Страница 46 из 63
В чем и подписываемся (22 подписи)”.
Таких “Одобрений” в “деле” Ермакова несколько. Нельзя не отдать должное мужеству этих людей, которые спустя всего четыре года после Вешенского восстания, в обстановке непрекращающегося террора против казачества не побоялись выступить в защиту своего, попавшего в беду, земляка. Но за этим — и огромное уважение и симпатии жителей “села Базковского” к нему (“села” — потому что слова “станица”, “хутор” в ту пору были под запретом).
Приведем еще один крайне выразительный документ:
“Отзыв.
1923 года ноября 10 дня. Мы, нижеподписавшиеся, члены Р. К. С. М. Базковской ячейки Вешенской волости настоящим удостоверяем, что содержащийся в Ростовском исправдоме гражданин села Базковского Ермаков Харлампий Васильевич во все время пребывания его в Базковском селе был вполне лояльным по отношению к Соввласти гражданином Советской республики и не проявлял действий, враждебных распоряжениям Рабоче-Крестьянского Правительства.
Организатором восстания в бывшем В.-Донском округе он не был, а участвовал в Гражданской войне в порядке, которой был обязателен для всех живущих во время восстания; в комсостав попал по избранию, а не по желанию личному. Сын простого казака и сам простой казак, не получивший никакого образования, он жил исключительно лишь своим трудом, подчас не особенно легким, и закоренелым врагом Советской власти он не был. Наоборот, где нужна была его помощь, он охотно шел помогать и помогал нашей организации. Во время Польской войны он доблестно защищал интересы Советской республики и грудью отстаивал интересы трудящихся, что рабоче-крестьянской властью было отмечено зачислением его в комсостав.
Члены Базковской ячейки — (пять подписей)”.
И еще один документ того времени, выражающий отношение казаков к Харлампию Ермакову и недавнему восстанию:
“Протокол общего собрания гр-н села Базки от 17 мая 1923 года:
Мы, нижеподписавшиеся гр-не села Базковского Вешенской волости ввиду ареста гр-на нашего села Ермакова Харлампия Васильевича считаем своим долгом высказать о нем свое мнение. Ермаков все время проживал в нашем селе, также был хлеборобом, но случилась война и он попал на войну, совсем молодым, был ранен и по окончании таковой возвратился домой и занялся своими домашними делами. Случилось восстание и Ермаков как и все вынужден был участвовать в нем и хотя был избран восставшими на командную должность, но все время старался как можно более смягчить ужасы восстания. Очень и очень многие могут засвидетельствовать о том, что остались живы только благодаря Ермакову. Всегда и всюду при поимке шпионов и при взятии пленных десятки рук тянулись растерзать пойманных, но Ермаков сказал, что если вы позволите расстрелять пленных, то постреляю и вас, как собак, на это есть суд, который будет разбираться, а наше дело — только доставить коменданту. Восстание вообще носило характер какого-то стихийного действия. Как лошадь, когда ее взнуздают в первый раз — первое движение ринуться вперед и все порвать, так и в Верхне-Донском округе слишком непривычными показались мероприятия соввласти и народ взбунтовался и только после довольно крутых мер убедился в пользе действий советской власти…”.
В заключении решения общего собрания сказано: “Конечно, советская власть может найти за Ермаковым преступления и судить его по закону, но со своей стороны мы высказываем о нем свое мнение, как о честном, добросовестном хлеборобе и рабочем не боящемся никакого черного труда” — и подписи, десятки корявых подписей малограмотных людей, взывающих к пониманию.
А далее в “деле” — десятки писем и показаний от жителей Вешенской округи в защиту Харлампия Ермакова, воочию подтверждающие, что и в самом деле многие остались жить в ту пору благодаря заступничеству Харлампия Ермакова:
“Я, нижеподписавшийся гр-н села Базки, бывший член партии и бывший красноармеец Кондратьев Василий Васильев, добровольно ушел в Красную армию в 1918 году, а мое семейство оставалось в Базках Вешенской волости. Во время восстания мое семейство хотели извести или побить, но гр-н Ермаков не допустил...”.
