Страница 6 из 19
Именно последняя оценка как нельзя лучше характеризует содержание, которое вкладывает либерально-западническое сознание как за рубежом, так и в сегодняшней России в термины «сталинизм» и «постсталинизм». Это добавление весьма красноречиво — э тим термином уже очевидно обозначено вовсе не зловешее время репрессий, как раз родняшее Ленина и Сталина, а некая историко-философская аксиоматика интерпретации мировой истории, в которой российское великодержавие перестает быть бранным словом. Это вполне соответствовало духу позднесоветской космополитической интеллигенции, которая ненавидела Сталина не столько за репрессии, где он не был первым, как за его «великодержавный шовинизм», хотя в этом не признавалась.
Но в свое время все эти изменения были немедленно замечены русской эмиграцией и даже побудили некоторых сделать, увы, преждевременный вывод об уничтожении марксизма и отставке коммунизма. Так Г. Федотов — социолог и философ либерального направления, откликавшийся в эмигрантских изданиях на все нюансы советской жизни 30-х годов, — даже счел идеологические изменения долгожданной и подлинной «контрреволюцией», справедливо полагая, что ленинско-троцкистские идеологи должны быть чрезвычайно разочарованы.
Он отмечал возвращение людям национальной истории вместо вульгарного социологизма ортодоксального марксистского обществоведения и полагал, не без оснований, что несколько страниц ранее запрещенных Пушкина и Толстого, прочитанные новыми советскими поколениями, возымеют больше влияния на умы, чем тонны пропаганды коммунистических газет. Любопытно, что Г. Федотов с удовлетворением комментировал в парижской «Новой России» (№ 1, 1936) «громкую всероссийскую пошечину», которую получил Н. Бухарин, редактор «Известий» за «оскорбление России».
Бухарин — один из пламенных ультралевых большевиков по мировоззрению и активности в погромах традиций русской жизни и литературы. Ведущий американский советолог Стивен Коэн с очевидной тоской называет именно его «последним русским большевиком», «последним русским интернационалистом» — «альтернативой сталинщине». В статье, посвященной памяти Ленина 21 января 1936 гола Бухарин назвал русский народ «нацией Обломовых», «российским растяпой», говорил о его «азиатчине и азиатской лени». Неожиданно, за свои совершенно ортодоксальные марксистские сентенции Бухарин получил резкую отповедь. Газета «Правда» назвала его концепцию «гнилой и антиленинской», а сама воздала должное русскому народу не только за его «революционную энергию», но и за гениальные создания его художественного творчества и даже за грандиозность его государства.
Г. Федотов писал, что русскому исследователю, должно быть «совершенно неинтересно, смог или не смог оправдаться Бухарин перед судом ленинского трибунала», созданию которого сам Бухарин так способствовал. Действительно, в этом он, подобно Троцкому, совсем не раскаивался, о чем говорит его предсмертное письмо к Сталину из камеры. В нем он пишет об «искренней любви к партии и всему делу», с пониманием относится к периоду репрессий и даже готов поработать на это замечательное дело «с большим размахом и с энтузиазмом» в Америке, «перетянуть большие слои колеблющейся интеллигенции», вести «смертельную борьбу с Троцким». Бухарин даже предлагает послать для слежки за ним квалифицированного чекиста, а «в качестве дополнительной гарантии на полгода задержать здесь жену», «пока я на деле не докажу, как я бью морду Троцкому и К».[9]
Интересна та сторона расправы над Бухариным, в которой именем одного демона революции — Ленина другой демон революции — Сталин «сводил счеты с самим Лениным». По мнению русской эмиграции, вполне обоснованному, бухаринская «гнилая концепция» была как раз чисто ленинской, но также имела за собой почтенную историческую давность, восходя к Салтыкову-Щедрину, Белинскому и Чаадаеву, то есть всем поколениям «ненавидящей и презирающей» просвещенной интеллигенции.[10]
