Мемуарр

М а й я (перехватывая и быстро продолжая). Много ли молодежи нужно! Очень уютная кладовая. Двухконфорочная электроплитка, варили пельмени из коробок.

С в е т л а н а. Водяра – если дотерпевали.

М а й я (как бы не слыша). Сибирские. После такого марш-броска вкуснее любого ресторана. Чай. Кипящий. Сахару не жалели. Крепкий – деготь. Плавленый сырок “Дружба”. Консервы “Завтрак туриста”. Тушенка – пальчики оближешь. Прослоенная жемчужным жиром. Такие банки с туристами у костра.

Я р о с л а в. Я застал. Там еще собака нюхала.

С в е т л а н а. То, что вывалил турист.

М а й я (не обращая внимания). Музыка какая-то. Не помню, появились уже кассетники или опять гитара. Август, были, по-моему, кассетники, а?

А в г у с т. Чего-то было.

М а й я. Расходились в темноте.

Т и г р а н. Расходились, бабуля, в смысле раскрепощались или по домам?

А в г у с т. Кто как. Но жена Августа вне подозрений. Никакого такого раскрепощения за бабулей не водилось. Грешки в виде кокетства и легкомысленного флирта с Валерой, Виталиком и Виктуаром. Поцелуи, там, и полутоварищеские объятия, возможно, и имели место. Зато сегодня она у меня глава церковной двадцатки. Благоверная моя опять в первых рядах. В вампах никогда замечена не была. Была секретарь, но это не политическая карьера, а душевная активность. Такой у малышки моей и киски общественный и всяческий темперамент. Вот что могу и хочу я сказать к сорокалетию нашего брачного союза. Это мой официальный торжественный тост, и все, кто хочет и может, пусть за нее выпьют.

Выпивают. Некоторое замешательство.

С в е т л а н а. И что дальше?

М а й я. Вот именно, Август, что дальше?

Я р о с л а в. Пап, по дощечке, по стеклышку строили. Вы с матерью. А мы со Светкой? Песок не таскали, гвозди не распрямляли? А ребята? Где какой гриб у какой канавы вылезет, не знаем? Лет по пятнадцать каждый оттянул. Дата не дата, а история семьи. Чем тебе сорокалетие не годится, чтобы историю семьи семьей не отметить?

К о р н е й. Уже вроде как бы собравшись.

М а й я. Всё, не обсуждаем. Праздничный ужин и остаетесь ночевать.

Т и г р а н. Все, дед, нет базара. Торжественная часть – и вповалку.

С в е т л а н а. Мы с братцем в магазин, потом всей гопой корпоративно по местам боевой славы. Бидон черники, венки из васильков.

Н и о б е я. Комары!

К о р н е й. Я почешу.

Шумно уходят. Август и Майя вдвоем.

М а й я. Что это на тебя сегодня наехало?

А в г у с т. Сам понять не могу. Не то съел вчера. Не то скумбрию в собственном соку, что ли, – перестояла, металлом отдавала. Не то замысел жизни не удался.

М а й я. Сегодня открылось. Сорок лет был доволен, на жизнь не жаловался.

А в г у с т. Не жизнь, а замысел жизни. Жизнь – потрясающая. Претензий не имею. Не имел никогда. Потрясающая вещь. Какие к потрясающей вещи претензии? К дареной! К гениальной!

М а й я. Неоплатный долг!

А в г у с т. Неоценимый дар!

М а й я. Неоценимый толк!

А в г у с т. Неоплатный жар!

М а й я. А в чем замысел? Сам говорил, она свой замысел и есть.

А в г у с т. Мой, мой замысел, собственный.

М а й я. Первый раз слышу. Сорок плюс четыре-пять прожили, ни разу не поделился.

А в г у с т. Чем делиться? Замысел идиотский. Примитивный. Детский. Чтобы мне жить дали. Чтобы жизнь, ну эта, на Земле, вся – мне мою, Августа Макарыча, жизнь прожить дала. Не мешала. Не помешала.

М а й я. Кто тебе мешает?

А в г у с т. Мешают.

М а й я. Мы? Близкие твои – враги твои? Кто конкретно? Я?

А в г у с т. Категорический императив принуждения.

М а й я. Хотел бы, чтобы чего не мешали?

