когда ни Англия, ни Франция не намерены воевать, Россия отрезана и не сможет вмешаться, и дуче совершенно согласен с нашими действиями”.

Едва Гитлер закончил свою речь, как к нему бросился только что не веривший в успех этой авантюры Геринг: “От всего сердца поздравляю вас, мой фюрер, с выдающейся идеей!” Дальше все было “делом техники” — в Лондон к лорду Галифаксу, тогдашнему министру иностранных дел, полетел Геринг, был обласкан после доведения до него столь блестящей идеи фюрера и даже... получил через него для Гитлера приглашение от самого короля!

Взаимоублажение закончилось: Гитлер получил все, что хотел, в ответ на обязательство напасть на СССР. И он тут же объявил своим восхищенным генералам: “В ближайшее время мы займемся делами на Востоке. После этого я дам вам три или четыре года, чтобы разобраться со всеми этими , на Западе...”

“Но ведь столько лет все говорят и пишут о “мюнхенском предательстве”! — может воскликнуть читатель. — Разве его не было?” — “Было. Но лишь со стороны... Чехословакии”. Сами же участники конференции, словно деды мазаи, хотели спасти зайцев. Каждый — своих. Или, другими словами, думали-рядили, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Нельзя же в самом деле заподозрить Англию и Францию в том, что они только и мечтали, чтобы уже на следующий год оказаться в войне с Германией? И британский премьер был вполне искренен, когда, вернувшись в Лондон, у трапа самолета размахивал листком бумаги: “Я привез вам мир!” А это, говоря словами Талейрана, было больше, чем преступление — это была ошибка.

Что же касается предательства, то это — особое, замешанное на трусости, состояние души. Склонность к предательству может быть свойственна не только отдельным людям, но и целым социальным группам, даже народам. Хотя Гитлер кричал о том, что Чехословакия угрожает его тылу, что она — “нож в сердце Германии”, он не сомневался, что “эти швейки” воевать не будут, как не хотели воевать за Австро-Венгрию, так не станут воевать и за себя — так уж их воспитали правители: в случае опасности спрятаться, отсидеться, выждать. Но Гитлер, разумеется, был не совсем прав: к о г д а н а д о, чехи были способны на немалую политическую и боевую активность. В 1918-м они подняли против Советской власти мятеж 50-тысячного чехословацкого корпуса, составленного из бывших военнопленных австрийской армии, который эта власть неплохо по тем временам кормила, содержала и даже любезно согласилась отправить на родину аж через всю Сибирь; в благодарность они предали и эту власть, и самого Колчака. 5 мая 1945-го они торопливо выбросили в Праге свой государственный флаг, провозгласив восстание против немцев (так напоминающее т о с а м о е, Варшавское), а потом, видя, что оно захлебывается, обратились по радио со странным воззванием: “Всем! Всем! Всем, кто нас слышит! Спасите Прагу!..” Надо же — советские войска были ближе всех, а обращение таково, что вроде бы предлагало союзникам посоревноваться между собой — кто нас освободит, тому и отдадимся. Первыми пришли им на помощь... власовцы, что вполне объяснимо — чтобы хоть как-то смыть позор предательства. Ну, а для настоящего освобождения советским войскам, действий с которыми, конечно же, никто не координировал, пришлось привычно сокращать сроки подготовки наступления, нести дополнительные неоправданные потери. Повышенную активность проявили они и в 1948-м, и в 1968-м, когда очень захотелось приобщиться к “западным ценностям”, и особенно — когда появилась возможность перебежать в НАТО, первыми туда припустились! (Пишу эти строки и вдруг — батюшки! — слышу заявление Вацлава Гавела: “Чечня не всегда принадлежала России и уже недолго в ней останется”. Надо же: наш пострел и тут поспел — о н и уже и это взялись решать!)