После мая 1945 года СССР восстановил территорию исторической России и вновь стал великой державой. Но что бы ни писали о русском империализме и отечественные, и зарубежные авторы, общим итогом последних десяти веков остается неоспоримый факт — с XI до XXI столетия именно Запад с острием из восточноевропейских католиков постоянно продвигался на Восток, а рубежи колыбели русской государственности едва удерживались, да и то с переменным успехом. «В результате татарского ига Русь потерпела убытки, в конце концов, не столько от татар, сколько от западных соседей, не преминувших воспользоваться ослаблением Руси, для того, чтобы отрезать от нее и присоединить к западно- христианскому миру западные русские земли в Белоруссии и на Украине. Только в 1945 году России удалось возвратить себе те огромные территории, которые западные державы отобрали у нее в XIII–XIV веках».[11]
Ялта и Потсдам уравновесили всего лишь давление Запада, сделав на пятьдесят лет сферой влияния СССР всю территорию Восточной Европы и, как отмечал А. Тойнби: «Запад впервые за тысячу лет ощутил на себе давление России, которое она испытывала все века от Запада».[12]
И в этот период не только Венгрия — союзник Гитлера, но и Польша, Чехословакия, спасенные русскими от истребления фашизмом или от утотованной им участи слуг для хозяев предполагаемого рейха, оказались куда менее надежными членами советского блока, чем даже побежденные и разделенные немцы. ЦРУ в своих оценках потенциальной лояльности СССР в годы холодной войны, ставило на антирусские настроения, в основном, в Польше и Венгрии, несколько меньше — в Чехии.[13] Если немцев Горбачев буквально вытолкал к их западным собратьям, то поляки, венгры и чехи не желали мириться со своим положением сателлитов СССР, и бунтовали против европейского порядка, санкционированного не только Сталиным, но и Ф. Рузвельтом и У. Черчиллем, забыв о Судетах и линии Одер-Нейссе, — даре Советского Союза, оплаченном кровью русской армии.
Эти страны, включая славянские Чехию и Польшу недвусмысленно одобрили бомбардировки НАТО сербских позиций в Крайне и Боснии, и безоговорочно вступили в Североатлантический альянс в тот самый момент, когда НАТО в нарушение всех правовых норм готовила удары против Югославии, против сербов, которые никогда в истории не выступали против них, против Белграда, который в свое время осудил ввод советских войск в Чехословакию.
Но более угодные либералу Гавелу демократы — судетские немцы — уже начали сравнивать себя с косоварами. Повторение из века в век геополитической закономерности антироссийской политики восточноевропейских католиков, независимой Польши, побуждает относиться к этому серьезно.
Заметим, что все русофобские штампы о России как о тюрьме народов, заимствованы у Маркса и Энгельса. Наибольшему поношению в советском периоде подвергаются спасительные для нации отступления от ортодоксального марксизма и восстановление критического минимума традиционных понятий о государстве.
Пора напомнить, что все территории России — и Крым, и устье Дуная, и Закавказье, и Прибалтика — были собраны до революции. Потемкин стал Таврическим, Суворов — Рымникским, Румянцев — Задунайским — не при Сталине, а при Екатерине Великой.
До революции территорию России никто не оспаривал. Она считалась абсолютно бесспорной и легитимной, выросшей в полном соответствии с юридическими нормами своих эпох. Именно революция сделала эту территорию оспариваемой, и можно с уверенностью утверждать, что не будь ленинского Брестского мира, не было бы сегодня НАТО в Прибалтике.
Итак, именно советское великодержавие и восстановление территории исторической России нужно обесценить и окрасить в черные тона. Но как?
Увязав с репрессиями.
Заметим, не только в первое десятилетие после революции, но и в пресловутый сталинский 1937, СССР не был великой державой, он едва справлялся с давлением окружающего мира. Следовательно, советское великодержавие оплачено вообще не революционно-коммунистическим проектом как таковым, не репрессиями как ленинского, так и сталинского периода, хотя нельзя их отрицать — они осуждены нами самими сполна.
9
Письмо от ЮЛИ. 1937 г. Архив Президента Российской Федерации. «Источник», Родина. 1993. N 2. стр 32–34.
10
Лиг. по Г.Фелотов. Полное собрание статей. В четырех томах. III, Тяжба о России (Статьи 1933–1936 г.) Париж. YMCA-Press. I982.
11
Тойби А.Дж. Византийское наследие России. Цивилизация переделом истории, М., 1996, С.157.
12
Toynbee A.J. The World and the West: Russia. The Listener. 1952, 20 November.
13
CIA Cold War Records. Selected Estimates on the Soviet Union. 1950–1959. History Staff. Center for the Study oflntelligence. Central Intelligence Agency. Wash., D.C.. 1993. P. 139, 228.