А в г у с т. Чтобы сорокалетие не устраивали. Чтобы не было никакого сорокалетия вообще. Мы бы с тобой поженились, а сорокалетия не было. Чтобы мне жить в своем домке на территории садово-огородного товарищества “Подсобный” и не думать, что хорошо бы Светка мужа не прогнала. И жена от Ярослава чтобы не уходила. И у Тиграна и Ниобеи имена нормальные были. А Корней со своим чухонским пусть бы и ходил, только не дышал бы клеем, не глотал, не пил, не зашивался. И Валера с Виталием дружили бы со мной, как я с ними, а не носили бы бляхи “Указом Российской Федерации заслуженный друг Августа”.

М а й я. До сих пор меня ревнуешь. Не имея на то ни фактических, ни – с твоей природной распущенностью и непристойными приставаниями хотя бы к той же ко мне – моральных оснований.

А в г у с т. Дура ты, любезная моя барышня и белочка Майя Модестовна. Я к тебе с душой, ты ко мне с лапшой. “Ревнуешь”. Да хоть бы и Валера, и Виталик, и неотразимый Виктуар вымпелоносный. Бывает.

И если было, то это моя такая жизнь. “Было” в ее замысел входит. Как и “не было” – если бы не было – тоже входит. Мой замысел – не исключительности же. Не угождения же мне со стороны жизни. Если без этого всего неприятного не обойтись, пусть такая. Вот ее, такую, какая есть, не мешайте жить.

М а й я. Я тебе про Виктуара сто раз рассказывала. Ну не помню, было у нас что-то или не было. Вроде было, должно было быть. Так и говорили, и ты сам говорил: у Виктуара со всем потоком было. А вспомнить нечего. Где, когда, при каких обстоятельствах – ни-че-го. Может, пьяные? Никогда не была я такая пьяная. Двусмысленно себя вел? Только то двусмысленно, что хорошо вел. Это да, это вел. Слова хорошие. Когда надо, и нежные. Поддержка. Но не то двусмысленно, что чего-то было, и слова из-за этого, и поддержка. Я же рассказывала: я на восьмое марта один раз спросила, после коньяка – Виктуар, ты как думаешь, было у нас с тобой или, думаешь, как? Он говорит: Майка, бабы, все как одна, гормональные. Знаю, о чем говорю. Ударенные из-за угла пыльными гормонами. Но что и ты, никогда бы не поверил.

А в г у с т. Не, не объясню я тебе. Замысел жизни, похоже, и правда не удался, но почему я из-за этого сегодня разнервничался? Вполне можно жить и с неудавшимся. Какая связь с сомнительными валентностями юных тяготений? С чего вдруг полез в публичную демонстрацию праздничных демонстраций? Наверно, все-таки съел не то. Или скумбрию в собственном соку с добавлением масла. Или сырков “Дружба” перебрал, еще тогда. Сорок плюс четыре-пять лет назад.

Стук в дверь, вваливаются Валерий, Виталий, Виктуар.

Виктуар выделяется элегантностью и уверенностью в себе, при нем трость, на которую, впрочем, он не опирается, а держит на плече.

В а л е р и й, В и т а л и й, В и к т у а р (говорят вперемежку). В гости не навязываемся, в застолье не напрашиваемся, а преподнести подарок не запретите.

М а й я (ликуя). Триумвира-ат! (Поет и танцует по очереди с каждым.) Три танкиста выпили по триста, а потом добавили еще. Вот! Я уже чуть не плакала. Не кругло ему сорок. А на самом деле чего-то, видите ли, задумал секретно жизни внушить, и не отскочило. Дети – вон! Триумвират – вон! Чтоб ты знал. (Вместе с прибывшими выкрикивает на бравурный мотив речевку.) Триумвират не умират! Триумвират не умират!

В и к т у а р (который участвует в происходящем несколько отчужденно). Саботаж, брат! Я вывожу машину, тащим прицеп, грузим подарок, а тебе не кругло. Дорогой договорились: упрашивать не будем, сбросим у дверей – и назад.

М а й я. Да сменил уже гнев на милость. Спасибо потомству, поднажало.

Возвращаются дети и внуки. Радостная встреча: градус горячности зависит

от индивидуальных отношений каждого с каждым. Это будет проясняться по мере

развития действия.

В а л е р и й. Доживем ли мы все до вашей золотой – тайна, непроглядный мрак. Но ручаюсь, что ближе и что нежнее, чем сейчас, друг к другу уже не станем.