“Я, нижеподписавшаяся гр-ка села Базки Панова Анастасия Тихоновна даю настоящее одобрение гражданину того же села Ермакову Х. В., что с 18-го года мой муж находился в Красной Армии.., и во время восстания 1919 года меня стали притеснять белые банды, грабить, арестовывать. Тов. Ермаков стал на защиту и прекратил все это, что дало возможность спасти от разграбления имущества и меня от верной смерти”.
Приведем также выдержки из протоколов допросов:
Лапченков Онисим Никитич:
“Лично я действий Ермакова не видел, но слышал, что он во время белых спас бывшего красноармейца Климова... от нападения белых; кроме того, во время отхода красных войск было нападение на оставшихся сторонников большевизма. Но Ермаков их спас”.
Крамсков Каллистрат Дмитриевич:
“В 1919 году я вместе с Ермаковым был мобилизован и назначен в 32-й казачий полк белой армии. Здесь тов. Ермаков повел агитацию против офицеров и настаивал среди казаков бросить полк и разойтись по домам, чему он сам покинул отряд, т. е. бросил командование взводом и пошел домой, а за ним и мы все казаки, приехавшие из с. Базковского...”.
Большансков Козьма Захарович:
“Во время захвата белыми в плен красноармейцев он, Ермаков, всегда старался выручить таковых от грозившей им опасности и благодаря его личного ходатайства красноармейцы отпускались на свободу”.
Калинин Дмитрий Петрович:
“В 1919 году я ушел добровольно в ряды Красной Армии и возвратился из таковой лишь в 1920 году... Кода я прибыл из армии, то мои дети, т. е. две девочки 7 и 10 лет, остававшиеся в Базках, мне говорили, что во время пребывания белых пользовались от Ермакова покровительством и по его распоряжению им выдавались из интендантства хлеб и другие продукты, из чего я вижу, что Ермаков к советской власти относился с солидарностью”.
Климов Иван Кириллович:
“Ермакова Харлампия Васильевича я до случая, когда я был красным милиционером и попал к белым в плен, не знал. Белогвардейцы вообще к совработникам относились зверски, а ко мне как к милиционеру и тем более, толпа кри[ча]ла “Убить его”, но Ермаков меня спас. Кроме того меня белые опять арестовывали раза 3 — 4 и каждый раз Ермаков являлся защитником, а в результате и спасителем, т. к. не будь Ермакова я безусловно был бы убит белыми”.
В “деле” нет ни одного показания, которое изобличило бы Харлампия Ермакова в жестокостях или издевательствах над семьями красноармейцев или иногородними, в расстреле пленных.
Харлампий Ермаков, тайно помогавший во время восстания детям красноармейцев и спасавший милиционеров, выглядит своего рода казачьим Робин Гудом, пользовавшимся, судя по приведенным письмам, уважением и симпатией в округе. Казакам не могла не импонировать личная храбрость Харлампия Ермакова, то, что он был отличный “рубака”, хороший воин, что подтверждалось не только четырьмя Георгиями и военной карьерой от рядового до офицера и красного командира, но и его боевыми свершениями во время восстания.
К этим страницам биографии Харлампия Ермакова обращалась его молодая жена, Анна Ивановна Ермакова, обратившаяся в суд с просьбой отпустить мужа на поруки : “В виду того, что муж мой служил в Красной Армии при тт. Подтелкове и Кривошлыкове и участвовал в разгроме банд полковника Чернецова и генерала Семилетова, в последствие участвовал на Польском фронте и при разгроме войск Врангеля, получил в свое время революционные награды, шашку, револьвер и часы, а потому полагаю, что как ни велики бы были его преступления, он все же имеет право на снисхождение и к нему должна быть применена 3-х годичная давность указов в ст. 21 УК, ибо он вину свою вполне искупил, тем более, что после этого было несколько амнистий”.